Новгороде.
В связи с этим возникает следующий вопрос: где Добрыня поставил идол Перуна в 980 г. и где в 989 г. его низвергли в Волхов? Разнообразные соображения (Васильев 2000) не позволяют согласиться с доминирующей версией, о том что Перун стоял на Перыни. Предложу альтернативу. На торговой стороне Новгорода, в юго-восточной части его, именуемой Славно, находилась местность, называемая Холм. На этом Холме регулярно строились и сгорали церкви пророка Ильи и апостолов Петра и Павла (1105, 1134, 1144, 1146 гг.). В 1146 г. поставили церковь «святую апостолу Петра и Павла на Хълме». В 1192 г. «съгоре црькы на Хълме святых апостол, зажжена от грома», а в 1194 г. «сърубиша церковь святую апостолу на Хълме Живогложю» (НПЛс). Не могла церковь верховных апостолов Петра и Павла просто так называться «Живогложей», если только то место, где она была построена, не называлось ранее «Хълм Живогложь». Но это народное название попало в писанную монахами летопись лишь однажды. Возможно, позднее название это было перенесено и на церковь.
Часть Новгорода, называвшаяся гордым именем Славно, вероятно, изначально была местом проживания «мужей» той военной организации новгородцев, которая в летописи называется «славна тысяча» и которая в 1016 г. сначала изрубила приглашенных Ярославом и насильничавших варягов, потом сама (вероятно, верхушка ее) была порублена дружиной Ярослава в Ракоме и, наконец, вновь оказала поддержку князю в борьбе со Святополком после смерти Владимира. А Холм Живогложь на Славне мог называться так, только если на нем стоял некогда идол «Живоглода»: так могли называть идол Перуна, которому, как и идолу Перуна в Киеве, несомненно, приносили человеческие жертвы. Вспомним знаменитые слова горшечника-пидьблянина, оттолкнувшего шестом от берега приплывший свергнутый идол Перуна: «ты, рече, Перушице, досыти пилъ и ялъ, а ныне поплови прочь» (НПЛм). Вокруг Перуна должны были стоять изображения других богов, как это было в Киеве и у русов в Булгарии (Ибн Фадлан). И нейтрализовать это нечистое место после принятия христианства было поручено «огненному пророку» Илье, позднее соотносимому с Перуном, и двум главным апостолам (есть все основания полагать, что Илья – это имя Добрыни после крещения, ср. Elias, дядя Вальдемара в «Саге о Тидреке Бернском» и др.). Все это аналогично действиям Владимира в Киеве, который «постави церковь святого Василия (христианское имя Владимира. – Д. М.) на холме, идеже стояша кумиры Перун и прочии» (НПЛс).
Таким образом, Новгород уже к 980 г. был еще и религиозным центром Поволховья и Приильменья. А собственно «княжий двор» и «стол» Владимира, Вышеслава и Ярослава в 970–1016-е гг. мог находиться не в Невогарде и не в новом Новгороде, а, возможно, в Ракоме, в Поозерье, и лишь позднее был перенесен на Торговую сторону.
Известное равенство Киева и Новгорода в конце X – начале XI в. выражено определенно. С помощью приглашенных варягов Владимир, двигаясь из Новгорода, в 978–980 гг. захватывает Полоцк и Киев, а после этого сажает в Новгороде своего «уя» Добрыню, который был ему «во отца место» и обладал властью не меньшей, чем Владимир (так же, как Олег при Игоре, Свенельд при Святославе и Ярополке). Языческий пантеон создается одновременно в двух городах. После принятия христианства в Киеве строится Десятинная церковь, зато в Новгороде – деревянная София с тринадцатью верхами. Полиэтничный север остается для Владимира источником военной силы: в 988 г. для обороны от печенегов он набрал там лучших мужей «от словенъ, и от кривичь, и от чюди» и посадил их по построенным им пограничным городкам. В момент противостояния с отцом в 1014–1015 гг., грозившим перейти в войну, Ярослав начинает чеканить в Новгороде, как и ранее Владимир в Киеве, собственную монету. В 1023–1036 гг., во время противостояния, а потом соправительства с братом Мстиславом Ярослав отмечается летописью чаще в Новгороде, чем в Киеве. В 1036 г. (или в 1034 г.) после смерти Мстислава Ярослав сажает «на стол» в Новгороде старшего сына Владимира и ставит там епископом Луку Жидяту. Особое значение Новгорода и Северной Руси в это время состоит еще и в том, что Ладога, свадебный дар Ярослава жене Ингигерд-Ирине в 1019 г., эта «дверь в Европу», является ее доменом и управляется ее родичами – Рёгнвальдом, затем Эйливом. В 1043 г. последний поход Руси на Царьград начинается, как и первый, в 860 г., с севера. Его возглавляют Владимир и новгородский воевода Вышата; участвуют в походе и варяги, преимущественно ладожские, которым до смерти Ярослава выплачивалась определенная сумма за охрану северных ворот из Балтики на Русь.
Окончательное оформление этой «двуглавой» конструкции Русского государства происходит в 1044–1045 гг., когда Владимир начинает строительство детинца и закладывает собор Св. Софии. После строительства Софии Киевской это – знаковое событие, благословляющее уже реальное существование в Новгороде второго «стола», почти равного киевскому. В 1050 г. собор завершен, но в этом же году (или в начале 1051 г.) умирает Ирина-Ингигерд, по церковному преданию, похороненная в Новгородской Софии. В 1052 г. умирает Владимир, уже достоверно погребен-ный там же. На новгородском столе оказывается его 14-летний сын Ростислав-Михаил (Татищев 1963: 78, 81; 1964: 423; подробнее обо всех событиях 1052–1066 гг. см.: Мачинский 2003а: 217–277, а также Куза 1968; Цыб 1995: 94). В 1054 г. умирает «благоверный каган» Ярослав, и после этого происходит полное разрушение сложившейся киевско-новгородской конструкции Русского государства. У постели умирающего находится лишь его сын Всеволод, а Изяслав, старший после Владимира, сидит в это время в «почетной ссылке» в Полесье, в Турове – там же, где некогда сидел Святополк перед смертью Владимира, рядом с которым в Киеве находился лишь Борис, в последний момент отправленный отцом в поход на печенегов.
Многие редактированные летописи стараются скрыть подозрительное сидение Изяслава в Турове в 1054 г. В достоверных списках ПВЛ (И, Х) имеем: «Изяславу тогда сущоу в Турове княжачи», а в Л и НПЛм фраза стыдливо оборвана: «Изяславу тогда сущу…», – а далее пустота, скрывающая опасную для Изяслава тайну. Особенно трогательна запись в Новгородской карамзинской: «Изяславу сущу тогда Ту…» – и дальше не хватило сил написать правду (ПСРЛ 2002: стб. 65). Зато в поздних новгородских летописях (Софийская I и др.) имеем уже: «Изяславу сущу тогда в Новегороде», хотя ниже сообщается: «и приде Изяслав к Новугороду», что нелогично. Налицо попытки обосновать отсутствовавшие у Изяслава права на новгородский стол, который он вопреки воле отца и матери захватил в 1055 г. (рис. 11).
О том, как это воспринималось в Новгороде даже близкими Изяславу людьми, о том, как тщательно построенная конструкция государства, обращенного и к «Скандинавскому», и к «Эллинскому» Средиземноморьям, была разрушена, – имеется определенное свидетельство:
«Изяславу же князю тогда придержащу обе власти, и отца своего Ярослава и брата своего Владимира. Сам же Изяслав князь правляаше стол отца своего в Кыеве, а брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру Новеграде» (приписка дьяка Григория, написавшего в 1056–1057 гг. «Остромирово Евангелие» для Остромира, родственника и Изяслава, и Ростислава).
Два «стола» – две «власти». Изяслав, с согласия двух других старших братьев, захватывает Новгород, изгоняет Ростислава и поручает город родичу своему Остромиру, что зыбко и компромиссно, поскольку сын Остромира Вышата был воеводой Владимира, а позднее – сторонником и соратником Ростислава.
Но не грозила ли эта неосуществленная «двуглавая» конструкция распадом Руси на два государства? В пользу этого, пожалуй, свидетельствует начало НПЛм: «Временникъ, еже есть нарицается летописание князей и земля Руския, и како избра Бог страну нашу на последнее время, и грады почаша бывати по местом, преже Новгородчкая волость и потом Киевская». Речь идет о двух волостях, но явный приоритет отдан Новгородской по существенному признаку: более раннему созданию «градов». Несомненно, возможность распада на два государства учитывалась и нейтрализовалась такими дальновидными политиками, как Ярослав и Ингигерд. Но об их конкретных планах дальнейшего обустройства Руси и сохранения ее единства при правлении следующего поколения мы не знаем почти ничего. Неожиданные смерти 50-летней Ингигерд и 32-летнего Владимира разрушили эти планы. Этот старший внук Ярослава, княживший в Новгороде после смерти отца (Мачинский 2003а), подозрительно не упомянут в знаменитом «завещании» Ярослава, что явно говорит о том, что оно было отредактировано. (Отмечу, что в 1066 г. по заказу Изяслава или Святослава был отравлен 28-летний Ростислав.)
Видимо, Ярослав и Ингигерд связывали некие надежды с умным, образованным и талантливым «русином» митрополитом Иларионом, знакомым, судя по его «Слову» и деятельности, и с византийской, и с западноевропейской церковной и богословской традицией и способным на очень самостоятельные действия и свободные и оригинальные трактовки как Священного Писания, так и истории и предназначения Руси. Но этим надеждам тоже не суждено было сбыться.
Произведенный переворот коснулся многого. Русь получила три столицы – и все на юге. «И преставися Ярослав, и осташася 3 сынове его <…> И разделиша землю, и взя болший Изяславъ Кыевъ и Новъгород и иныи городы многы кыевьския в пределех, а Святославъ Черниговъ и всю страну въсточную до Мурома, а Всеволод Переяславль, Ростов, Суздаль, Белоозеро, Поволжье» (НПЛм) (рис. 11).
В 1054–1055 гг. с новгородского «стола» был смещен Ростислав. Одновременно пост главы Русской церкви покидает (явно смещенный) митрополит Иларион, поставленный в 1051 г. Ярославом и собором русских епископов, а его место в 1055 г. занимает митрополит-грек Ефрем, присланный константинопольским патриархом. В связи с этим событием надо помнить, что 1054 г. – это год окончательного и бесповоротного расхождения Западной (Римско-католической) и Восточной (Греко-кафолической, ортодоксальной) церквей. Неизвестно, как бы повели себя при этом расколе Ярослав и Иларион. При первой «репетиции» раскола в 863–869 гг. святые Константин (Кирилл) и Мефодий, просветители славян, позднее включенные в число святых сопокровителей Европы, своими действиями показали, что они не приемлют нарушения единства христианской церкви, и, будучи подчинены константинопольскому патриарху, интенсивно общались с папой и ездили в Рим. Многие предки и старшие родичи Ярослава (Ольга, Ярополк, Владимир) тоже интенсивно общались с Западной христианской церковью, возглавляемой папой. Прочные династические брачные связи с Западом были у Владимира и особенно у Ярослава, у которого складывались непростые отношения с Византией, выразившиеся в походе 1043 г. «Мних и пресвитер Иларион» был несомненно поставлен главой Русской церкви в 1051 г. не по инициативе константинопольского патриарха, а волей Ярослава и исполнявшим ее собором епископов. Смещение Илариона и призвание (или принятие) Ярославичами митрополита-грека, поставленного одним из инициаторов раскола патриархом Михаилом Керуларием, основательно отделяло Русь от Запада, что в дальнейшем определило многое в ее судьбах. После 1054–1055 гг. ничего достоверного о судьбе многообразно одаренного Илариона мы не знаем. Однако известно, что новый митрополит Ефрем, воспользовавшис