Хоукрил с мечом наготове тихо и быстро прошел вперед, чтобы не терять приятеля из виду. Краер пристально смотрел на что-то позади трона, потом обратил свое внимание на двери по обе стороны от трона. Эмбра подошла к Хоукрилу, и они оба увидели, как Краер покачал головой, потом повернулся и жестом подозвал их к себе.
По тронному залу бродило огромное количество Тающих. Высочайшая Княгиня с удовлетворением отметила, что, когда ходячие мертвецы сталкивались, они не начинали бездумно рубить друг друга мечами, а просто расходились и, не видя ничего вокруг, бесцельно брели дальше. И все равно Эмбра пробиралась вперед по гладкому мраморному полу осторожно, как вор, стараясь даже не дотрагиваться до колдовских созданий.
Повсюду лежали мертвые стражники из дворцовой гвардии и придворные. Эмбра старалась не смотреть на тела. Добравшись наконец до тронного постамента, Эмбра перевела дыхание и сказала Хоукрилу:
— Постой возле меня на страже. Пожалуйста.
Он кивнул, развернулся, обнажил кинжал и развел руки, ограждая острой сталью все пространство перед троном. Краер вопросительно поднял бровь, и Эмбра пробормотала:
— Попробуй увести одного из этих… существ от прохода, так, чтобы он на тебя не напал. Если получится, избавься и от остальных.
Краер кивнул и скользнул в сторону. Отходя, он кивнул Сарасперу, Гларсимберу и Ролину, чтобы они тоже подошли и получили распоряжения от Эмбры.
— Ястреб, — прошептала Эмбра, поднявшись к трону королей Аглирты. — Если мой голос… покажется тебе не моим, или я стану разговаривать с тобой грубо, или буду говорить такое, чего я бы никогда не сказала, — ударь меня, чтобы я потеряла сознание, и унеси отсюда так быстро, как только сможешь — но прежде, чем ты это сделаешь, брось свою сталь!
Латник кивнул в ответ, полуобернувшись через плечо. Эмбра закусила губу, опустила руки на подлокотники трона и села.
Сиденье трона было холодным и жестким. Эмбра почувствовала привычное легкое дрожание магии — так бывало всегда — и подождала, пока заколдованный замок ее узнает. Пока что Тающие не повернулись и не набросились на нее, пока не сработали никакие враждебные заклинания, и… вообще пока ничего страшного не случилось. Пока.
Эмбра быстро раскрыла сознание, устремляясь вглубь, в паутину переплетений магии — в сеть заклинаний, сотворенных Ингрилом, и Гадастером до него, и полусотней других волшебников. Все они были очень могущественными чародеями… и очень коварными, и каждый вкладывал в магическую сеть замка заклинания-ловушки и известные только им самим секреты.
Пока Эмбра чувствовала себя дома. Она всегда знала эти силы, эти магические связи. Подождав, пока схлынут устрашающие образы, созданные, чтобы отпугнуть робких, она потянулась к волшебной сети, пронизывающей дворец. Дальше, глубже, пока… да! Здесь!
Эмбра достигла места в глубине дворца, и еще глубже — внутри себя самой, откуда она могла призвать древнее, заложенное в само основание замка волшебство. В одно мгновение она пробудила нужное заклинание и обследовала дворцовые покои.
Ничего. Ни магии, дремлющей, или развеянной, или даже скрытой. И ничего живого — только несколько крыс, шуршащих за стенами. Для того чтобы тщательно обследовать все вспомогательные помещения, отдаленные башни и подземные переходы по всему острову, понадобилось бы несколько часов. Но Эмбра почему-то и так знала, что регент либо мертв, либо его нет на острове.
Она не чувствовала его.
Ни вблизи, ни где-то еще. Даже с помощью всей магии замка. У нее сейчас не было Дваера, чтобы попробовать связаться с его Камнем, и времени на то, чтобы искать кого-нибудь или что-нибудь, у нее тоже не было.
Здесь, на острове, что-то произошло. Ни регента, ни придворных — во дворце не осталось ни одной живой души. Кто же это сделал?
Волшебная сеть дворца осталась прежней — ее не подавляла и не повреждала чужая магия. А ведь если произошла магическая битва, ее следы должны были остаться повсюду. Или же… Или все, кто участвовал в этой битве, либо совсем не использовали древнюю магию острова, либо так хорошо знали эти заклинания, что сумели воспользоваться ими, ничего не повредив и совсем не оставив следов.
«Но где же отец?» — думала Эмбра.
Ее настоящий отец, которого она когда-то ненавидела, заклятый враг всех членов семейства Серебряное Древо, проклятие жестокого тирана, который называл себя ее отцом.
Барон Черные Земли, красивый особенной мрачной красотой, смеющийся Золотой Грифон. Сущее наказание для всех знатных женщин Долины, соблазнитель в черном и золотом, тайком перебирающийся из одной спальни в другую. Эмбра до сих пор не до конца верила в то, что, она это знала, было истинной правдой, — что он ее настоящий отец и совсем не такое чудовище, каким его считает народ Долины, во всяком случае гораздо меньшее чудовище, чем любой из Дома Серебряное Древо. Может быть, даже включая ее саму.
В народе ее до сих пор называют Владычицей Самоцветов, но теперь это имя произносят скорее со страхом и завистью, а не с жалостью и скрытой ненавистью, как тогда, когда Эмбра была моложе. Вся Аглирта дрожала, когда Фаерод Серебряное Древо обращал на нее взор, а Эмбру тогда считали либо пешкой, покорной его воле, либо одним из длинных когтей грозного барона.
С тех пор столько всего произошло… Тиран погиб, его враг, которого долгое время считали преступником, вернулся в Аглирту и стал регентом. Его сделал своим регентом король, которого пробудили Эмбра и ее соратники. А теперь его нигде не найти, и трон стоит без охраны. Эмбра должна была понять, что же случилось.
«Король Келграэль назвал нас Высочайшими Князьями — нас, Банду Четырех, компанию авантюристов, направо и налево нарушающих законы, — думала Эмбра. — Он повелел нам защищать королевство. О, как мы могли потерпеть в этом неудачу…
Эзендор Черные Земли… Отец… Где ты?»
Тишина. Пустота. Эмбра потянулась мыслью вдаль, стараясь отыскать, почувствовать этот мрачноватый, но живой ум, этот юмор, эту отвагу и решительность… Он действительно похож на грифона — волшебного зверя, украшавшего его герб и давшего ему прозвище, — златоглазый орел в облике красивого мужчины…
Вспышка голубого пламени-мысли… сознание… четыре стража, каждый наполнен могучей магией… они заметили вторжение Эмбры, и они не друже…
Эмбра закричала.
Хоукрил крутанулся на месте, разворачиваясь к ней.
Ее голова была запрокинута назад, из глаз вылетали бело-голубые молнии, и еще больше молний искрилось между подлокотниками трона. Ослепительные вспышки приковывали руки Эмбры к подлокотникам, словно цепи, и она извивалась всем телом, стараясь побороть неистовство молний.
Камень дымился в тех местах, куда падали раскаленные бело-голубые искры, но Хоукрил не колебался ни мгновения. Он отшвырнул бесполезные меч и кинжал и бросился вперед, сквозь заклинание, от которого у него не было защиты. Он смутно сознавал, что волосы у него на голове встали дыбом, доспехи затрещали и задымились, все тело задрожало под волной магии, как паутина на ветру…
А потом Эмбра сделала что-то такое, от чего ей стало очень больно, — и Хоукрила отбросило назад, вырвало из смертоносного огненного урагана.
Могучий воин рухнул на мраморный пол, сбив с ног множество бесцельно блуждающих Тающих. Он задыхался и так ослабел, что не мог даже пошевелить руками.
Эмбра всхлипнула и попыталась встать с трона. Хоукрил не смог даже поднять голову, а над ним, вокруг него, весь тронный зал — и высокий потолок, и полированный мраморный пол, усеянный мертвыми телами, и вообще все — вдруг содрогнулось! Краер метнулся к Хоукрилу, отчаянно размахивая руками, чтобы сохранить равновесие и не упасть прямо в бушующий вихрь магических молний.
Латник не видел Эмбры — ее не было там, куда он смотрел, а повернуть голову у него не хватало сил.
— Трое, помогите мне! — прорычал он. — Хоть кто-нибудь! Помогите!
Их было четверо — их связывало кровное родство, и все они были женщины… сестры?
Эмбра вздрагивала и морщилась, когда они направляли в нее все новые и новые молнии. Она даже не знала, кто это такие, она никогда прежде их не видела! Они были явно не из Аглирты, и Эмбра никак не могла обидеть или разозлить их, даже ненамеренно…
«Как больно! О, милостивые Трое, как больно!»
Однако она все еще была жива — благодаря пронизывающей ее древней магии замка и благодаря Речному Трону, который усиливал ее собственное колдовство.
«О, Ястреб, как же тебе, бедному, сейчас плохо — без помощи этой магии!»
Эмбра до крови закусила губу, не заботясь о том, отразится это на ее красоте или нет. Если бы только получилось установить магический щит…
Трижды она пыталась поставить щит — и трижды они сметали ее заклинание, едва оно начинало оформляться. Они прекрасно понимали, что Эмбра пытается сделать, не могли не понимать — и потому любые попытки девушки были заранее обречены на провал. Каждый раз, когда она вновь начнет поднимать щит, они смогут сокрушить его новыми атаками, и…
В этом замке происходило так много магических сражений… За долгие годы его залы и коридоры были свидетелями и местом действия для диких магических бурь. Здесь чародеи и колдуньи швыряли друг в друга волшебные молнии, пронзали магическими стрелами, взрывали огненные шары… Однако замок выстоял. А сейчас Эмбра соединена с замком — значит, сам он может стать ее щитом! Она погрузилась сознанием в глубь магической сети «живого замка», облачилась в плащ из камня, спряталась глубоко, в темноте и прохладе…
Да… она все еще страдала от их магии, ее тело было изранено их заклинаниями — но теперь боль стала глухой и словно отдалилась. Эмбра снова обрела способность ясно мыслить. И творить заклинания. Смотреть сквозь волшебный дворец, как сквозь магический кристалл, исследовать и воспринимать информацию…
Они были свирепы, сильны и неистовы, эти четыре женщины. Они были молоды, и — да, они были сестрами… Эмбра их не знала и никогда прежде не видела, но в их заклинания было вплетено некое гордое имя…