– Ванечка, сыночка, ты тут... – Мать вовсе и не ругается. И на перевернутую фотографию совершенно не обращает внимания. – Господи, а горячий какой... Ванечка, встать-то сможешь? Пойдем домой, сыночка, нельзя тут... это Бимка тебя нашел! Прямо как на аркане меня притащил. Мы же с ним все дворы-подвалы по очереди обходили, тебя искали. А сюда, видишь, в последнюю очередь. Я и не знала, что тут вход есть. Это все Бимка...
Мать говорит торопливо и путано. И все время пытается погладить Ваню по голове. Как маленького. Из дверей на крыльцо выходит бабушка, прижимает внука к мягкому теплому животу:
– Ну, чего ревешь? Ты же мужик! Смотри-ка, всех карежминских курей распугал, нестись не будут!
Этот особнячок, затерявшийся в перекрестье мелких переулков возле Литейного проспекта, мало кто из прохожих замечал. Сколько таких, неказистых, двухэтажных, с облупленными фасадами и обвалившейся лепниной на окнах, виновато сутулится под серым питерским небом? Не счесть. Явно не памятник архитектуры и искусства. И бедноватая простецкая чугунная решетка, и давно немытые мелкоячеистые окна, и убитая асфальтовая дорожка по периметру вдоль стен... Если же у кого-то вдруг взыгрывало любопытство и он непременно вознамеривался узнать, что ж за здание такое унылой бородавкой выросло на пути, то, напрягши глаза, вполне возможно было прочесть скучную вывеску – ржавой позолотой на выцветшем синем: «Межотраслевое управление по обработке статистических данных в легкой промышленности». Явная нелепица словосочетания не будила воображение и не трогала душу. Любопытствующий равнодушно следовал дальше, не испытав ровным счетом ни одной из отведенных человеку эмоций. На то и рассчитывалось.
Вокруг особнячка громоздились темные от времени кубы старинных домов, за которыми светилась чисто вымытыми огромными стеклами витрин уютная фешенебельная улочка. Несколько вальяжных магазинов, рестораны, кофейни, банк. Модные машины, дорогие улыбки на нарядных лицах. Тихий центр с огромными престижными квартирами, явившимися на месте бывших коммуналок, словно пасхальные яйца, разукрашенные к сроку умелой рукой.
Каждый раз, подходя или подъезжая к месту работы, полковник Стыров довольно щурился, взглядывая на особняк. И мысленно хвалил себя – чего скромничать! – за гениальную придумку.
Рассохшаяся дверь после легкого тычка кусочком электронного пластика подалась вперед приглашающе-бесшумно. Вытянулся у стойки дежурный, подобострастно козырнул.
– Как съездили? – поприветствовала серьезной улыбкой верная секретарша.
Не дожидаясь ответа, поскольку он и не предполагался, угнездила на поднос высокий стакан в серебряном именном подстаканнике, налила до половины коричневой, почти черной, пахучей заварки, плеснула кипятка и щедро булькнула густых студенистых сливок. Ничего иного начальник не признавал.
– Трефилова и Банщикова. Через пятнадцать минут, – приказал полковник, входя в кабинет. – И соедините с пятым.
– Пятый. Первая линия.
– Вот старая корова, – раздраженно ругнулся полковник, снимая трубку. – Раздеться не дала. Ну, сама чай налила, так дай шефу хоть глоток сделать!
Впрочем, это раздражение было, скорее, привычной же похвалой себе: подчиненные, вышколенные годами совместной службы, исполняли его указания немедленно и буквально. Однако, увы, не все. Некоторые, те, что пришли из других подразделений, позволяли себе черт знает что! Например, тот же Трефилов.
– Здорово, полковник, – возник в трубке вальяжный голос пятого. – Как столица нашей родины? Как встретили? А главное, как проводили?
– Взашей проводили, – мрачно хохотнул Стыров. – Требуют повторения весеннего подвига. Причем показательного.
– Деньги дают?
– И консультантов.
– Чего такой кипеж?
– Да депутаты наши опять закон на доработку отправили.
– Вот, пидорасы! Сидят там, в задницах ковыряют. А мы тут...
– Вот именно, а мы тут. Нашли убийцу? Да знаю, что не нашли. А он сейчас наша палка-выручалка!
– Найдем, куда денется? Компания вся у нас, одного только нет, который с этим Баязитовым сбежал. Как провалились! Оба. Отсиживаются где, что ли. Вчера начали подвалы прочесывать.
– Я чего-то не догоняю: как пацан с такой фамилией к скинам попал? Он кто? Казах?
– Нет, русский, фамилия по отчиму. Мать-одиночка воспитывала. Ходим за ней, пока без толку. Она сама его ищет.
– Ясно. Забрось материалы. А завтра – давай ко мне. Нам сейчас нужны буря и натиск. Массово и кроваво. Чтоб наши законотворцы аж взмокли от страха. И ищи пацана. Я сегодня своих подключу.
– Буря планируется только у нас?
– Да нет. Штормовое предупреждение по всей стране.
– Понял. Конец связи?
– Начало, Палыч. Исключительно начало. А сроку нам с тобой – два месяца.
Чай не успел остыть за время короткого разговора, и полковник с удовольствием отхлебнул из тонкого стакана. Такой чай он приучился пить в Казахстане, когда зеленым лейтенантом прибыл к первому месту службы – на Байконур. В морозы питье согревало лучше спирта, после пиалы такого напитка абсолютно не хотелось есть. Правда, казахи непременно подавали к чаю тонко нарезанное мясо – сурет. Вот это сочетание – густой сладкий чай со сливками или сметаной, а то и с куском масла да острая, крепко соленая вяленая конина – так и осталось любимым лакомством Стырова на всю жизнь. Ясно, теперь уже в усеченном виде. Откуда в Питере домашняя казахская вяленина? Раньше, до распада Союза, друзья-казахи, наезжая в Питер, непременно привозили сурет, зная, как любит его Стыров.
Так ведь раньше и солнце светило ярче, чего вспоминать?
За годы службы в Казахстане Стыров успел по-хорошему привязаться и к природе, и местным жителям, по достоинству оценив молчаливую преданность и исключительное дружелюбие казахов. И теперь, по уши погрузившись в новую, далеко не однозначную свою деятельность, все время опасался, что в сводках «с места уличных боев» среди жертв обнаружится казах по национальности. Он, полковник Стыров, этого искренне не хотел.
– Трефилов и Банщиков, – доложила секретарь.
Мужчины, вошедшие в кабинет, были совершенными антиподами: плотный, стриженный под ноль блондин – капитан Трефилов и его начальник – тощий, как рыболовный крючок, смуглый брюнет майор Банщиков. И все же они были очень похожи! Общей размытостью черт, блеклостью взгляда, одинаково неброскими темными костюмами. То есть они представлялись совершенно никакими! Как и положено. Сам Стыров выглядел точно так же. Если бы кто задался целью описать внешность любого из троих, находящихся в кабинете, то припомнилось бы лишь одно – масть. И то с сомнением, потому что ускользала.
С Банщиковым полковник работал давно, лет уже пятнадцать, приняв его к себе лейтенантом сразу после училища, а Трефилов появился в подразделении недавно, трех лет не прошло. Рекомендовали его сверху как замечательного специалиста по налаживанию психологических контактов с объектами исследований. Надо сказать, что по этой части капитан и впрямь был профи: столько связей, сколько он установил за короткое время, в активе стыровского отдела никогда не было, – но вот по части дисциплины и военной выучки... да и откуда всему этому взяться? Спецучилище не кончал, понятий о субординации – никаких. Звание получил за заслуги. Короче, раздолбай. Но – результативный. Не отнять.
– Ну, докладывай, капитан.
– За сутки ничего незапланированного. Завтра, думаю. ..
– Думают там! – Стыров задрал к потолку указательный палец. – А мы – выполняем. И пока – черт-те как. Баязитов – твоя разработка? С русской фамилией никого не мог найти?
– Баязитов – случайность. Должен был быть Костылев, вы же знаете. А этого сосунка и на акцию не звали. Он у них без году неделя.
– А теперь этого сосунка, как ты говоришь, найти никто не может? Он что, спецподготовку прошел? Терминатор? Джеймс Бонд?
– Вы сказать не дали, тащ полковник. – Трефилов спокойно выдержал взгляд командира. – Завтра мы его найдем.
– Мы или милиция?
– А есть разница? Ну, хотите – мы.
– Я что-то не понимаю, капитан, – начал демонстративно заводиться Стыров, – где ты работаешь, а главное – на кого.
– Я? – Трефилов равнодушно оглядел кабинет, нимало не обеспокоенный тоном начальства. – Я – на Россию.
– Ого! – хмыкнул полковник. – Круто. Майор Банщиков раздраженно крякнул:
– Помолчи, капитан. Операция под контролем, товарищ полковник. Судя по всему, этот Баязитов серьезно ранен, видно, где-то залег. Костылев и компания сейчас в СИЗО, с ними коллеги работают, нам пока доступа нет. Завтра, как только войдем в контакт, сразу выйдем на Баязитова.
– Хорошо. Имейте в виду, нам нужно довести дело до открытого процесса. Поэтому все ваши штучки – новичок, сосунок – в задницу. Боец! Со сформировавшейся идеологией. Главарь организованной банды. Ясно?
– Да не тянет он на главаря, тащ полковник, – снова влез Трефилов. – На суде расколют.
– Значит, надо сделать так, чтоб не раскололи. Научить?
– Справимся, – хмыкнул капитан. – Приятно работать, когда есть четкие указания руководства.– Рад за вас, Трефилов, – сухо обронил Стыров. – Принесли разработки? Капитан, свободен. Мы тут с майором... Наглец! – кивнул он вслед закрывшейся за капитаном двери. – Ну, давай излагай, чего придумали.
– Пойдем, миленький, Катюшка ждет, мы уже чуть с ума не сошли, куда ты пропал... Вставай, сыночка!
Мать пытается подсунуть руку под Ванину спину и приподнять его с дивана. И тут же на Ваню падает потолок! Стены со страшным грохотом обрушиваются прямо на голову, острые пыльные кирпичи расплющивают бескостное тело, горячая волна песка и пыли забивает рот и нос...
– Ваня, Ванечка! – тонко и страшно кричит мать. – Потерпи! Я сейчас! Врача, «скорую»...
– Сдохни, скотина! – перекрывает ее вопль гортанный голос того самого страшного, носатого, черного. – Убью урода!
Черный все трясет и трясет стены. И кирпичи все валятся и валятся, пока не замуровывают Ваню в узкую – ни вздохнуть, ни повернуться – щелку. Руки, ноги, голова – все придавлено горячей каменной тяжестью. Вот сейчас черный сбросит последний кирпич, и закроется последняя дырка, сквозь которую видно яркое синее карежминское небо.