— Вот и всё, — помедлив, добавил Арзак. — Пусть помогут Папай и Зевс. Прощайте. Скачите вслед за дружиной. Опасности нет. Перед скифским царём степь ковром расстилается.
— До встречи, Арзак! Прощай!
Белоног поскакал на восход. Тавр и Гнедко помчались на север.
Кого-то дороги соединили, кого-то врозь развели. Пастуха, что к Дарию с овцами был отправлен, а потом чужие слова с места на место возил, дороги привели в родные неврские земли. Пол-луны он их не видел.
Когда пастух рассказал, какими словами обменялись Дарий и Иданфирс, вождь невров призвал своего первого гадателя. Без его советов юный правитель решений не принимал.
— Да пошлют тебе боги власть над всей степью, — сказал гадатель, входя в шатёр и прикрывая полог. Хитрый старик хорошо знал, какие сны посещают его повелителя.
— Сто лет жизни, — прозвучал небрежный ответ.
Вождь лежал в ворохе белых пушистых шкур, подложив под голову разукрашенные татуировкой руки.
— Твой зов встретил меня у входа в шатёр, — сказал гадатель и потряс гремушками, отгоняя злых духов.
— Люди не сунутся, духов прогнал, говори без опаски, — прошептал он, садясь на пятки у изголовья.
— Растолкуй мне загадку, седобородый, — лениво протянул вождь. — Всем известно, что Иданфирс со своей «Золотой пантерой» находится при войске, а пастух богами клянётся, что видел его возле Савлиевой повозки. Как такое понять? Неужели Папай в самом деле одарил скифа способностью быть разом и там и тут?
Гадатель протянул между пальцами узкие берестяные полоски, закрутил берёсту жгутом, выпрямил.
— Говорить?
— Говори.
— Папай одарил Иданфирса выносливым конём. Его конь проглатывает расстояния, как ласточка мошкару. Иданфирс при войске со щитом «Золотой пантеры» бросается на отряды Дария, потом удирает. Куда? Это знают люди, идущие за Савлием. Они видят царя Иданфирса рядом с чёрной четвёркой, им кажется, что он здесь всё время.
— Вот и я его вижу, — забормотал вдруг гадатель сипло. — Он едет важно и прямо. Ох, какой важный. На сером коне едет. Спина прямая, на голове башлык. Бороду вижу. Седая борода, совсем белая, белая как снег, белая как пена, белая, белая… — бормотание сделалось невнятным, как речь человека, нанюхавшегося пахучего дыма конопляного семени.
Вождь подождал, пока гадатель утихнет.
— Хорошо ты видишь, да плохо, — сказал он с усмешкой. — Борода у Иданфирса без седины. Луна не обновилась, как я с ним возле Меча встречался, вряд ли за это время он успел поседеть и в старика превратиться.
— Белую видел как снег, как пена, белую, белую…
— Ладно, не думай о бороде, а то снова закатишься. Лучше послушай мои мысли и дай совет. А мысли мои вот о чём. Самое сильное племя в степи — царские скифы, потом савроматы, потом мы. Сильнее нас никого больше нет.
— Ты забыл о будинах, — сказал гадатель, сощурив близко посаженные глаза. Он догадался, куда клонит вождь.
— Будины в лесной полосе. Их дело землю сохой ковырять, степи им не нужны. Да если бы и нужны были? Они со скифами в одной упряжке идут — Дарий им всем поубавит спеси. Тогда невры — первые. Плохо я говорю?
Глаза гадателя закатились под веки. На впалых щеках задвигались разводы татуировки.
— Хорошая мысль, хорошая мысль, — забормотал он сипло. — Хорошая мысль, да плохая, — сказал он обычным голосом.
— Чем не по нраву пришлась? — спросил юный вождь.
Он уже не лежал, а сидел, утонув в шкурах и обхватив руками торчавшие вверх острые колени.
— Тем не по нраву, что Дарий разделается со скифами и за нас примется. Забудет, что мы овец ему пригоняли. Вот если бы оказать царю Азии другую услугу…
Гадатель вскочил, завертелся, кругами пошёл по шатру. Закружились тесёмки, разноцветные лоскутки, гремушки и другая пёстрая мелочь, нашитая на волчьи шкуры, из которых состояла одежда гадателя. Загремели связки волчьих клыков, свисавшие с шеи, — невры вели свой род от грозного волка. Загремели браслеты.
— Голова Иданфирса, голова Иданфирса, — прорывался сквозь звон сиплый шёпот.
— Дарию нужно бросить голову Иданфирса, — сказал гадатель спокойно и сел на прежнее место.
— Это без гадания ясно, научи, как сделать.
— Дело простое. Пастуха и я расспросил, не ты один. Он говорит, что за Савлием лишь старые идут да мальчонки. Из воинов один Иданфирс и дружинники Савлия. Если выслать отряд человек в двести, Иданфирсу не вырваться.
— Твой совет — разгромить кочевание Савлия?
— Тьфу, тьфу! Беда, не тронь вождя, иди на меня. Тьфу! Тьфу! Плохое слово вождь вымолвил. Беда — на меня! — гадатель три раза сплюнул через левое плечо и погремел бубенцами.
— Ты зачем такое подумал? — сказал он, успокаиваясь. — Пусть Савлий на место прибудет, пусть спокойно сойдёт в юрту Вечности. А когда Иданфирс в обратный путь тронется…
— Хорошая мысль, да плохая. Как день узнаем, когда он обратно поедет? Как угадаем, какую дорогу выберет?
— Хорошая мысль. Плохого нет. Не надо угадывать, не надо знать. Отряд загодя прибудет, спрячется за грядой у реки. Камни высокие. Валуны с гору. Валун чёрный, валун серый. Волной омытые, песком обтёртые. Трава на камнях не растёт, пена клочьями прорывается. — На сиплое бормотание гадатель не перешёл, сказал спокойно: — Разведчики пусть на стойбище Вечности проберутся. Там и ждут.
— Говорю, мысль плохая, — нетерпеливо сказал вождь. — Кто отважится? К юртам Вечности подойдёшь, а оттуда мертвец вниз головой, ногами вверх выскочит и с собой под землю утащит! Нет, гадатель, охотников мы не сыщем, ни силой не заставим, ни золотом.
Гадатель молча развязал висевший на шее мешочек в ярких тесёмках и высыпал на ладонь что-то светлое, похожее на мелко наструганный рог.
— Быть не может! — воскликнул вождь. Он даже привстал со своих мягких шкур.
— Через верного человека достал, — сказал довольный гадатель. — Когда Савлия в путь снаряжали, мыли да стригли, человек этот обрезки ногтей собрал и мне за золото продал.
— Что ж до сих пор молчал? С такой защитой любой самый жалкий трус на кладбище двинется.
Люди степей верили, что покойники выходят из могил и бродят по кладбищам вверх ногами, разыскивая живых. Но и живые могут иметь над мёртвыми власть. Стоит возле кургана спалить обрезки ногтей недавно умершего вождя — покойник не шелохнётся.
— Ещё бы. Сам двинусь, — сказал гадатель. — А молчал оттого, что нужды не было говорить. Пришла нужда, и сказал. Иданфирсу конец. Дарий тебя над степью царём поставит.
— Поставит. Скорей давай думать, кого к Дарию гонцом посылать, какие слова царю Азии говорить.
Глава XVIIДары царя Иданфирса
Царь царей, повелитель стран, прибыл посол от скифов. Он просит милостивого дозволения предстать перед твоим величеством, — доложил «бессмертный», дежуривший у шатра.
Военачальники радостно переглянулись. Конец бесславной войне, надменный скиф изъявляет покорность!
Дарий помедлил с ответом, словно не ждал этого дня, как праздника.
— Я приму его после полудня, — сказал он.
После полудня в царском шатре собрался цвет Персидской державы. «Благодетели», «сотрапезники», «входящие без доклада» и «взирающие на своего царя» стояли вперемешку с «носителями права» и суровыми воинами, возглавлявшими походы в Египет, Элам, Вавилонию, Мидию. Все взоры были устремлены к резному креслу, заменявшему Дарию во время походов трон.
Повелитель стран сидел неподвижно и прямо. Его ладони покоились на подлокотниках, под ногами была расшитая бисером кожаная подушка. Шерстяное синее платье тяжёлыми складками падало на золотые сандалии. Вдоль подола бежали расшитые золотом львы. Лев — зверь победы и воинской ярости — скалил зубы на ножнах кинжала. Лев поднимался на задние лапы на золотой тиаре, венчавшей мужественное лицо повелителя стран. Под тиарой, закрывая лоб до бровей, лежали недвижные завитки чёрных с проседью волос. Прямая борода спускалась на грудь десятью рядами одинаково завитых неподвижных колец. Всё в облике Дария выглядело величественным и неподвижным. Глаза бесстрастно смотрели поверх голов вельмож и военачальников.
По правую руку от трона высилась мощная фигура Гобрия. В его руках было копьё с золотым наконечником. Слева стоял Луконосец Аспафин — один из шести «благодетелей». Луконосец держал высокий сильно изогнутый лук.
По знаку Отана слуги подняли полог. Засверкали медные шлемы, зазвенело начищенное оружие. Десять «бессмертных» ввели посла. Он шёл, затерявшись среди рослых воинов в блестящих доспехах. Дойдя до середины, «бессмертные» расступились, и посол остался один.
— Клянусь мечом, нелепей фигуры не видел, — шепнул один вельможа другому.
— Куртка, шапка. Какой безобразный наряд.
— Плохи дела Иданфирса, если его послы одеты так бедно.
По шатру пробежал приглушённый смешок. Короткая куртка и потёртые на коленях кожаные штаны выглядели слишком убого среди узорчатых тканей и дорогого оружия. Но самого посла его скромный наряд, видимо, не смутил. Он смело сделал три шага к трону, снял надвинутую на лоб остроконечную шапку, поклонился и быстро выпрямился, откинув назад прямые русые волосы. В тот же момент улыбки сменились возгласами изумления. В руках Аспафина зазвенел лук. Вазир, не веря глазам, подался вперёд.
Нет, не подвели глаза мудрого советника, и не случайно задрожала рука отважного Луконосца.
Посередине шатра стоял мальчонка, которому вряд ли исполнилось четырнадцать лет! Иданфирс прислал к повелителю стран неоперившегося юнца. Большую наглость трудно было представить! Скифский царь бросал оскорбление.
Гобрий взялся за рукоять кинжала. По первому знаку царя царей он пригвоздит посла Иданфирса к земле. Но Дарий знака не подал. Он сидел так неподвижно, что был похож на собственное изваяние, установленное после Египетского похода.
Мальчонка тем временем приблизился к трону.
— Здравствуй, великий царь персов. Здравствуй в этой жизни и в той, — прозвучал в шатре высокий мальчишеский голос. — Пусть в твоих руках всегда