Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2 — страница 43 из 105

Итак, можно с высокой степенью вероятности настаивать на тождестве Клюфанданес (раскалывающий, расщепляющий мыс) – Терешиннеми (режущий мыс) – мыс Резной. Мыс этот в древности был расположен в местности «Кленовые леса», а ныне располагается в местности, до 1940 г. также носившей подчеркнуто «лесное» название – Метсяпиртти («лесная изба, изба в лесу») (Кочкуркина 1981: 13, 21, рис. 3, карта).

Локализация Клюфанданеса позволяет достаточно точно локализовать и лежащий много восточнее Кирьялаботнар. Два сухопутных и один водный пути, соединяющие эти две точки, предполагают некое большое замкнутое водное пространство (озеро, система озер и протоков), разделяющее их, и два соединяющих их пути по двум берегам, северному и южному, причем один путь много длиннее другого. В водном пространстве можно видеть Ладожское озеро или, скорее, учитывая подчеркнутую удаленность Кирьялаботнара, систему озер Ладожское – Онего, соединенных изобилующим разливами широким протоком – рекой Свирью. При этом речь, скорее, идет о северной оконечности Онего, изобилующей заливами, что объяснило бы вторую часть топонима Kirjálabotnar: botnar – «окончания заливов». Это предположение подкрепляется тем, что наиболее длинный сухопутный путь пролегает «еще восточнее» водного: действительно, если с юга огибать систему озер, то для того, чтобы достигнуть северных заливов Онего, придется проходить вдоль его восточного берега. И действительно, при такой локализации более коротким оказывается северный путь. Путь этот, и по саге, и в реальности, идет через сплошные леса, «и когда… выходишь из тех лесов, падает вода с востока с гор; никто не знает, где она возникает; там есть пролив (sund) единственно [для] тех людей, которые лучше [прочих] умеют плавать, чтобы переплыть через ту воду; а оттуда недалеко до той крепости, над которой властвует Скули» (Hálfdanar saga Eysteinssonar: 119). Это место особенно важно, так как дает описание водопада (или водопадов) на текущей с гор реке, которую Хальвдан должен увидеть непосредственно перед тем, как достигнет крепости Скули в Кирьялаботнар. В Приладожье и Прионежье такая река только одна, и водопады на ней пользуются широкой известностью. Это – впадающая в Кондопожскую губу Онежского озера река Суна, текущая с крупнейшей в бассейне Ладожского и Онежского озер Западно-Карельской возвышенности (свыше 400 м), имеющая наибольшее падение от истока к устью (свыше 300 м) и образующая огромные водопады: Пор-Порог (16,8 м), Гирвас (14,8 м) и знаменитый Кивач (11 м).

Система глубоких заливов северного Онего, побережья которых издавна были заселены карелами и саамами, давала все основания именовать эту местность «Кирьялаботнар». Тема «оконечности» залива или озера до сих пор богато представлена в топонимии этой местности. Так, с первым с юго-запада Петрозаводским заливом соединяется системой неглубоких ручьев озеро Кончезеро, на крайней северной точке которого стоит одноименная деревня, известная с 1563 г. Не исключено, что этот русский топоним воспроизводит саамский с тем же значением. Далее на северо-восток, чуть восточнее устья Суны, находится город Кондопога. Вторая часть его названия «-пога» (карельск. pohd’, вепс. pohg’, финск. pohja) имеет значение «основание, дно, крайняя часть, оконечность залива». Первая часть имеет различные толкования, согласно одному из которых она восходит к карельскому kondu, финскому kontu, вепсскому kond («крестьянский двор, хозяйство») (Керт, Мамонтова 1982: 53–56, 57–58; ср.: 60–61). В таком случае «Кондопога» переводилась бы как «двор (карельский) у оконечности залива». Неплохой аналог «Кирьялаботнар» (карельские окончания заливов), где стояла крепость Скули? Севернее Кондопоги, на берегу озера Сандал, имеется также деревня Сопоха (болотистое окончание залива) (Керт, Мамонтова 1982: 24). Для того чтобы проникнуть в район Кондопоги – Сопохи с запада, необходимо было форсировать Суну неподалеку от водопада Кивач, на что, похоже, и указывает сага – «там есть пролив (sund) <…>, чтобы переплыть через ту воду»[28].

Северо-восточнее описанных мест находится Уницкая губа, а за ней – самая большая и далеко вытянутая на север губа, состоящая из Заонежского и продолжающего его Повенецкого заливов. Отсюда пролегали наиболее короткие водные (хотя и с волоками) пути в Беломорье (Бьярмию). Если «крепость» Скули находилась у «оконечности» Уницкой или Заонежско-Повенецкой губ, то путь сюда пролегал мимо другого водопада (Гирвас) на Суне.

В целом предлагаемая локализация Кирьялаботнара отвечает всем условиям, которые характеризуют его положение в саге. Он удален от Альдейгьюборга и Алаборга, труднодоступен, находится на одной из оконечностей водного «восточного пути» и в непосредственной близости от Бьярмии, откуда и производится (по саге) первое нападение на Кирьялаботнар на кораблях (видимо, по Белому морю, а затем по одной из впадающих в него рек, через волок в бассейн Онего). Одно формальное несоответствие (по саге, вода падает с гор с востока, а реальная Суна в районе Кивача течет с севера) легко снимается, если принять во внимание оговоренное нами выше специфически скандинавское употребление термина «восток».

Итак, «крепость» в местности Кирьялаботнар, где скрывались ярл Скули и Ингигерд, находились где-то у окончаний северных заливов Онего, а время их пребывания там, если доверять сюжетному ядру саги, может соответствовать «эпическому времени» «саг о древних временах» (не позже конца IX в.). Археологические находки в этом районе делают такую датировку вполне вероятной. Так, на поселении местного финноязычного населения Суна VI, расположенном в низовьях реки Суна, обнаружены вещи, попавшие в Заонежье из Приладожья и Приильменья. А. М. Спиридонов осторожно датирует поселение X–XI вв., однако имеются данные в пользу того, что оно возникло еще в IX в. (Спиридонов 1987: 7–8)[29]. Найденные на поселении железный нож типа I, ромбовидный наконечник стрелы, бутылкообразные подвеска и фибула с гранеными головками (Косменко 1978: 136–137) появляются в обиходе восточноевропейского населения лесной зоны уже в IX в. (хотя существовали и в X–XI вв.), а ножи с волютообразной рукояткой характерны для славянских древностей VI–IX вв. и не встречаются в памятниках с преобладанием кружальной посуды, т. е. позднее начала X в. Таким образом, есть основание полагать, что интенсивные связи населения Кирьялаботнара с Приладожьем и Поволховьем восходят ко второй половине IX в.

Конечно, трудно ожидать, что удастся точно локализовать саму «крепость» Скули. Дополнительная сложность состоит в том, что в Прионежье вообще не обнаружено ни одного городища подходящего времени. Однако и здесь нас ожидают радостные сюрпризы. Обратим внимание специалистов на курганы острова Кокорино в Уницкой губе Онего, давшие при их грабительских раскопках серию вещей, аналогичных сканди-навским и приладожским. После грабительских раскопок там побывал (в 1934 г.) А. Я. Брюсов и зафиксировал там еще 7 курганов, расположенных «на крутом северном берегу» острова (Равдоникас 1934б). А. М. Спиридонов относит возникновение могильника к X в. (Спиридонов 1987: 10), однако заметим, что, поскольку ныне по плохим воспроизведениям невозможно установить, к какому типу относятся найденные в курганах «железная гривна» и «бронзовый ладьевидный браслет», следует воздержаться от точного определения начальной даты могильника, так как скандинавские железные гривны известны в Старой Ладоге со второй половины VIII в., а ладьевидные браслеты в Приладожье – с последней трети IX в. (Давидан 1976: 101–108)[30]. Если могильник на острове сопровождался и поселением «на крутом берегу», то его топография вполне может соответствовать «крепости» Скули и Ингигерд, поскольку поселение на острове само по себе несет в себе идею защищенности. Не вызывает сомнения и то, что на острове Кокорино примерно в диапазоне середины IX – середины X в. осели выходцы из Приладожья, в составе которых были скандинавы, в том числе и женщины (найдены две женские черепаховидные фибулы X в.).

О первом проникновении хорошо вооруженных торговцев, собирателей дани и поселенцев из Ладоги в направлении Онего говорит находка «рейнского» меча типа В у деревни Бор на реке Оять, южном притоке Свири, по которой пролегал путь в Онего. Мечи типа В датируются последней третью VIII – первой третью IX в. (Stalsberg 1981: 53–62, fig. 1). Поскольку в курганах приладожской курганной культуры, которая возникла около 865–890 гг., где найдено свыше двадцати мечей, равно как и в синхронных дружинных русских некрополях конца IX–X в., ни разу не обнаружен меч типа В, можно полагать, что этот меч попал в землю не позже 850-х гг., а вероятно, и ранее.

Размеры статьи не позволяют продолжить анализ топографии и сюжета саги. Отметим лишь, что и другие топонимы, упоминаемые в саге, поддаются достаточно точной и достоверной географической привязке. Так, Бьярмаланд, по саге, соседствующий с Кирьялаботнаром, локализуется в Юго-Западном Беломорье (в отличие от Бьярмии Оттара на юге Кольского полуострова). Что касается времени, когда могли происходить события, послужившие поводом для возникновения первичного ядра саги, то, по ряду косвенных признаков, события эти имели место примерно в 840–920 гг., а скорее всего – в 840–870 гг. Обоснованию этих географических и хронологических привязок будет посвящена отдельная статья.

Северная Русь и саги о древних временах [31]

Посвящается памяти выдающегося исследователя Северной Руси, археолога Василия Дмитриевича Белецкого

Истоки настоящего исследования уходят в 1987 г. В этом году была написана статья А. Д. Мачинской и Д. А. Мачинского, в которой Alaborg, 9 раз упомянутый в «Саге о Хальвдане Эйстейнссоне» (Halfdanar Saga Eysteinssonar, далее в отсылках к тексту – HsE), был отождествлен с разрушенным городищем у д. Городище на р. Сясь (Мачинский, Мачинская 1988: 55, рис. 2). В том же 1987 г., после частного разговора В. А. Назаренко, В. А. Булкина и Д. А. Мачинского, начались раскопки остатков этого поселения и соп-ки близ городища (Булкин, Богуславский 1988; Богуславский, Мачинская 1993). Затем тема отождествления Алаборга и городища на Сяси на фоне широкого сопоставления сообщений саги о Хальвдане с данными археологии разрабатывалась в совместных работах Т. Н. Джаксон и Д. А. Мачинского (1988; 1989а; 1989б). Раскопки А. Д. Мачинской на сохранившемся учас