Есть некие общие закономерности правления самодержцев в революционные и «нормальные» периоды. Во время переворотов ставка делается, как правило, на иностранцев, инородцев, для которых слово «традиция» — пустой звук, которые мечтают разрушить старый уклад и построить новую жизнь на основе принципиально других идей. Такую политику проповедовал Добрыня и хазарские иудеи в Киеве. Вначале они задурили всем голову с языческими новшествами, а потом вдруг стали проповедовать христианство. Владимир следовал их советам, поскольку они привели его к власти. Но одно дело захватить власть, и совсем другое — править. Послереволюционный, нормальный период развития государства характеризуется уже стремлением государя восстановить разрушенное хозяйство и единство общества. Революционеры при этом отодвигаются самодержцем на второй план. Они в своем большинстве либо отправляются на «пенсию», либо направляются послами в дружественные страны, либо репрессируются. Летопись ничего не говорит нам о судьбе Добрыни, но, похоже, что ее финал был незавидным.
После этапа религиозных реформ Владимир искал опору уже не среди варягов и хазар, а в русских людях, пекущихся о славе Отечества. Навряд ли мы ошибемся, если предположим, что князь в этот период равно опирался как на христиан, так и на язычников. Летописи ничего не говорят о деяниях князя во вторую половину его правления потому, что он сумел примирить христиан и язычников. Все мы с великим наслаждением читаем былины, воспевающие времена князя Владимира, его знаменитые пиры в Киеве.
Церковные историки всячески старались затенить явно языческую природу княжеских пиршеств. Их размах был грандиозен. Не довольствуясь тем, что он кормил и поил всех, кто приходил к нему во двор, Владимир повелевал «пристроити кола (телеги. — А.А.), въскладаше хлебы, мясы, рыбы, овощь розноличный, мед в бчелках, а в другых квас, возити по городу, въпрошающим: «Кде болнии и нищ, не могы ходити». Тем раздоваху на потребу». По существу, это были не отдельные пиры, а нескончаемое угощение. Такие рассказы о «молочных реках с кисельными берегами» на пустом месте не рождаются. Значит, привольно жилось в те времена, когда наступил мир в государстве Владимира.
У Владимира было двенадцать сыновей, и все они носили славянские имена: Святослав, Борис, Вышеслав, Мстислав, Глеб, Ярослав, Судислав, Позвизд, Изяслав, Святополк, Всеволод, Станислав. Одного из сыновей князь назвал в честь своего отца, великого русского князя, но ни в честь деда, ни в честь дяди Добрыни никого из своих отроков не назвал. Точно так же в выборе имен для своих сыновей он не благоговел и перед византийской или библейской традицией.
Владимир — единственный русский князь, которого воспевают былины. И еще один важный момент. Все наши былины были записаны на Русском Севере, за тридевять земель от Киева. Там язычники с определенного времени спасались от преследования властей. Но при Владимире гонений на них не было! Иначе князь не вошел бы в русский эпос в качестве положительного героя! Как ни крути, но былины — это языческая литература, и там князь Владимир фигурирует под именами «Володимер-Солнце», «Владимир Красное Солнышко». Значит, не держала народная память зла на первого князя-христианина. И если летописцы ничего толком не написали про зачинателя православия на Руси, а церковь отказывалась канонизировать Владимира, то язычники воспели его в своих сказаниях. Да, поначалу князь выступил для них злым гением, ниспровергателем основ русской жизни, но во вторую половину своего правления проявил себя как истинный хранитель своего Отечества. Запоминается последнее. А это добрая память в народе, в русских людях, принявших православие, но не отрекшихся от своих языческих корней. Судьба человека, которой можно позавидовать!
О ВСЕМИРНОСТИ РУСОВ(ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ)
Храни земли родной начала,
Заставы русской богатырь,
Ее разбег и ввысь, и вширь,
Храни земли родной начала…
В своей знаменитой пушкинской речи Достоевский назвал всемирную отзывчивость главнейшей способностью нашего народа. «Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите. <…> Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия» (Достоевский Ф. М. Дневник писателя. 1880). В этом высказывании удивительно лаконично и гениально точно выражена та историческая задача, которую призван решать русский народ, та глубинная идея, которая им движет.
Национализму, процветавшему у братьев-славян, балтов, татар и других народов, русские противопоставили свою особенную национальную идею. Ей чужд национализм. Как прямая противоположность племенному эгоизму, русская идея предполагает любовь и сочувствие ко всем народам Земли. Поэтому внутри своего государства русские всегда выступали на правах старшего брата, а во внешнеполитических делах часто поступали в ущерб своим национальным интересам. Русские решительно не хотят объединяться по признаку кровного родства. В этом смысле мы уникальный и, пожалуй, единственный народ в мире.
Но почему русские так непохожи на остальное человечество? Какие обстоятельства нашего исторического развития предопределили такое своеобразие национального характера? Что, собственно, «питает» русский дух? Обычно для объяснения этой исключительности русских указывают, следуя славянофильской традиции, на особое влияние Православия. Но такую точку зрения едва ли можно серьезно обосновать. В самом деле, почему явление всемирной отзывчивости не наблюдается у других православных народов? Неужели наш народный дух переменился с принятием христианства? Правильней говорить как раз об обратном: древнерусская языческая стихия так повлияла на новую религию, что она усвоила и приняла этические каноны русской жизни.
Истоки русского самосознания следует искать в дохристианской истории наших предков. Рус-язычник и рус-христианин — разные «звенья» единой духовной линии. Это ясно сознавал Пушкин, когда писал о русском духе, питающем жителей сказочного Лукоморья. Уж кто-кто, а он-то понимал, что история русского народа насчитывает не одно тысячелетие, и, следовательно, секреты происхождения нашего национального характера уходят своими корнями в сказочную древность.
Арии известны как народ-созидатель, в самых разных уголках мира можно обнаружить следы их цивилизаторской деятельности. Русский народ является той частью потомков ариев, которая наиболее полно восприняла их духовный опыт и хранит его на протяжении уже нескольких тысячелетий. И обмолвка Достоевского об особой близости для нас удела «великого арийского племени» представляется поистине провиденциальной. Именно из родства с ариями, учителями Древнего мира, и ответственностью за начатое ими дело объединения человечества на основах взаимного братства и любви мы выводим нашу главнейшую национальную особенность.
У Федора Ивановича Тютчева (1803–1873) есть одно необычное стихотворение, которое называется «Русская география». Приведем его полностью:
Москва и град Петров, и Константинов град —
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? И где его границы —
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам судьбы их обличат…
Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,
От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…
Вот царство русское… и не пройдет вовек,
Как то провидел Дух и Даниил предрек.
Идея поэта соединить три великие столицы вполне понятна. Град Петров — это Рим, город святого апостола Петра; Константинов град — Константинополь, столица Византии. Включение в этот ряд Москвы является отражением знаменитой формулы старца Филофея: «Москва — третий Рим». Но почему вдруг Тютчев называет эти города столицами русского царства? Филофей говорил только о преемственности городов как центров мировых империй, определявших пути развития цивилизации. Кроме того, Москва выступала прямой наследницей и продолжательницей византийской традиции в христианстве. Но поэт выделяет не политическую и не религиозную черты сходства империй, а именно этническую. Это наполняет филофеевскую мысль совершенно новым содержанием: поэт говорит о присутствии предков русских в Древнем Риме и в Византии.
Древних римлян называют учителями Западной Европы, но их учителями, в свою очередь, был более древний народ paceнов (этрусков). Более двух тысяч лет назад (VIII–II вв. до н. э.) они владели значительной частью Апеннинского полуострова, воздвигали города и некрополи, своим богатством не уступавшие египетским пирамидам. Жилое здание с крытым двориком в центре дома принято называть «римским», но на самом деле его изобрели этруски. Водосточная и канализационная системы, «сработанные рабами Рима», также были введены не римлянами, а этрусками. Они были «хозяевами морей «и научили римлян судостроению и искусству вождения кораблей. Им же принадлежат древнейшие на Апеннинском полуострове памятники письменности, и именно этрусское письмо легло в основу современного латинского алфавита, которым пользуется добрая половина человечества. К римлянам от этрусков перешли знаки государственной власти, одежда, устройство дома, цирк, гладиаторские бои. Обо всем этом безусловно знал Ф. И. Тютчев, и, думается, у него были достаточно веские основания назвать город Рим, построенный этрусками, одной из заветных столиц русского царства. Ф. И. Тютчев был прекрасно знаком с историческими идеями своего друга А. C. Хомякова и, похоже, разделял их.
А, кстати, о каких внутренних морях пишет поэт? Из текста следует, что они лежат к югу от Петербурга, но севернее Египта, Месопотамии, Китая и Индии. Наверное, никто не станет возражать, что это Черное, Азовское, Каспийское, Аральское, Мертвое, Мраморное, Эгейское моря. Все они, по словам поэта, являются внутренними морями русского царства. Разумеется, эту мысль не следует понимать буквально. Поэт подчеркивает, что русская история самым непосредственным образом была связана с выросшими на берегах великих рек древними цивилизациями: