Пересохшая гортань с такой жадностью впитывала прохладную шипучую струю, что та растворялась, не достигая желудка.
Все молчали, только Klm задвигался, лицо его медленно багровело. В глазах блеснул гнев.
— Я… — проговорил он чужим голосом, — я не могу такое позволить! Я сам офицер и сын офицера, у меня даже дед был офицером… по материнской линии, однако я не могу… как можно? Кто, кто решать будет? Кто из вас возьмет топор… или хотя бы шприц и станет всаживать смертельные дозы яда в этих граждан нашей страны, таких же, как и мы…
Тор проворчал враждебно:
— Таких же, как и ты.
— Таких же, как и я! — выкрикнул Klm. — Будете убивать их лично?
Крылов вздохнул, развел руками:
— Всего не предусмотришь… Среди возражений прозвучали и те, на которые тоже отвечать не стоит ввиду их крикливой бессмысленности. Странно услышать от Klm, который совсем не дурак, хотя и сын… гм… Ну, чей он сын, понятно. Наверно, бацилла общечеловеческих в нем пустила метастазы. А я в будущем обещаю не отвечать на: «а ты сам возьми автомат и пойди!», «а ты сам попаши!» и прочие глупости. Дело не только в том, что и попахал, и побывал, и повидал, а в том, что в любом обществе есть службы, которые выполняют функции… не самые популярные. Не знаете, да? Да что там службы, никто не стремится, отталкивая друг друга локтями, на ремонт городских дорог или на службу по отлову бродячих собак! Всегда есть работы, которые передоверены другим. Учитель учит детей, не считаясь с нашими советами, даже — за закрытыми от нас дверьми класса. Постовой не слушает наших доводов, что улица пуста, машин нет, можно и на красный свет, а летчик сбрасывает бомбы на Белград, даже если внутренне не согласен с действиями НАТО.
Тор сказал все так же враждебно:
— А кто не согласен — вали на гражданскую!
— Так что, — продолжил Крылов, — часть возражений попросту бессмысленна. Во-первых, большая часть проблем решается еще в процессе растущей беременности, остальные — при рождении ребенка. Допустим, не удалось выявить патологии раньше, уродец родился. Тут же матери можно объявить, что родился мертвеньким, а она вольна попытаться снова. То есть функцию решения берет на себя государство в лице врачей. Таким образом, у родителей нет описываемых мук с детьми-дебилами и уродами. Вопрос, повторяю, не в чисто технических аспектах, а в изменении нашей морали. До сего времени мы придерживались нелепенького, но такого гуманненького лозунга, что любая жизнь — священна. И что ничего нельзя затевать, если пострадает хоть один невинный ребенок, если хоть одна его слезинка капнет… Как же! Да посмотрите на бомбежки Югославии или Белоруссии. Лозунг о священности любой жизни пришел из-за океана. И что же? Эти заокеанские бомбят, еще как бомбят! Но — чужих. Чужих — можно, их жизни не священны.
Гаврилов кашлянул, сказал осторожно:
— Для предвыборной программы очень важно… Признать ли нам, что хоть «любая жизнь — священна», но здоровье вида — еще священнее? С этим если кто и согласен, то где-то очень глубоко внутри. А вот увидит на нашем знамени, тут же кинется рвать его в клочья! Никто не любит резких поворотов в морали. Вспомни, как медленно и плавно шло хотя бы раздевание. В молодость моего деда даже купальные костюмы были более закрытые, чем теперь одежда для прогулок по городу!
Крылов развел руками:
— Да, всем хотелось бы, чтобы все разрешилось как бы само собой. У наивных больше всего маниловских надежд на развитие медицины. Вот придет и всех спасет, начнет лечить генные нарушения. Лечить! Выявлять-то начала только-только, в одном-двух научных центрах, а уж до лечения как до Перми на карачках! Даже здесь, в научных центрах. А когда доползет до сибирских сел? Мечтатели… А вот как поступать сейчас? Дело не в жадности, что эти гады дебилы меня объели, хотя я предпочел бы те немалые средства перебросить студентам на стипендию, а врачей послать в те больницы, где их недостает. За одебиленный вид хомо сапиенс обидно.
Денис-из-Леса зябко передернул плечами:
— Да и страшновато, если честно.
Однако все угрюмо помалкивали. Крылов ощутил приступ тоски, сказал убеждающе:
— Ребята… Мы в Интернете все часто натыкаемся на вопрос, с которым некоторые умники ходят с сайта на сайт: «А кто решать будет?» Вариант: «А где та грань…» Ах как умно! Достаточно спросить такое, и сразу выглядишь… правда, только себе, обожаемому, таким интеллектуальным-интеллектуальным, далеко просматривающим множество возможностей, в отличие от тупого Крылова. А раз возможностей так бесконечно много, то всегда можно оправдать ничертанеделание… Да, всем понятно, что если за убийство — расстрел, а за пятерку в школе — пряник, то непонятно, как поступить с подростком, укравшим кошелек у прохожего. Где же та грань, и кто решать будет… и т. д. Да, этот подросток может попасть и под расстрел при драконовских законах. Но при любых законах ему ничего не грозит, если он после школы пойдет не кошельки воровать, а заглянет на занятия, скажем, кружка астрономии! Так что давайте согласимся, что если плод — с тягчайшими патологиями, то ему умерщвление немедленное. Зато здоровому ребенку — цветы и чистые пеленки. А вот с полудефектами… Да, кто-то упадет по эту сторону забора, кто-то по другую. Точной грани нет. Но зато полные уроды будут уничтожены сразу, а из здоровых никто не пострадает. Это важнее.
Раб Божий спросил печально:
— А потом?
— Потом диктатуру отменим, — сказал Крылов бодро. — Как Сулла, выведший страну из кризиса.
Хлопнула дверь. Влетел Откин, взъерошенный, торжествующий, возопил о победе, в руках трепыхалась развернутая газета.
Крылов склонился над указанной статьей. Над головой шумно дышали скифы, читали.
Газета солидная, авторитетная, а статья принадлежит перу доктора медицины профессора Оноприенко. Солидный профессор тщательно продумал и обосновал с новейших позиций медицинских достижений «свет в конце туннеля», возможность существования отдельного рая для скифов, в котором сознание умерших скифов живет по их собственным законам.
Крылов вчитывался с недоверием, но статья так густо пересыпана медицинскими терминами, так глубоко аргументирована, эшелонирована, что он не знал: смеяться или плакать.
— Твое мнение? — спросил он наконец, измучившись. — Это дурь всерьез… или профессор прикалывается? Вроде научных работ про ринограденций?
Ликующий Откин отмахнулся:
— Да какая разница?.. Не вникай в мелочи, смотри шире, как и положено отцу нации. Главное, что это… эта наша скифскость пошла уже во все сферы! Ты не был в Доме художника на Кузнецком?
— Не был.
— Зря.
— А что там?
— Постоянно действующая выставка. Там с каждым днем процент работ на скифскую тему растет. Картины, статуэтки, барельефы, горельефы! Даже циновки со скифским орнаментом.
— Циновки? — усомнился Крылов. — Откуда у скифов циновки?
— Откуда и арийскость, — ответил Откин нагло. — Но есть и расписанные бисером шкуры. Правда, с якутским орнаментом.
Раб Божий очень вежливо и деликатно отстранил Откина, перед Крыловым на стол легла распечатанная страница убористого текста. За ней другая, третья… Раб Божий выкладывал их с методичностью автомата, уверенный, что Крылов успевает все просмотреть и осмыслить.
— А вот еще из общества защиты животных, — начал комментировать Раб Божий. — А вот из охраны материнства… комитет за свободную продажу оружия… Все обещают поддержку и голоса своих членов, если в программу скифизации будут внесены их требования.
Крылов удивился:
— Ого! Да мы вроде бы еще не начали свою предвыборную агитацию.
— Коалиции сколачиваются раньше. Сперва торгуются, бегают друг к другу, прицениваются, где больше дадут за их шкуры… то есть голоса.
Глава 8
Первыми духовые оркестры на праздник победы над Зорапионом пообещали прислать пожарные части. Затем неожиданно откликнулся Образцовый Краснознаменный оркестр Воздушно-Десантных Сил. В офисе ходили на ушах: приглашения разослали всюду, но мало кто верил, что вот так запросто откликнутся именитости!
Поговаривали, что интерес проявил даже знаменитейший ансамбль Моисеева, но то ли гастроли, то ли счел скифов все-таки недостойными своей высокой репутации…
Чем ближе приближалась знаменательная дата, тем нервознее вели себя власти. В мэрии прошло специальное совещание, было предложение запретить странные праздники вовсе, как несанкционированный митинг. Правда, не прошло, зато долго ломали голову, как взять это нелепое движение под контроль. Стало известно, что кто-то высказал мудрую мысль, что если попытаются, то могут сами оказаться под контролем скифов. Они ведут себя пока тихо, но их в городе уже едва ли не большинство…
Клуб исторической баталистики спешно шил костюмы скифского образца, всадники учились ездить без седла и стремян. На их счастье, пришел историк и сообщил, что к тому времени скифы уже изобрели седла и стремена, разве что седла были другой формы… Правда, македонцам придется ездить как без стремян, так и без седел, потому эти ослы и терпели такие страшные поражения…
Еще когда московский градоначальник Милорадович докладывал царю, что в армии создано «Северное общество», ставящее целью свергнуть самодержавие, тот благодушно отмахивался: «Оставьте этих юных поэтов! Пусть читают друг другу свои скверные стишки». Действительно, стихи писали все заговорщики: Пестель, Рылеев, Бестужев, Каховский и прочие-прочие.
Без поэтов не обошлось и среди скифов. Наверное, писали тоже, как и декабристы, поголовно, но большинство скифов, помня про участь декабристов, благоразумно помалкивало. Остальным же выпал шанс первыми увидеть строки своих стихов начертанными крупными буквами на глухих стенах домов, на стенах в метро, даже на бетонном ограждении автострады.
В пяти скверах столицы спешно сколачивали деревянные помосты, откуда скифы намеревались читать стихи о Великой Скифии, славе и доблести ее избранного богами народа. Ансамбли разучивали песни, а поэты-песенники спешно создавали шедевры на волне интереса к Скифии и ее величайшему, как оказывается, из всех народов.