уют Ореховец и берут его приступом. В 1350 г. в Юрьеве вновь заключается мир, а поход Магнуса становится основой для создания в Новгороде фиктивного «Рукописания Магнуша», в котором король якобы кается за нападение на Русь и нарушение крестного целования и завещает своим потомкам: «Не наступаитеся на Русь на крестном целовании».
С конца XIV в. основным содержанием русской истории становится возвышение Москвы, собирание русских земель вокруг нее, поэтапная утрата Новгородом своей самостоятельности и успешное распространение владений Московской Руси на восток, в пределы древней Азиатской Скифии. При попытках закрепиться на Балтике акцент делается не на невскую, а на куда менее перспективную для России нарвскую торговлю, и предпринимаются малоуспешные попытки овладеть течением реки Наровы (для чего строится Ивангород). Затем в начале XVII в. наступает Смутное время, когда все приневские земли на 90 лет отходят во вла-дения Швеции, и на территории древней Ландскроны, в пределах будущего Петербурга, возникает крепость и город Ниеншанц (Nyenskans), который становится административным и экономическим центром шведской Ингрии. Развивается финско-шведская колонизация приневских земель. Ореховец переименовывается в Нотеборг. А после Смутного времени, при первых Романовых, Россия устремляется в свой таинственный «поход на Восток», осваивая за короткий срок земли всей Скифии вплоть до Тихого океана. И лишь когда освоение земель в восточном направлении достигает своих географических пределов – океана и Амура, Россия, заключив в 1689 г. Нерчинский договор с Китаем, волей судеб в этом же году избирает своим единоличным правителем Петра I, что и выражает назревшую потребность вновь вернуться в Европу.
Первые попытки Петра выйти на морские просторы носят полуинстинктивный характер – Азовские походы в направлении Боспора (первого «пра-Петербурга») и поход под Нарву. И лишь после плодотворного шока, пережитого после поражения под Нарвой от Карла XII, Петр осознает необходимость заново проложить древнейший и важнейший для России путь в Европу по Ладожскому озеру и Неве. В 1702 г. войска и флот Петра концентрируются в первой столице Руси – Ладоге и ее окрестностях, откуда и предпринимается поход на Нотеборг, взятый штурмом. Вслед за этим капитулирует Ниеншанц, и в 1703 г. Петр закладывает крепость и основывает Санкт-Петербург, одновременно становясь кавалером ордена Святого Андрея Первозванного, апостола, который, по русской легенде, прошел через Киев, Новгород и Неву в Рим. В 1704 г. Петр упраздняет Ладогу как город (видимо, не ведая, что это первая столица Руси) и переносит город ближе к озеру (Новая Ладога), после чего древняя Ладога принимает имя Старой Ладоги. В этом же году Петр в письме Меншикову впервые называет Петербург столицей: упразднение первой «приморской» столицы Руси совпадает по времени с возникновением новой.
Итак, столица России после длительного странствования вновь вернулась к исходной точке, а Россия снова вошла в систему объединяющей земной шар европейской цивилизации. Вернулась, приведя с собой в Европу целую гигантскую «Скифию». С этого момента Россия со столицей в Санкт-Петербурге играет в системе европейской и мировой цивилизации особую, труднопостижимую, нуждающуюся в новом осмыслении, великую и отчасти трагическую роль.
Вся предыстория Санкт-Петербурга, этого детища древней истории России и важнейшего центра ее новой истории, обнаруживает огромную роль скандинавских народов и государств, особенно Швеции, в процессах вовлечения и сохранения Скифии, Руси, России в системе европейской цивилизации. Россия же, победив Швецию в Северной войне, избавила ее от обременительной и непосильной роли циркумбалтийской империи, обеспечив этим ее последующее процветание. Имея в виду все вышеизложенное, было бы вполне естественным включить в программу празднования 300-летия Санкт-Петербурга в 2003 г. и 1250-летний юбилей его исторического предшественника Ладоги/Альдейгьюборга, изыскав средства для исследования и восстановления его разрушающихся исторических памятников (сопок, курганов, церквей). Представляется, что спасение и сохранение этого уникального историко-культурного и религиозного комплекса важно не только для России, но и для всех стран Скандинавского Средиземноморья, в первую же очередь – для Швеции.
Сага о Хальвдане сыне Эйстейна как источник по истории и географии Северной Руси и сопредельных областей в IX–XI вв. [22]
Рассматриваемая сага (Hálfdanar saga Eysteinssonar – исландский текст: ASB. 1917. Ht. 15; русский пересказ и отдельные фрагменты саги в русском переводе см.: Тиандер 1906: 284–287; Глазырина 1984: 200–208) принадлежит к числу так называемых саг о древних временах (т. е. саг о событиях до заселения Исландии в конце IX в.), многие из которых наполнены вымышленными событиями и лишены исторической основы. Однако, по авторитетному мнению М. И. Стеблин-Каменского, «более ранние из этих саг явно основаны на древней (и часто – несохранившейся) эпической поэзии», а «во всякой эпической поэзии всегда наличествует <…> та или иная историческая основа, т. е. историческая правда» (Стеблин-Каменский 1978: 19). Это высказывание в полной мере может быть отнесено к «Саге о Хальвдане», которую ряд исследователей отчетливо выделяет как наиболее достоверную из числа тех «саг о древних временах», где повествуется о событиях, происходивших «на востоке», – в Гардарики или в Руссии (Тиандер 1906: 283–284; Рыдзевская 1945: 64).
Центром, вокруг которого развиваются описанные в саге действия, является Альдейгьюборг, чье тождество с Ладогой (ныне Старой Ладогой) не вызывает сомнения (Глазырина, Джаксон 1987: 17, 42–43). Наряду с этим, «Сага о Хальвдане» – это единственный источник, в котором говорится о прямом пути между Альдейгьюборгом и Бьярмаландом (Рыдзевская 1945: 64; Джаксон 1988). Местоположение Бьярмаланда на побережье Белого моря также не вызывает сомнений (Джаксон, Глазырина 1986). Путь между Поволховьем и Беломорьем географически и экономически естествен, документально засвидетельствован с XIII в. и позднее, а сведения о нем в саге уникальны и явно отражают историко-географическую реальность, датируемую временем не позднее конца эпохи викингов (середина XI в.) и не возводимую ни к какой из известных нам письменных традиций.
Таким образом, приступая к географо-исторической «расшифровке» саги, мы имеем две бесспорные географические опоры. Заметим, однако, что также уникальным и не возводимым ни к какой известной традиции является и ряд топонимов саги – Алаборг (Álaborg)[23], Кракунес (Krákunes), Кирьялаботнар (Kirjálabotnar), Хлюнскогар (Hlynskо́gar), Клюфанданес (Klyfandanes), – сюжетно и географически тесно связанных с Альдейгьюборгом и Бьярмаландом. В ряду этих топонимов особое место занимает Алаборг, который еще теснее, чем Бьярмаланд (и географически, и событийно, и политически), связан с Альдейгьюборгом. С определения местоположения Алаборга мы и начинаем наше исследование.
I. Алаборг, Кракунес
Решающую роль в определении местоположения Алаборга играет указанное в саге четырежды его географическое положение относительно Альдейгьюборга. Надо, однако, учитывать, что определение направлений по сторонам света имеет в древнескандинавской традиции свои особенности. Так, направления «на север» и «на восток» иногда обозначают реальные направления «на северо-восток» и «на юго-восток» (например, в рассказе Оттара о его плавании в Бьярмию) (См. также: Stefán Einarsson 1953; Sköld 1966). Кроме того, зачастую имеют место известные «географические штампы», закрепляющие за определенными местностями их однозначную приуроченность к какой-то одной стороне света вне зависимости от реального направления движения (см.: Джаксон 1985: 217–218; ср.: Einar Haugen 1957: 447–459). Так, в «Саге о Хальвдане» путь Ульвкеля из Ладожского озера в Норвегию определяется как путь «на север, в Норвегию», хотя сначала ему пришлось плыть на юго-запад по Балтике.
На фоне вышесказанного особенно выделяется конкретностью и точностью определение положения Алаборга относительно Альдейгьюборга. Дважды Алаборг помещен «на севере» (Hálfdanar saga Eysteinssonar: 96, 106) и дважды указано направление движения к нему из Альдейгьюборга: один раз – «на север» (Hálfdanar saga Eysteinssonar: 107), один – «на восток» (Hálfdanar saga Eysteinssonar: 96). Исходя из ложного утверждения, что, по «Саге о Хальвдане», «Алаборг лежит к северу от Альдейгьюборга, но ехать к нему надо на восток», Б. Клейбер, а позднее и Г. Шрамм увидели здесь ошибочно произведенную автором саги перестановку и отождествили Алаборг с Белоозером, находящимся к востоку от Ладоги, но путь к которому через Ладожское и Онежское озеро идет поначалу в северном направлении (Kleiber 1957: 218–223; Schramm 1982: 280–282). Г. В. Глазырина взяла за основу «северное» направление и поместила Алаборг в окрестностях Олонца (Глазырина 1984). Однако внимательное изучение текста саги заставляет отвергнуть оба отождествления, равно как и ряд менее фундированных толкований[24].
Сразу после захвата Альдейгьюборга и убийства правившего здесь конунга Хергейра халогаландский конунг Эйстейн (женившийся на Исгерд, вдове Хергейра) сообщает своим сподвижникам, что «на севере в Алаборге правит ярл Скули», который, как «большой герой», несомненно, нападет на него, и потому он посылает своего сына Хальвдана и его побратима Ульвкеля, сына Свипра, «на восток навстречу» Скули, в результате чего происходит, как следует из текста саги, битва на суше (что очень важно!), около укрепленного Алаборга (Hálfdanar saga Eysteinssonar: 96–99). Естественно думать, что положение Алаборга «на север» от Альдейгьюборга определено не по суше, а (что обычно для викингов) по водному пути и означает лишь то, что начальный участок этого водного пути вел из Ладоги на север и северо-восток; направление же «на восток» явно сухопутное, и путь по нему значительно короче, чем по воде; именно с востока Эйстейн ждет нападения Скули, именно на восток (что реально может соответствовать и юго-востоку) он посылает войско, дабы опередить действия ярла.