ократическими ценностями, стоят в развитии на порядок выше. То же самое и в отношении численности войск — стараясь объяснить, почему греческое гражданское ополчение победило регулярные части персов, они придумывают огромные, нестройные толпы варваров, которые сражаются только из-под палки.
Дарий был грамотным военачальником и прекрасно понимал, что тащить в такой далекий поход армию из нескольких сотен тысяч воинов нет абсолютно никакого смысла — ее просто нечем будет прокормить. За плечами персидского царя уже был опыт войны с «азиатскими» скифами, и он знал, какой это опасный противник. Дарий изучил их тактику и понимал, что ему, гоняясь за степняками с громадной армией и соответствующим обозом, никогда не достичь успеха. Войско должно было быть отборным и мобильным, а не громадным скопищем толп из разных племен и народов. Маршрут армии вторжения указывает Геродот: «Дарий между тем выступил из Сус и прибыл в Боспор в Калхедонской области, где был построен мост. Затем царь вступил на корабль и отплыл к так называемым Кианейским скалам (эти скалы, по сказанию эллинов, прежде были «блуждающими»). Там, сидя на мысе, Дарий обозревал Понт». Таким образом, маршрут армии вторжения большую часть, скорее всего, проходил по Царской дороге, которая протянулась от Суз до бывшей лидийской столицы Сарды. Где-то в районе Фригии Дарий должен был повернуть войска на север и вести в сторону Калхедона, где, если исходить из сообщения Геродота, уже был сооружен мост через Боспор. Само место, где должно было находиться это чудо инженерной мысли, «отец истории» указывает довольно точно: «Место на Боспоре, где Дарий повелел построить мост, находится, как я полагаю, между Византием и храмом у входа в Боспор». Соответственно, где-то в районе турецкой крепости Румелихисар, которая находится в самой узкой части пролива. История донесла до нас имя строителя моста — греческий инженер Мандрокл с острова Самос, причем Дарий был настолько доволен постройкой, что буквально засыпал эллина дарами. А Мандрокл в память о своем триумфе велел заказать картину, на которой изображены сидящий на троне, на берегу, Дарий и персидское войско, которое переходит по мосту Мандрокла через Боспор, и повесил ее в храме Геры на родном Самосе. Традиция же сооружения мостов через проливы, отделяющие Европу от Азии, будет продолжена уже при сыне Дария — Ксерксе. Во время грандиозного похода на Элладу по его приказу через Геллеспонт будет сооружен такой же замечательный мост, правда, эпопея с ним затянется из-за погодных условий, а знаменитое наказание моря Ксерксом станет притчей во языцех у свободолюбивых эллинов, которые станут его вспоминать при каждом удобном случае. Ну а в данный момент все обошлось без происшествий, и персидская армия благополучно вступила в Европу.
После этого царь сразу же занялся дальнейшей организацией похода. Флот Дария, который состоял из кораблей малоазийских греков, приняв на борт персидские отряды, должен был войти в Понт Эвксинский (Черное море) и плыть до устья Истра (Дунай), войти в реку и начать строительство моста через нее. Корабли отплыли и благополучно прибыли к намеченной цели, а затем, по сообщению Геродота, «поднявшись по реке на два дня плавания от моря, мореходы приступили к сооружению моста на «шее» реки, где Истр разделяется на гирла». Сам же царь, как только переправилось войско, перешел мост и вступил во Фракию, положив, таким образом, начало покорению этой страны. Прибыв к реке Теар, Дарий расположился там лагерем на три дня, поскольку в ее окрестностях находятся целебные горячие и холодные источники, а правитель, судя по всему, решил уделить внимание своему драгоценному здоровью. Персидский владыка остался так доволен водными процедурами, что повелел установить каменную стелу, на которой высекли памятную надпись: «Источники Теара дают наилучшую и прекраснейшую воду из всех рек. К ним прибыл походом на скифов наилучший и самый доблестный из всех людей — Дарий, сын Гистаспа, царь персов и всего азиатского материка» (Геродот). После этого армия снялась с лагеря и продолжила движение, вторгнувшись в земли одрисов, самого могущественного народа во Фракии. И здесь, если верить Геродоту, произошел еще один любопытный эпизод — персидский царь решил продемонстрировать окружающим племенам мощь своей армии и велел каждому воину положить в определенное место камень. «Когда воины выполнили царское повеление, Дарий двинулся дальше, оставив на месте огромные груды камней». И снова это очень напоминает рассказ о том, как царь Ксеркс перед походом на Элладу, чтобы пересчитать своих воинов, загонял их в специально огороженные места и только таким образом смог установить их численность. А все это должно было лишний раз подчеркнуть громадное численное превосходство персов и подтвердить россказни о бесчисленных восточных ордах.
А дальше разразилась война с фракийским народом гетов, которые решили оказать сопротивление непрошеным гостям. «Однако геты, самые храбрые и честные среди фракийцев, оказали царю вооруженное сопротивление, но тотчас же были покорены» (Геродот). Неорганизованные племена вряд ли могли противостоять персидской военной организации, и, судя по всему, их сопротивление было быстро сломлено. Остальные фракийцы, глядя на печальную судьбу сородичей, решили сдаться без боя и тем самым уберечь себя от бессмысленных жертв. Но Дарий был достаточно умен и сообразил, что стоит его войскам углубиться в скифские степи, как геты могут вновь подняться на борьбу с захватчиками, а потому он быстро присоединил их воинские контингенты к своей армии, где они должны были не столько участвовать в боях, сколько выполнять роль заложников. Царь персов очень основательно подходил к предстоящему столкновению со скифами, желая исключить всякие неожиданности, а потому его наиглавнейшей задачей было организовать спокойный тыл. И лишь после этого персидская армия выступила по направлению к Дунаю и начала переправу по наведенным мостам на северный берег великой реки.
И снова переправа прошла успешно, никто не попытался остановить Великого царя. И едва войско перешло реку, как Дарий собрал военный совет, чтобы рассмотреть дальнейший план кампании. Царь изложил свой план действий — мост сжечь, а войско должно выступить в степи, причем морская пехота ионических греков должна была по суше двигаться вместе с основным войском. Судя по всему, Дарий хотел собрать в кулак все наличные силы и покончить со скифами одним ударом — флот, вероятно, должен был следовать за ним вдоль побережья. Но тут попросил слова Кой, стратег Милета, и заявил следующее: «Царь! Ты ведь собираешься в поход на страну, где нет ни вспаханного поля, ни населенного города. Так прикажи оставить этот мост на месте и охрану его поручи самим строителям. Если все будет хорошо и мы найдем скифов, то у нас есть возможность отступления. Если же мы их не найдем, то, по крайней мере, хоть обратный путь нам обеспечен. Меня вовсе не страшит, что скифы одолеют нас в бою, но я боюсь только, что мы их не найдем и погибнем во время блужданий. Скажут, пожалуй, что я говорю это ради себя, именно оттого, что желаю остаться здесь. Напротив, я сам, конечно, пойду с тобой и не желал бы оставаться» (Геродот). Говоря такие речи, Кой здорово рисковал — если бы Дарий хоть на минуту усомнился, что грек уклоняется от участия в боевых действиях или, не дай боги, вынашивает какие-либо нехорошие замыслы относительно его персоны, стратег бы никогда не вышел живым из царского шатра. Примеры того, как владыка расправляется с уклонистами от проводимых им мероприятий, были у всех присутствующих перед глазами, и повторения их судьбы никто не желал. Так почему греческий стратег решил рискнуть и высказал царю свое мнение?
На мой взгляд, все дело в том, что греки Малой Азии действительно не хотели идти воевать в скифские степи — им эта война была абсолютно не нужна. Одно дело, служить во флоте, заниматься перевозкой войск, и совсем другое дело — изнывать от голода и жажды в неведомых степях, рискуя каждую минуту стать жертвой метких скифских лучников. Греки были прирожденные моряки, это была их стихия, в которой они чувствовали себя очень уверенно, а вот далекие бескрайние степи, населенные свирепыми и кровожадными варварами, их явно пугали. А этот поход для ионических греков в принципе не сулил никаких выгод, ни экономических, ни политических, а потому проливать свою кровь им очень не хотелось. Но был и другой момент, не менее важный, чем первый, и заключался он в том, что если Дарий снимал с кораблей войска и экипажи для усиления сухопутной армии, то что в этом случае ожидало сам флот? Создается такое впечатление, что дальнейшая судьба ионического флота его не интересовала вовсе, и он действовал по принципу: греческие корабли дело самих греков! А для эллинов это был вопрос жизни и смерти, города Анатолийского побережья без военного и торгового флота сразу же начнут приходить в упадок, и трудно сказать, к каким последствиям это может привести. И скорее всего стратег Милета не просто городил отсебятину, когда предлагал царю сохранить мосты и оставить для охраны корабли, а высказывал общее мнение эллинов, которое они заранее обсудили и решили донести до своего повелителя. Царское неудовольствие при этом мог вызвать только Кой, а остальные были вроде как ни при чем — если Дарий согласится с его мнением и оставит флот и греков охранять мост, то цель их достигнута, а если нет, то придется рисковать своими кораблями, которые остаются без охраны и экипажа, а эллинам идти в неведомые степи и там сражаться за свою жизнь. Но и тень подозрения грозного царя на них не упадет — стратег высказал свое личное мнение, и не более того. Трудно сказать, почему эта сомнительная честь выпала именно представителю Милета, но скорее всего могли тянуть жребий, а может, были и какие-то другие причины. Но как бы то ни было, а план эллинов увенчался блестящим успехом — Дарий не только не разгневался, но и пообещал по окончании похода наградить военачальника,