— Если вам понадобится, — ответил он медленно, — то я распишу на листке все подробно. Но пока что могу сказать с абсолютной уверенностью, что у каждого нашего сотрудника… имеется алиби. Тоже абсолютное, которое могут подтвердить множество людей.
Лейтенант захлопнул блокнот. Крылов видел, как на лице этого немолодого и разочарованного жизнью человека борются противоречивые чувства.
— Это хорошо, — сказал он. Крылов не понял, что же именно хорошо: то ли жестокая расправа, то ли абсолютное алиби, лейтенант, похоже, тоже сообразил расплывчатость своих слов, добавил: — Хорошо, что алиби… Сами понимаете, родители у этого… люди с весом. На них сейчас лучшие адвокаты Москвы работают.
— Да, — согласился Крылов, — закон, к сожалению, чаще всего не на стороне справедливости.
Лейтенант козырнул, но у самой двери хмыкнул, повернулся. В глазах было странное веселье.
— А знаете, — сказал он, — этот Вадик оказался крепким скотом… Дожил до клиники! Уже на операционном столе помер. Странно, а ведь мог бы даже выжить.
Крылов сказал невинно:
— Скифы, как вы понимаете, могут быть везде. Как среди врачей… так и среди правоохранительных органов.
Лейтенант даже вздрогнул. Похоже, ему такая мысль не приходила в голову. Встретился взглядом с Крыловым, несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. Затем козырнул, открыл дверь и вышел.
Выждав, Крылов подошел к окну. Лейтенант как раз подходил к милицейскому «газику». Почудилось или в самом деле этот хмурый и разочарованный человек перестал горбиться? И даже сведенные плечи вроде бы раздвинул…
Глава 18
Итак, милиция доказать ничего не смогла. Крылов помалкивал, не говорил даже корчмо… тьфу, скифам, но у самого крепла уверенность, что милиция не слишком-то и старалась.
Но сам случай получил огласку. И тем, что дерзко был совершен в самом центре столицы, и что пострадали сынки высокопоставленных чиновников, и что сама казнь была… такой экзотичной. Почти ритуальной. Газетчики и телевидение сбивались с ног, расследование провели куда профессиональнее и глубже, чем все правоохранительные органы, вместе взятые.
По Центральному телевидению прошла хорошо сделанная программа, где изо всех сил раздували жалость к несчастному, давили на гуманизм, на сострадание, на общечеловеческие ценности. Даже к чему-то приплели Давосские соглашения, но народ то ли объелся «гуманизьмом», то ли в крови начала просыпаться скифскость, но лишь возопил, что всем им, гадам, рвать и все остальное надо! Как тем, кто насильничает, так и тем гадам, кто гадов защищает.
А возле Останкинской башни какой-то комитет женщин организовал митинг в защиту прав убивать этих гадов. Конечно, митингом его можно было назвать с большой натяжкой: два десятка горластых баб поорали, одному милиционеру стукнули по башке транспарантом, на что тот даже поленился тащить в ментовку, зато корреспонденты охотно засняли стычку со всех сторон, после чего она попала даже в международные новости.
Честно, Крылов все не мог прийти в себя, что в сейфе, вмонтированном в стену офиса, все еще почти пятьсот тысяч долларов. Каждый из скифов, за редким исключением, получал не больше пяти тысяч в год, а здесь такая сумма, что вообще в голове не укладывается.
Он помалкивал про истинные размеры суммы, но скифы, что-то смекнув, начали предлагать самые разные варианты, как истратить деньги неведомых благодетелей. Особенно старался Гаврилов, он предложил создать фонд по поддержке многодетных матерей.
— Предупреждаю сразу, — возвысил он голос, предвосхищая возражения, — речь идет пока только о русских. Это не дискриминация остальных, а просто обычное житейское: где рвется, там и латают. Здесь брешь, тут и будем заделывать. А рождаемость минусовая только у русских. С чеченцами все нормально. Даже больше, чем нормально… Чересчур, я бы сказал, нормально. Так что пособие будет выдаваться только русским женщинам.
Откин вставил ехидно:
— А если она замужем за чеченом?
Гаврилов подумал, рассердился:
— Еще раз под руку гавкнешь, прибью!.. Будем выдавать тем, у кого оба родителя русские.
— А если мать-одиночка?
Гаврилов сказал с подозрением в голосе:
— Если мать… ты, мать твою, перестанешь?.. Если мать русская и дети вроде бы русские, то будем. Если нет, пошли на фиг. Но это еще не все! Обязательное условие: дети должны быть здоровыми, хорошо учиться, нормально себя вести…
Откин скривился:
— Фу…
— Не фукай. Не фига подкармливать дебилов да уродов. Только той матери, что родила и воспитывает не меньше троих здоровых полноценных детей. Пусть она даже мать-одиночка. Это не помеха… Более того, можно сделать еще круче! Женщины, которые рожают здоровых детей, будут считаться невестами… нет, уже женами самого Табитса! Табитс у нас самец или как? Что решили?
— Самец, самец, — подтвердил Черный Принц. — Проголосовали единогласно. Большой и рогатый.
Откин удивился:
— Почему рогатый?
— Рога всегда считались признаком силы и мужской… гм… доблести, — пояснил Гаврилов. — Тор, если этот еще раз гавкнет, прибей! Не жалко. Итак, мы можем придумать церемонию. Для детей это будет считаться, что к их матерям по ночам приходит сам бог… кто не знает, что это такое, пусть посмотрит в энциклопедии про тайный брак. Да-да, тайный брак бессмертного бога и смертных женщин. У наших женщин будет как раз тот случай.
— А если дети получатся уродами?
— Нет проблем, — отпарировал Гаврилов. — Значит, к этим женщинам ходил злой бог-уродец Еллун. Он предпочитает алкоголичек, наркоманок, дебилок и прочий мусор. С детьми злого бога мы должны поступать так же, как и с самим Еллуном. Не кричите, я не имею в виду, что надо их за ногу и головкой о стенку. Можно и о столб. А то и проще: укол — и на одного сторонника злого бога на свете меньше.
Откин, самый практичный, сказал задумчиво:
— Меня другое интересует… Как распределять будем? Если такая женщина отыщется на Колыме…
Неожиданно Гаврилова поддержал Черный Принц:
— Всеобщей справедливости нет, увы! А на Колыме о скифах не скоро узнают. Но в любом случае, всегда можно попросить одного из колымских скифов сходить на собрание и проверить: не липа ли, дабы получить пособие?
В «Московских новостях» прошла информашка о скифском обществе, глупо и скучно, а через недельку в офисе на столе Крылова раздался звонок. Мягкий вкрадчивый голос попросил главу скифского общества. Крылов грубо ответил, что ему некогда общаться с идиотами, которые забывают назваться, и тогда тот, поспешно извинившись, назвался репортером третьего телеканала.
— Ну и че? — спросил Крылов.
— У нас возникла идея, — сообщил репортер. — Мне поручено вести шоу, я планирую привлечь представителей сексменьшинств, два-три мафиози и вот вас, скифов. Это будет круто, это будет клево, это будет самый писк!
— Пошел к … матери, — ответил Крылов и положил трубку.
Поздно вечером он подходил к своему дому. У подъезда три черных «мерса», он издали узнал стриженых ребят Ромы. Его дом в престижном районе, но изредка приезжает к своему дружку в этом подъезде, тоже из братвы… «Мерсы» перегородили дорогу, а между ними эти шкафы, так что Крылову пришлось вообще лезть через посадку под окнами, топча цветочки.
Шкафы веселились, работа не пыльная, платят не за работу, а за их устрашающий вид. Один со смешком рассказывал:
— Куришь, спрашиваю, а он говорит: нет, что ты! Я ему: тогда пьешь, да? Он головой мотает: нет, не пью. Я тогда уже с уважением: колешься, значится? А он и тут смеется: нет, на фиг?.. Я ему почти кричу: а как же ты, сволочь, ухитряешься расслабляться?.. А он мне: а я и не напрягаюсь…
У самого подъезда Крылов перелез через невысокий штакетник, не удержался на ногах, нечаянно толкнул одного из этих, которые именуют себя бодигардами.
Бодигард даже взревел от удовольствия: засыпает от скуки, а тут этот интеллигентный очкарик!
Ухватив его за рубашку на груди, он зарычал:
— Ах так? Ты напал?.. Тебя подослали, гад?.. Оружие есть?
Из подъезда вышел еще один бодигард, картинно настороженный, за ним вальяжно выдвинулся сам Рома, а следом еще двое, вроде бы закрывают босса от пуль.
Рома поморщился:
— Что там?
— Да вот напал, — сообщил бодигард весело. — Спрашиваю, чем вооружен… гы-гы!
Рома поморщился еще больше, словно укусил лимон.
— Брось, — велел он. — Какое оружие у этого таракана? Пусть извинится и топает в свою норку.
Бодигард мощно тряхнул Крылова:
— Слышал? Извиняйся, киллер сопливый. А то зашибу.
Кровь бросилась Крылову в голову, однако ноги ослабели, он с трудом сдерживался, чтобы не стать меньше ростом, еще меньше, унизительное бессилие выступает из него, как пот на боках загнанной лошади…
Рома остановился у машины, смотрел с усмешечкой. Все видит, понимает, гад. Его бодигард всю жизнь вертится среди таких же недоносков, знает, как наклонить, кинуть, подставить, перевести стрелки, взять за жабры.
Крылов с тоской понимал, что его видят насквозь. Видят его жалкую трепыхающуюся душонку, такую… такую негодную для таких дел и стычек, видят, как трепыхается сердечко, огромное и здоровенное, если сравнивать с сердцами других интеллигентиков, но такое крохотное в сравнении с мощным насосом для перекачки крови этих минотавров…
Он раскрыл рот… но неожиданно для себя выдохнул, глаза застыли. Он смотрел на узенький лоб бодигарда. Бодигард рыкнул:
— Ну?
Крылов перевел взгляд на лицо Ромы. С трудом совладал с собой, выговорил чужим жестяным голосом:
— Посмотри на лобик своего босса.
— Ну? — повторил бодигард угрожающе.
Повернулся всем туловищем, как тяжелый танк, что разворачивается на месте. Кабаньи глазки угрюмо и подозрительно скользнули в сторону босса братвы. Массивная, как Уральские горы, изъеденная оспой челюсть дрогнула и начала опускаться, как ковш экскаватора. Глаза начали вылезать из глубоких нор, из пасти вырвался всхрап.