Таким образом, повешенный лук, являвшийся центром сцены шитья и всего верхнего пояса изображений пекторали, по-видимому, символизирует обращенность персонажей сцены к женскому божеству, в образе которого сливались и перекрещивались (имеющие, возможно, общие индоевропейские или даже общечеловеческие истоки) представления о божестве евразийских кочевников (типа Геродотовой Аргимпасы), о восточной Иштар-Астарте-Атаргатис, о греческой Афродите Урании и, возможно, Артемиде. Отсутствие в центральной сцене изображения самой богини (недопустимого здесь, как было показано выше, по канону сложившегося стиля «этнографического реализма») заставляет искать признаки божества или его символов в остальных изображениях пекторали.
Поскольку центральная сцена предположительно связывается нами с культом скифской богини, которая в представлении скифов и греков ассоциировалась с сирийской Астартой-Атаргатис и с греческой Афродитой Уранией, обратимся к хорошо изученной системе символов и атрибутов, свойственных этим божествам. Астарта-Атаргатис, как богиня хтонической природы, теснейшим образом связана с миром животного и растительного плодородия, но, являясь одновременно небесной богиней, не менее тесно связана с культом луны (изображается стоящей на полумесяце или несущей полумесяц на голове) и планеты Венеры (изображаемой в виде звезды или розетки рядом с богиней). В связи с этим отметим прежде всего, что форма пекторали представляет собой хорошо выраженный полумесяц, так что, вероятно, сама вещь как целое является изображением одной из ипостасей божества.
Трехчастность пекторали, в сопоставлении с трехчастностью чертомлыкской амфоры, может осмысляться как отражение сакрализованного представления о трехчастности мира, связанного с идеей мирового дерева, и может быть соотнесена с любым божеством, но, скорее всего, с божеством женским, по индийским параллелям теснее всего связанным с образом дерева и имеющим, как Астарта-Атаргатис, небесную, хтоническую и земную природу. В этой связи «орнаментация» центрального пояса, представляющая собой развертку на месяцевидной поверхности того же растительного мотива, что и на чертомлыкских амфоре и блюде, может рассматриваться как конкретное изображение мирового древа, которое и при отсутствии каких-либо дополнительных символов, скорее всего, ассоциируется с образом женского божества[86]. Однако в данном случае в центре «древа», строго по центральной оси (максимальная сакральная «нагруженность» которой подтверждается и аналогиями из Чертомлыка, Большой Цимбалки и Новочеркасска, а также индийскими мифологическими параллелями), имеются два изображения, вероятно символического характера. Первое из них — это отчетливо выделяющаяся крупная десятилепестковая розетка, являющаяся одним из символов передневосточных и архаических греческих богинь и символизирующая либо «небесность» вообще, либо планету Венеру. Второе — одна из птиц (вид диких голубей), изображенных среди побегов «древа» и являющихся обычным мотивом в структуре образа мирового древа; однако привлекшая наше внимание птица находится на центральной оси и помещена у основания такого же акантового трилистника, из которого вырастает женская полуфигура на чертомлыкском блюде и над которым изображена голова мифического коня (чертомлыкская амфора). Учитывая то, что голубь являлся птицей, посвященной и Астарте и Афродите, мы склонны видеть в этом изображении еще одно указание на символическое присутствие здесь божества, представленного в целом своими небесно-растительно-животно-вещными символами (полумесяц, розетка, древо, голубь, баранья шкура, игла, лук), размещенными на центральной оси пекторали.
Сцены терзания орлиноголовыми грифонами лошадей, занимающие центральное положение в третьем, нижнем поясе изображений, также вполне могут быть соотнесены с уже прослеженным в Северном Причерноморье мотивом борьбы великой богини или ее спутниц (пеших или конных амазонок) с орлиноголовыми грифонами. Замена обычного в греко-скифском искусстве этой поры изображения терзаемого оленя (или лани) изображением терзаемой лошади может быть объяснена проиллюстрированной выше особо тесной связью образов женского божества и коня в греко-скифском (Чертомлык, Большая Цимбалка, Мерджаны) и скифо-сибирском (Пазырык, бляхи из Сибирской коллекции) искусстве и мифологии. Окаймляющие нижний пояс изображения собак, преследующих зайцев, также не противоречат предлагаемой трактовке пекторали. Особая связь этого изображения с культом северопричерноморского женского божества подтверждается наличием аналогичного изображения на пекторали «жрицы» из Большой Близницы.
Заключая анализ пекторали, напомним, что единственная подобная ей по форме вещь северопричерноморского происхождения была найдена в женском погребении, убедительно интерпретируемом как жреческое и связанном с культом богини плодородия. Пектораль из Большой Близницы представляет собой как бы «конспект» несравненно более роскошной пекторали из Толстой могилы. Те изображения, которые на исследуемой пекторали развернуты в трех поясах, на пекторали из Большой Близницы в обедненном виде представлены на одном поясе изображений. Здесь присутствуют и домашние копытные верхнего пояса (правда, только овцы и козы), и растительные мотивы среднего пояса (побеги и цветы), и «сцены терзания» нижнего пояса, представленные охотой собаки на зайца.
Резюмируем результаты проведенного анализа.
1. Сакральное назначение пекторали и сакральное содержание системы изображений на ней представляются весьма вероятными, исходя из всего очерченного круга аналогий и сопоставлений.
2. Центральная сцена, содержащая мотивы занятия женской работой, висящего лука и обнаженности, расшифровывается как сцена обращения (или приобщения) к великому женскому божеству круга Аргимпасы — Астарты-Атаргатис — Афродиты Урании.
3. Все прочие элементы во всех трех поясах или подтверждают предположение о том, что вся вещь в целом была посвящена культу этой богини, или, во всяком случае, не противоречат этому предположению.
Обратимся теперь к обстоятельствам находки пекторали (и сопровождавших ее вещей) и постараемся выяснить, подтверждают ли они сформулированные выше положения. Напомним, что характерной чертой культа аскалонской Атаргатис и ее ближайших передневосточных и в меньшей степени греческих аналогов была обязательная «парность», сопоставленность с каким-либо божеством подчеркнуто мужского характера (Атаргатис — Баал, карфагенская Астарта — Мелькарт, в меньшей степени — Афродита — Арес). В проанализированном нами комплексе центрального погребения Чертомлыка одна из скифских богинь также была, по всей вероятности, объединена в культовую пару с мужским божеством — Фагимасадом.
В этой связи представляется знаменательным, что пектораль была найдена вместе с мечом, рукоятка и ножны которого были обложены золотыми пластинами, покрытыми изображениями, и что оба эти предмета и ряд прекрасно сохранившихся сопутствующих им вещей были найдены не в погребальной камере, а в ведущем к ней дромосе (рис. 42). Находки в дромосе, связанные с погребальным обрядом, по функциональному и территориальному признакам отчетливо делятся на три группы (Мозолевский 1972: рис. 5).
1. Около входа в погребальную камеру узкой полосой от северной стенки дромоса до южной лежали: а) железные пластины от чешуйчатого боевого пояса, наконечники стрел (видимо, остатки колчана с луком и стрелами), железный нож, железный меч в ножнах, детали нагайки, т. е. мужской боевой пояс и набор предметов, обычно висевших на нем; б) дальше, у южной стены дромоса, в пределах этой же «полосы» находок, лежали рядом наконечники стрел (остатки второго колчана с луком), железный нож, т. е. «женский» набор оружия (нож — колчан), и исследуемая пектораль, также увязываемая с культом женского божества. Центральное место в этой полосе находок, вытянутой с севера на юг перед входом в камеру, занимал железный меч.
2. В середине дромоса и дальше от входа в камеру находились три сосуда: маленький бронзовый котел, видимо служивший светильником, уникальная трехручная греческая амфора с железным стержнем (черпаком?) и бронзовый лутерий, перевернутый вверх дном.
3. Далее всего от камеры, у самого входа в дромос, был обнаружен скелет человека, рядом с которым не было найдено никаких вещей. Судя по чертежу, скелет сохранился не целиком, определенно представлены лишь кости торса и ног. Поскольку в этой части погребального сооружения грабители не побывали, отсутствие многих частей скелета представляется достойным внимания.
По свидетельству Геродота, скифскому богу войны (аналогичному греческому Аресу), почитавшемуся в виде старинного железного меча, приносили в жертву не только скот (как и другим богам), но и людей. «На каждом таком кургане водружен старинный железный меч, и он служит кумиром Ареса <…> из числа пленных врагов приносят ему в жертву каждого сотого мужчину, но не тем же способом, как скот, а иным: совершив возлияние над головами жертв вином, они режут их над сосудом, затем несут кровь на вершину кучи хвороста и обливают ею меч; наверх они относят кровь, а внизу, у святилища, совершают следующее: отрубив у всех убитых людей правые плечи с руками, бросают их в воздух, затем, совершив другие жертвоприношения, удаляются; каждая рука остается там, где упадет, а туловище лежит отдельно» (Hdt. IV, 62).
Думается, что сопоставление размещения вещей в дромосе Толстой могилы с приведенным свидетельством Геродота позволяет с высокой степенью вероятности реконструировать церемонию, происходившую в подземелье. Полагаем, что после совершения обряда положения умершего в погребальной камере родственники и жрец отступили в дромос и, возможно, каким-то образом закрыли вход в камеру. Затем перед входом в помещение, где лежал умерший, положили (а вероятнее, повесили) два набора предметов: мужской боевой пояс с ножом, колчаном, мечом и нагайкой и «женский» набор предметов — второй колчан, нож и золотую пектораль. Композиционно центральное положение среди этих вещей занимал меч, а второй колчан был повешен, видимо, прямо над пекторалью.