Выходит, осторожности-то Догалу и не хватило!
Он сунул в карман трубку, которую все еще сжимал в кулаке, и спросил:
– Ты как Хозяина называешь? Граф Калиостро? А почему? Плечи Догала приподнялись и опустились.
– Как мне еще его звать? Таинственная личность… владыка над душами людскими… Калиостро и есть… или, если хочешь, Шива-Разрушитель… Ариман, Сет, Люцифер, средоточие зла… Зови как угодно!
– Ну и что этому Калиостро надо? Догал снова пожал плечами.
– Что надо Князю Зла? Мы сами, я полагаю. Люди! В обмен вот на это. – Его рука, протянутая к красной коробочке, уже не дрожала.
– Люди? – повторил куратор, вспоминая свои недавние раздумья. – Люди, если рассматривать их как предмет торговых операций, слишком неопределенное понятие, мой дорогой. Так что же ему нужно, поконкретней? Рабы? Пушечное мясо? Скот? Наши почки и печень? Наши мысли, идеи, наша технология? Или одалиски для гаремов?
– Все шутишь, Петр Ильич… Вот встретишься с ним, сам и спрашивай! Спрашивай, коль пороху хватит!
– Куда торопиться, Марк? Сначала я тебя порасспрошу. Обо всем, что знаешь! – Убедившись, что компаньон вроде бы ожил, Сарагоса вернулся к своему стулу и сел. Трубка его, точенный из грушевого корня дельфин, снова вынырнула из кармана, словно лапоминая о том, что запираться Догалу не следует. – Ты, кажется, и других поминал? Не Рваного, а тех, для кого он товар носит? Ну и что ж это за люди?
По лицу компаньона скользнула тень улыбки.
– А ты разве не знаешь, Петр Ильич? Разве твои племянники не доложили? Их ведь на Литейном пруд пруди, а?
– Ишь ты, совсем оклемался! Уже и Литейный начал поминать. – Куратор поднес трубку к ноздрям и глубоко втянул воздух. – Только я не с Литейного, Марк. Я скромный журналист и пекусь лишь о своей шкуре… ну, и о своих племянниках, разумеется. А потому желаю знать, кому на ногу наступил. – Он смолк, сосредоточенно уминая табак. – Ну, какие же люди к тебе ходили? Давай рассказывай! А племянники мои проверят.
– Ну, чернявый такой заходил, Сергеем звать, – неохотно промолвил Догал. – Еще Колька-стрелок… совсем мальчишка, юноша лет семнадцати… Женщина была, Ася Денисовна, с мужем… кажется, Михаил… Слушай, Петр Ильич, – он вскинул полные муки глаза на куратора, – они ведь мне по фамилиям не представлялись, адресов-телефонов не давали! К чему тебе все это? Меня, что ли, проверить хочешь?
– Ты говори, говори! А я послушаю. Журналисты, сам знаешь, любопытный народ… – Не спуская с компаньона взгляда, Сарагоса принялся заворачивать «голд» в свои бесчисленные пакеты, потом понюхал сверток и, довольно кивнув, опустил его в карман розового пиджака.
– Ну, еще одна женщина была… красивая, молодая, одета хорошо. Волосы, как начищенная медь, а глаза…
– …как на витрине с бижутерией, – по какому-то наитию подхватил куратор. – Зеленые и блестят, так? Догал, казалось, не удивился, а только кивнул.
– Да, зеленые… Ксения ее зовут.
«Неужто та самая ведьма? – промелькнуло у Сарагосы в голове. – Брильянты в ушах, тряпки от Диора, язык без костей?»
Теперь он припомнил, что рыжую и впрямь звали Ксенией – Ксенией Сикорской, точно! Вспомнилось куратору и кое-что еще: мимолетный разговор с секретаршей Элечкой и ее блокнот, где регистрировались все заявки, поступавшие в фирму «Сэйф Сэйв». Вчера в блокноте этом появилась пара новых строк, ибо рыжая Ксения опять решила постранствовать в Мире Снов… Что и было подтверждено телефонным звонком!.. Он еще раздумывал, кого бы с ней послать. Самума или Скифа…
Глаза Сарагосы довольно блеснули. Таинственный граф Калиостро, Шива-Разрушитель, пока был для него недосягаемым многоруким кракеном из океанских глубин, Рваный оставался затаившейся в мутных прибрежных водах акулой, но одну рыбку все же удалось отловить! Не простую рыбку, золотую! Рыжую!
Он сунул трубку в рот и энергично потер ладони.
– Ну, любезный мой Марк, ответь-ка мне на последний вопрос: что за странная аллергия к табаку? Ты ведь раньше курил. Или я ошибаюсь?
– Курил, – вяло согласился компаньон. – Теперь не курю. И никто не курит… почти никто. Но у всех бывает по-разному, понимаешь? Одни не выносят запах табака, другие – сыра, лимонов или спиртного, третьи – паленого дерева… Цена блаженства, так сказать. – Его глаза скользнули по карману Сарагосы, где была запрятана ярко-красная коробочка, надежно обернутая в целлофан.
– Выходит, зря я кулаки расшиб об этих… как ты их назвал?.. атарактов?.. Достаточно было пустить им в морды немного дыма, э?
– Не знаю. – При упоминании атарактов Догал сморщился, как от зубной боли. – Говорили мне, атаракты уже ничего не чувствуют… ничего… Одни приказы выполняют…
– Кто говорил? Рваный? А сам он кто? Он и прочая публика? Они – атаракты?
– Не атаракты, так будут ими!
– А ты?
Но Догал промолчал и, не выдержав пронзительного взгляда Сарагосы, спрятал лицо в ладонях.
Прощаться с хозяином не стали – консистенцией и цветом лица тот напоминал сейчас досуха выжатый лимон и, пожалуй, не смог бы приподняться со стула. В прихожей, у двери. Пал Нилыч замер на пару секунд, приложив палец к губам, и Скифу почудился едва слышный скрежет, доносившийся с лестничной площадки. Звук был слабым, но отчетливым, казалось, кто-то водит напильником по ребру жестяного листа.
– Оружие к бою, – негромко произнес Сарагоса.
Выдернув из-за пояса лазер. Скиф приготовился метнуть яростный луч – вверх, вниз, налево или направо, смотря по тому, где окажется источник странного звука. Святой Харана, заступник и хранитель, помалкивал, что вселяло в Скифа обычную уверенность: он знал, что промашки не случится, что огненная игла настигнет цель, а цель эта, чем бы она ни была, ущерба стрелявшему не причинит. Но вывод сей не относился к Сарагосе, и Скиф решительно оттеснил шефа в сторонку, а затем распахнул дверь.
Скрежет сразу сделался сильнее – скрежетала крышка распределительного щитка, у которого возился Сингапур. Пожалуй, за то время, что они провели у Догала, он успел бы три раза собрать и разобрать все местное электрооборудование, а заодно подмести лестницу от подвала до чердака.
Увидев Сингапура, Пал Нилыч сразу успокоился, кивнул ему и направился к выходу. Скиф и Сингапур молча последовали за шефом, как и Сентябрь, присоединившийся к ним внизу. Они разместились в просторном «Лексусе» – Сарагоса впереди, рядом с сидевшим на месте водителя Самураем, трое «племянников» – сзади. Негромко зашуршал мотор, слидер дрогнул и плавно выкатил на магистраль. Время было позднее, метро закрылось, и Самурай, переглянувшись с шефом, повернул к северу. «Отвезут меня домой, на Гражданку», – понял Скиф.
Визит к знакомцу Пал Нилыча камнем давил на душу. Он вроде бы слышал и видел все, но ничего не понимал, разговор о каком-то нападении, о каких-то статьях, написанных шефом, о двеллерах-оборотнях, подбросивших Сарагосе красную коробочку с таким знакомым запахом, – все это было сплошной загадкой. Еще большей загадкой представлялось поведение Догала, его странные полуобрывочные фразы, которых шеф, казалось, ждал с жадным нетерпением и был готов вышибить из своего несчастного знакомца чуть ли не пытками. А в том, что Догал несчастен, Скиф не сомневался ни на одно мгновение. Этот жалкий человек, и в обычных обстоятельствах не внушивший бы ему симпатии, явно очутился в беде. В большой беде! Симпатий это по-прежнему не вызывало, но сочувствие – дело другое.
Ему о многом хотелось расспросить Сарагосу, но он молчал и терпел. Терпеливому солдату сержант постель стелет, а взводный чай подает, говаривал майор Звягин, и мудрость эта засела в голове Скифа столь же крепко, как и статьи армейского устава. Странно, подумалось ему, речи своего бывшего комбата он помнит лучше, чем лекции университетских профессоров – словно бы шесть спецназовских лет заслонили годы учебы на истфаке. Не стерли, нет, но заслонили… Возможно, потому, что армия была жизнью, суровой и реальной, а университет – лишь преддверием к ней?
Преддверие к жизни… А как назвать то, что происходит сейчас? С нами? За последний месяц он просмотрел целую череду снов: восхитительный – о Сийе ап'Хенан, пепельно-кудрой амазонке из Башни Стерегущих Рубежи, таинственный – о фирме «Сэйф Сэйв» и красноглазом Докторе, ужасный – о Марке Догале и красной коробочке с непонятным зельем… Какой же сон ждет его теперь?
Сарагоса гулко откашлялся, нарушив тишину.
– Скиф!
– Да, Пал Нилыч?
Он шевельнулся на заднем сиденье, покосившись на Сингапура и Сентября. Сингапур, Серж Никитин, будто бы дремал, и лицо его с точеными чертами и широким разлетом темных бровей казалось безмятежным. Сентябрь что-то едва слышно мурлыкал себе под нос. Похоже, недавняя операция н& вызывала у них ни вопросов, ни недоумения.
– Ты что дергался-то – там, у Догала? – спросил шеф. – Запах узнал, э?
– Узнал, – ответил Скиф. – Слабый, а похож… Что это было, Пал Нилыч?
– Не было, а есть. – Сарагоса похлопал по карману, в котором, завернутая в полсотни слоев пластика, лежала красная коробочка. – А вот что есть… Это, сержант, придется выяснять тебе.
Намек был понятен, и сердце Скифа взыграло. Амм-хамматская степь вдруг раскинулась перед ним, за степью вставали золотые рощи и зеленые леса, лежало прозрачно-изумрудное теплое море, вздымалась розовая пена гор, а по равнине, блистая броней, мчались всадницы на быстрых скакунах.
Сийя, Сийя!
– Приятель твой заявился позавчера, князь, – заметил Сарагоса. – Скандалить не скандалил, тебя хвалил, но и от контракта отступиться не пожелал. Подавай ему этот Амм Хаммат, и все дела! Собачек полосатых, да белых зверюг, да разбойников, да амазонок! Правда, на амазонках он вроде бы не слишком настаивал… – добавил Пал Нилыч, помолчав.
– Значит… значит, мы сходим Туда? – хрипло выдохнул Скиф.
– Сходим, но без князей, графов и прочей публики. Либо ты сходишь, либо мы вдвоем. Только не сразу! У меня к тебе есть и другое порученьице… Вот после него и отправимся в Амм Хаммат. Отправимся, разберемся, что к чему, тогда можно и клиентов пускать… особливо этаких привередливых,