После этого Россия неуклонно, с коротким перерывом на Смутное время, продолжила разрастаться на восток, пока не достигла тихоокеанских морей и не заключила в 1689 г. Нерчинский договор о разграничении владений с Китаем. И в этом же году Петр I стал реально единодержавным властителем России. После исполнения предначертанного «азийского задания» пришел срок снова, как в VIII–X вв., приникнуть к живительным морским водам Европы – к Балтике.
Однако все действительно великие реформы Петра совершались с опорой на Пыточное Начало, реализованное во внедренном в народное сознание образе «Страха государева». В известной мере одним из итогов и как бы оправданием тех жестокостей, с помощью которых Петр «прорубал окно в Европу», являются русская литература, наука, философия и искусство, в результате европеизации жизни достигшие расцвета в конце XVIII – начале XIX в. и представляющие огромный вклад в общемировую и европейскую систему миропознания и самопостижения человечества.
Особое место в культуре России этого времени занимает феномен Пушкина. Сам Пушкин, вполне искренно возвеличивающий Петра в своих полуофициозных стихах и поэмах, в личных записях ужасался его жестокости, особенно в отношении сына Алексея. В неоконченной поэме, представляющей переход от прерванного на полуслове (из страха перед Николаем I) «Евгения Онегина» к «Медному всаднику», в родословной ее героя Езерского упоминается, что «При императоре Петре / один из них (предков героя. – Д. М.) был четвертован / За связь с царевичем». А в самом «Медном всаднике» бедный Евгений, незаметный апостол любви, в проблеске ясновидения грозит кулаком и произносит таинственное «Ужо тебе!» не только Петру, но и всему просматривающемуся за ним порядку мироздания (Богу? Року?), который равнодушно раздавливает любовь маленького человека. Пушкин во всем потоке его творчества, с одной стороны, признает Петра творцом обновленной России, с другой, дает понять и Петру, и Року, что он не приемлет их законов и способов действия по отношению к личности («Медный всадник», 1933 г.; «Памятник» (первый вариант), 1936 г.).
«Страх государев», сковывавший свободу личности при Павле I и Николае I, после поражения в Крымской войне неожиданно ослабевает, и наступает эпоха великих реформ Александра II. Но стихия устрашения и казней, ушедшая из-под контроля самодержавия, тут же переходит к появляющимся в это время революционерам, которые развязывают террор против царя, его родичей и верховных представителей власти. Однако в этот период ослабления удушающей хватки государства (1856–1917 гг.) и происходит наивысший взлет российской культуры, становящейся фактором всемирного значения, а также возникают элементы осмысленной самоорганизации общества и, пусть слабые, демократические органы управления государством.
А затем, после переворота в октябре 1917 г., террор становится основным средством удержания власти большевиками и их лидерами, действующими так якобы от имени народа и в силу того, что они единственные, кто постиг законы развития человечества и поступает в соответствии с ними. «Свобода есть осознанная необходимость» – закономерность и необходимость становятся атеистическим эквивалентом Бога и Судьбы. Апогея эта система террора достигает при Джугашвили, преобразователе и применителе в конкретных условиях европейского учения Карла Маркса: такого длительного, системного и масштабного разгула Ужаса и Пытки не знает европейская и российская история.
Отметим особую любовь Сталина к Александру Невскому, Иоанну Грозному и Петру I. Несомненно, основные инструменты террора: опричнина, Тайная канцелярия, а также ЧК и ГПУ-КГБ – родственные по своей прроде организации, совершенствующиеся в России от века к веку. Но есть между названными властителями и более глубокое сродство. Показательно, в частности, трагическое развитие темы сыноубийства в их биографиях. Александр Невский «убивает» своего старшего сына Василия лишь на политическом уровне: после его изгнания из Новгорода и изъятия из Пскова он уже не играл никакой роли в политике ни при жизни отца, ни после его смерти. Иоанн IV уже реально убивает своего старшего сына, но, может быть, единственный раз в череде совершенным им убийств искренне раскаивается в содеянном (возможно, потому, что этот акт был в известной мере самоубийством: сын по природе и по воспитанию был жутким alter ego самого Иоанна IV). Петр I уже не только отдает приказ убить сына, но перед смертью еще и лично пытает его – следов раскаяния незаметно. К сожалению, русская литература и история вплоть до середины XX в. лишь походя затрагивает эти три «эпизода», а всю вину за грех «царевичеубийства» с легкой руки великого Карамзина возлагает на невинного Бориса Годунова, сделавшего многое для укрепления позиций России и в Европе, и в Азии.
Что касается Сталина, этого «отца народов», то он совершал убийство тела и души у всех своих «детей», уничтожив или психологически раздавив в несколько приемов огромное количество лучших, наиболее одаренных и деятельных граждан во всех слоях и подразделениях российского общества. В итоге был успешно совершен дьявольский эксперимент по энергетико-генетическому перерождению всего населения страны, от которого она не может оправиться до сих пор, о чем, в частности, свидетельствует возрождение «культа Сталина» и расцвет ксенофобии, как бы идущие снизу, из гущи «народных масс» и, как ни печально, отчасти молодежи, но тайно инспирируемые сверху (навязанный стране сталинский гимн, антипольская, антиукраинская и антигрузинская кампании и т. д.).
Особо печально, что и лучшие представители русской литературы иногда героизировали пыточное насилие и разбой, как идущие сверху, так и снизу. Вспомним А. С. Пушкина: «Не дай Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Что не помешало ему, знавшему все об ужасах и зверствах «пугачевщины», написать «Капитанскую дочку», где омерзительный садист облагорожен и «европеизирован» по образцу «благородного разбойника» из романа «Роб Рой» Вальтера Скотта, откуда происходят и многие сюжетные линии и образный строй «Капитанской дочки» (как это доказала в школьном сочинении А. Д. Мачинская). По этому же пути романтизации и героизации низости, подлости и пытки идут, к примеру, «народные песни» и стихи прекрасных поэтов (Волошин, даже Цветаева) о Стеньке Разине («эпизод» с персидской княжной и прочие зверства).
Ужасает постоянная тенденция, прослеживаемая даже у больших писателей и поэтов придать некую глубокомысленную значительность, возвеличить, облечь в красивые одежды то, что ныне нуждается лишь в горьком осознании, безоговорочном осуждении и длительном изживании.
<…>
Постоянное возражение: а в Западной и Центральной Европе было тоже немало жестокостей в VI–XX вв. Но, во-первых, начиная с XVI в., они уступают по масштабу российским, во-вторых, самое ужасное их проявление – гитлеризм – был направлен преимущественно против этнически и политически «чужих», тогда как более длительный по срокам сталинизм был обращен против почти всех слоев своего народа. Кроме того, в собственно Европе происходили такие масштабные социально-экономические, политические и религиозные глубинные трансформации, которые и не снились Руси-России. И главное, запредельные проявления жестокости в Европе (Крестовые походы, еврейские погромы, инквизиция, фашизм, холокост) были глубоко осознаны, осуждены и изживаются в странах Европы, тогда как у нас все обстоит иначе.
Единодержавие, мощь и монолитность России позволяли ей иногда играть роль корректора европейской истории. Правда, это наиболее ярко проявлялось в относительно «вегетарианские» эпохи. Так, разгром Наполеона в войне 1812–1814 гг. избавил Европу от имперского варианта развития, а целая серия войн и дипломатических усилий в XIX в. привели к освобождению Балканского полуострова от владычества Османской империи. Возможно, сюда же следует отнести участие России в Первой мировой, не позволившее германскому империализму и его союзникам стать доминирующей силой в Европе и на Ближнем Востоке.
Ни в коем случае нельзя причислять к этому ряду победу СССР (вместе с союзниками) над фашистской Германией. Во-первых, Сталин и его мафия сами подтолкнули Германию к началу Второй мировой, заключив пакт Риббентропа – Молотова о разделе Европы, во-вторых, Россия немедленно сама вступила в мировую войну на стороне Германии, нанеся удар в тыл Польши и начав позорную войну против Финляндии, в конечном счете обеспечившую полную пыточную блокаду Ленинграда, поскольку из вполне нейтральной Финляндии Сталин сделал врага и союзника Гитлера. В-третьих, война закончилась оккупацией стран Центральной и Восточной Европы и насильственным насаждением там мертвой системы «реального социализма». Так что, похоже, роль «корректора европейской истории» уже сыграна Россией до конца.
В дополнение и отчасти в противовес сказанному выше остановимся на фиксируемой Кл. Птолемеем цепочке народов от Балтики до Черноморья, где центральное место занимают ст(л)аваны, именуемые Тацитом венетами. Эта цепочка явно соответствует речному Немано-Днепровско-му пути контактов, реальность которого подтверждается Маркианом Гераклейским и Аммианом Марцеллином и в особенности археологией. Путь этот пролегал севернее и в обход зоны «обоюдного страха» между германцами и сарматами и служил и для торговых, и для «дипломатических» межплеменных контактов, и для миграции отдельных групп населения – ремесленников и хранителей сакральных знаний и мифов, а следовательно, для распространения религиозных представлений, магии и обрядов. Полагаю, что известный скандинавский миф о приходе Óдина и богов-асов от низовьев Дона в Скандинавию связан с движением людей, идей и образов именно по этому пути, – этой темы последним касался М. Б. Щукин.
Эта функция – быть связующим звеном при различных контактах между Западом и Востоком, между собственно Европой и Азией – также просматривается в узловые моменты российской истории.
В середине IX в. русы, по сообщению арабоязычного перса Ибн Хордадбеха, спускаясь с севера, из Приладожья и Приильменья, по рекам и через волоки к Каспию, привозили на его южные берега и далее на верблюдах в Багдад знаменитые франкские мечи, изготавливаемые в основном на Рейне, и высококачественные таежные меха. По другим источникам, в IX–X вв. в страны Халифата руссами поставлялись также многочисленные рабы, преимущественно девушки. Позднее, с начала X в. был проложен также и путь через Волжскую Болгарию прямо в Среднюю Азию, в Хорезм. Тогда же русы пытаются силой захватить постоянные плацдармы на приморской территории современного Азербайджана и Северного Ирана. Символично, что древнейшее свидетельство о торговле руссов в Передней Азии говорит о поставке оружия на территорию нынешнего Ирана и Ирака! Много ли изменилось с тех времен?