Крылов стиснул ладонями виски. Киммерийцев сломило что-то покруче, чем конная тактика скифов. У киммерийцев была точно такая же. Что-то у скифов было иное, помощнее… Идея у них была, блеснула мысль. Идея! Какая? Фиг ее знает, но скифы победили не силой оружия, киммерийцы могли с ними драться на равных. Скифы что-то несли на своих знаменах, что-то выкрикивали, они дрались за что-то такое, против чего киммерийцы не могли поднять руку, а если и поднимали, то очень неохотно…
Словом, если будет недостаточно воинских побед одних скифов, можно будет привлечь и киммерийские. Отмечать одни лишь скифские — то же самое, что сейчас отмечать только заслуги москвичей, не замечая открытий и подвигов киевлян… ладно, хохлов оставим, они сейчас за самостийность готовы зубами каждого, не замечая заслуг и открытий сибиряков, дальневосточников!
В кабинет часто заглядывал Гаврилов, он составлял календарь скифов. Гаврилов понимает, что его труд войдет в историю, а его имя начертают золотыми буквами, через сотню-другую лет он будет объявлен святым и непогрешимым, о нем начнут создаваться легенды, потому уже начал отращивать усы и бороду, учился смотреть так, как будет смотреть с портретов в университетах.
— Да забудь ты про великие победы, — сказал Крылов злобно. — Ты что, весь календарь ими засрал?.. Когда много — обесценивается. Изголодался, понимаю. Это не Россия, у которой побед… гм… с воробьиный нос. Знай меру. Зато у тебя совсем нет культурных праздников.
— Культурных?
— Ну да. Определи день, когда мудрец Анахарсис изобрел… Когда было изобретено… когда скифы создали стремена, что сразу на порядок подняло ударную мощь конницы.
Гаврилов загорелся:
— Ух ты!.. Спасибо, Костя. Почему мне сразу не пришло такое в голову?..
— И еще, — милостиво сказал Крылов. — Надо выделить один-два дня и для скорби.
— Ты… чего?
— Определи, — продолжал Крылов невозмутимо, — когда отметить день страшного поражения скифов… а еще лучше — родственных нам киммерийцев. Мол, вот плоды братоубийственной войны, мы скорбим вместе с павшими предками. В этот день будет запрещено есть сладкое… И вообще нельзя будет лакомиться, играть веселое, танцевать. Понял?.. Нельзя весь календарь превращать в сплошные даты побед, достижений и свершений! В человеке есть потребность и пореветь, посокрушаться, разделить с кем-то печаль. Тем более когда сам в тепле и уюте.
Явился очень заинтересованный Тор. Все, что показывало скифов настоящими арийцами, у него шло на «ура».
— А это еще и предостережение, — заметил он сурово. — Если у нас были не только победы, то и щас надо: броня крепка, и танки наши быстры! Понял?
Гаврилов обратил на него не больше внимания, чем на жужжащую муху, поинтересовался у Крылова:
— А по каким датам расставить изобретение двузубого якоря? Изобретение стремян?
Даже Тор посмотрел на него, как на убогого. Прорычал:
— Рыбой ушибленный?.. Да разбросай по календарю равномерно. Только следи, чтобы не совпадали с нашими, привычными. Ну, с Новым годом или Восьмым марта. Мы хоть и скифы, а по-русски будем праздновать все, только бы не работать. С голоду будем пухнуть, но — праздновать!.. Праздник по-русски от слова «праздность». Верно, Костя? То есть нихренанеделанье.
Гаврилов поморщился, но в календаре сделал пару пометок. Он знал, в отличие от Тора, что одному рыбой ушибленному поставили пристройку в виде собачьей будки к величественному Покровскому храму, построенному в честь победы над могучим Казанским царством, после чего ведь исполинский собор на главной площади страны стали звать храмом этого ушибленного, Василия Блаженного.
— Летние месяцы вычти, — посоветовал Денис-из-Леса. — Я все лето на даче, теща поедом ест, чтобы в огороде копался. А вот на сентябрь можно праздников побольше. Нет, лучше на сентябрь поставить День Скорби. Все съедутся сытые, толстые, обожранные — денек поста не повредит, особых нареканий не будет. А кто проживет день без сладкого и плясок — будет гордиться своей сверхчеловечностью.
— И в ноябре поменьше, — попросил Откин. — У меня совпали дни рождения жены и детей. Не могу не накрыть стол! А если еще и день скифской победы над ворогом, то либо сопьюсь, либо в трубу вылечу.
Гаврилов добросовестно делал пометки, подгоняя даты, события, а скифы подбрасывали идеи. Крылов подумал хмуро, что шутки шутками, но история в самом деле делается вот так, хулигански, а уж потом обрастает священными перьями, каждое слово толкуется в сакральном смысле, а их, Первых, будут изображать мудрейшими и непогрешимыми старцами.
Все как с дурацкими гороскопами, чего уж нелепее, а вон взрослые и вроде бы с титулами люди на полном серьезе выясняют, кто из них Козел, а кто Осел, да еще китайский Козел или греческий… А делались эти гороскопы, гм, да уже видно, как они делались, стоит посмотреть на корчмовцев-скифов!
Глава 3
На одно из заседаний инициативной группы, которую уже звали Скифским Политбюро, Денис принес огромный лист ватмана. Молча развернул, приколол к стене.
Исполинский Черный Меч, установленный острием вверх, грозно и уверенно грозил низкому московскому небу. Он был установлен на массивном пьедестале, очертаниями напоминавшем погребальный курган. В сторонке архитектор изобразил деревья: скорее для масштаба, чем для красот.
Черный Принц поморщился:
— Да ладно тебе… Уже один раз ставили.
— Засчитал себе поражение? — быстро спросил Денис-из-Леса. Он покраснел, взволновался, даже уши покраснели и распухли. — Но мы уже не те, что были тогда, не заметил? Сейчас мы бы тех казачков…
Черный Принц фыркнул и отвернулся. Гаврилов сказал мягко:
— Да, это не тот Меч… Этот во дворе не установишь. Так что с ним будет еще труднее. Разве не так?
Крылов с удивлением рассматривал эскиз.
— Ого!.. Это же какого он размера…
— Вон все расчеты, — сказал Денис-из-Леса.
— Да что мне цифры, — ответил Крылов с неудовольствием. — Я философ, а не каменщик. Ты мне дай…
— Все понял, — ответил Денис-из-Леса быстро. — В высоту он будет… гм… с собор Василия Блаженного… Ну, чуть повыше. Раза в три. Собор Василия Блаженного — это такая многолуковная церковь, что на Красной площади… Может быть, кто видел? А в ширину, понятно, пропорционально.
Меч даже на эскизе поражал зловещей красотой. Была в ней ярость молодого народа, которому палец в рот не клади, который будет расти и учиться стремительно, в бешеном темпе, за косой взгляд в свою сторону шарахнет по голове, а чуть подросши, начнет вступаться за справедливость и на улице.
— Круто, — сказал Крылов. — Круто. Даже не представляю, где поставить… такой огромный.
— Меньше делать не стоит, — сказал Денис-из-Леса быстро. — Сразу исчезнет эффект!
Крылов поколебался, согласился:
— Да, мельче не стоит. Но где? Надо просмотреть карту.
А грубый Тор брякнул:
— Где-где! Да на месте Васьки Блаженного. Снести его к чертовой матери.
Все рассмеялись. Увы, даже власти московского мэра для сноса такой ценности русского народа будет недостаточно.
Из соседней комнаты, где установили компы и куда провели оптико-волоконную связь, раздраженные голоса звучали все громче. Крылов толкнул дверь, остановился, оглушенный криками. Красные, разъяренные, Klm и Тор вот-вот были готовы броситься друг на друга с кулаками. На миг Крылову захотелось посмотреть, что же стоит сунь-хунь Klm против кулаков Тора, но совсем не скифское благоразумие заставило перешагнуть порог со словами:
— Тихо-тихо! Я принес решение.
Оба обернулись злые, с перекошенными рожами. Klm, более быстрый в реакциях, спросил:
— Какое решение?
— А о чем спорите? — поинтересовался Крылов.
Тор выругался. Грубо и коротко. Klm сказал зло:
— Костя, я тебя не посылаю, но если тебя кто послал, то иди ты… иди, иди, иди!.. Не знаешь, а лезешь. У нас тут разные подходы к религии. Я имею в виду, религии скифов.
Тор сказал раздраженно:
— К вере, идиот!
— К религии, дебил!.. Не можешь отличить религию от веры!
Крылов раскинул руки, придержал:
— Ребята, ребята!.. Вот как раз по этому поводу я и зашел. Только вы двое, оба такие рыцарственные и здоровые, можете придумать, как вернуть прежнее значение клятве. Без этого, как вы понимаете, никакой скифскости нам и не светит.
— Прежнее? Это какое? — спросил Тор подозрительно.
— Сакральное. Издавна… прямо с пещерных времен! — замечено, что человек, накладывающий на себя ограничения, выше и достойнее «свободного и не связанного клятвами и предрассудками». Ограничения накладываются клятвами, обетами. Неважно, в чем рыцарь, монах или современный офицер клянется: совершать или же, наоборот, воздерживаться от свершения неких поступков, но он накладывает на себя некоторые ограничения. Так вот каждый скиф должен давать клятву…
Он задумался, а Klm, уже чуточку остыв, спросил хмуро:
— Какую?
Крылов отмахнулся:
— Да сейчас это неважно! Придумаем. Главное, чтобы произносил. Это сразу вводит его в ранг людей высшего сорта. Скиф начнет чувствовать себя не уродом среди нормальных людей, а суперменом среди обычных. А это значит, что он не отступит под напором этих обычненьких, а наоборот — они начнут стремиться в скифскость!
Тор расправил плечи.
— А это — арийскость. Настоящая, нордическая.
Klm снова окрысился:
— Да пошел бы с арийскостью, фашистенок недобитый…
Крылов сказал быстро:
— Вы же говорите об одном и том же! Арийскость есть низшая фаза скифскости. Ну, был такой пастушечий народ ариев… Лучшие из них превратились в киммерийцев, а потом в скифов. Скажите, вы что-нибудь придумали, как скиф должен отличаться от нескифа? Не носить же всем надписи на майках? А если в костюмах?
Klm фыркнул:
— Надеть нарукавные повязки. Либо со свастикой, если мы арийцы, либо с желтой звездой, если мы… наоборот.
Тор задумался, наморщил лоб, забормотал:
— А что, в самом деле надо обряды какие-нибудь… Или ритуалы. Ну, как вон, помню, у пионеров было приветствие… Вот так рукой к виску… нет, так военные, а вот так, ко лбу через грудь… Нет, так фашисты… Или коммунисты? Нет, у коммунистов вроде бы своего приветствия не было. Или было? Черт, как давно это было… И чтоб вставали при гимне!