бя слабым и больным.
Дверь в гробницу, которую он собирался осматривать, была слегка приоткрыта. Потрясенный Флаерос несколько мгновений пытался осознать это — и вдруг тяжелая дверь резко распахнулась настежь. Внутри склепа царила непроглядная темнота. А потом из гробницы вышел человек в просторной длинной одежде. Он двигался как-то странно, слишком плавно, а его лицо было скрыто под низко опущенным капюшоном рясы.
Незнакомец поднял руку и откинул капюшон. Флаерос никогда прежде не видел этого человека. Незнакомец улыбался, и улыбка у него была не из приятных.
Флаерос попытался подняться, но не удержался и упал, больно ударившись и оцарапавшись о драконий скипетр. Незнакомец расстегнул пряжку на воротнике рясы, потом следующую и следующую.
Бард смог привстать, опираясь на локоть, попытался опереться о скипетр, чтобы подняться, и снова повалился на землю, проклиная свою слабость.
Ряса соскользнула с плеч незнакомца и упала, обнажив не туловище и ноги, а извивающееся тело змеи. Флаерос в ужасе вытаращился на свернутое кольцами змеиное тело, потом — на страшное улыбающееся лицо.
Незнакомец пристально посмотрел на юношу, и Флаерос увидел его глаза — золотые змеиные глаза с узкими вертикальными прорезями зрачков. На руках и плечах незнакомца проступил рисунок чешуи. Он откинул голову назад и зашипел.
Флаерос как завороженный не отрывал взгляда от этого человека, который, несомненно, мог быть только змеиным жрецом, а тот все шипел и шипел. Его рот раскрылся неестественно широко, лицо стало плоским и вместе с тем раздалось в ширину, и в этой разинутой пасти сверкнули длинные клыки.
Бард всхлипнул и неуклюже отполз назад — по крайней мере попытался это сделать. Змеечеловек неторопливо, как будто с ленцой, скользнул ближе и навис над Флаеросом, покачиваясь из стороны в сторону всем длинным телом. Теперь он почти полностью превратился в змею — только руки остались человеческими. Змеиный жрец развел руки в стороны, чтобы схватить Флаероса, если бы тот попытался увернуться или предпринял какую-нибудь хитрость.
Бард снова неуверенно попробовал подняться, но змея уже нависла над ним. Из ужасной клыкастой пасти быстро высовывался длинный раздвоенный язык. Змеиное тело свернулось в тугие кольца, хвост дернулся — и хлестнул барда по рукам, словно плеть. Флаерос снова упал в траву.
Змея медленно обвилась вокруг его туловища, тугие кольца сжались — и Флаерос замер, не в силах вздохнуть, слабый и беспомощный, глядя на оживший кошмар, который настиг его. Пока он смотрел, страшные белые клыки стали еще длиннее, и шея змеи тоже удлинилась — или как там называется у змей та часть тела, которая идет сразу после головы…
Длинная шея изогнулась дугой, золотые глаза с вертикальными черными зрачками пристально смотрели вниз, в разинутой пасти белели ужасные клыки… Внезапно вспыхнул золотисто-зеленый свет, брызнула во все стороны чешуя, кровь и белые клыки — и воздух над обезглавленным телом змеи прорезал сияющий золотистый луч.
Тело змеи начали сотрясать дикие конвульсии. Обезглавленная змея билась так неистово, что Флаероса трижды подбросило в воздух и трижды приложило об землю. Вокруг него свивались и развивались чешуйчатые кольца, а золотистый луч хлестал их и превращал в тонкие струйки дыма. А когда от змеи остался только кончик хвоста, он дернулся и ударил Флаероса, словно бич жестокого погонщика скота. От этого удара бард взлетел в воздух, а когда упал — покатился по земле, сминая траву и пересчитывая боками камни и кочки. Он катился, слабый и беспомощный, пока не уперся во что-то холодное, твердое и древнее.
Флаерос вдруг осознал, что источник этого яркого, сверкающего волшебного луча находился в Доме Безмолвия. Он лежал, прижавшись лицом к холодному камню, и какое-то время пытался разобраться с этой мыслью и понять, что же это означает.
Это — гробница Серебряного Древа, конечно же. Что еще это может быть?
Боги, о чем он только думает? Голова набита ненужными, перепутавшимися мыслями.
А потом Флаерос услышал нечто такое, от чего все мысли вдруг застыли, он похолодел и содрогнулся. Он услышал звук тяжелых шагов. Кто-то медленно и уверенно шел к нему, определенно по траве и определенно — из Дома Безмолвия.
Шаги раздавались все ближе, ближе…
14ЗМЕИ И ГРОМОВАЯ АРФА
ТЕМНОТА словно тяжелым плащом укрывала все вокруг. Медленно кружилась пыль, но больше в разрушенном тронном зале на острове Плывущей Пены ничего не двигалось. Между грудами камней не толпились любопытные придворные, собравшиеся посмотреть на них — на нескольких человек, застывших среди нагромождения мертвых тел. Эти несколько человек стояли неподвижно, словно статуи, ничего не видя и не слыша…
Тшамарра Талазорн смотрела прямо перед собой — на то место, где теперь не осталось ничего, даже пыли. Ее губы были полуоткрыты, глаза широко распахнуты, лицо выражало удивление, недоверие и торжество, и — как ни странно — печаль. Руки колдуньи были вскинуты вверх, в попытке защититься от того, от чего защититься невозможно. Но вот Тшамарра пошевелила пальцами — это было первое движение в замершем тронном зале.
Медленно, очень медленно — как падает оседающая пыль — Тшамарра разогнула и выпрямила пальцы.
Следующим пошевелился Ролин Дворцовый Плащ. Его лицо, застывшее на середине возгласа, дрогнуло — и рот начал закрываться, договаривая слово, которое никто и никогда не услышит. Скорее всего, это было короткое слово «нет!», сказанное со всем отчаянием барда, на глазах у которого рушится и исчезает то, что было для него ценнее всего на свете, исчезает, унося с собой его светлые детские сны.
Гларсимбер Белкларавус, барон Яркое Знамя, тоже кричал — но его голова была повернута в другую сторону, к той, чье имя было у него на губах: «Эмбра!». Его крика тоже никто не услышал, и барон начал медленно, дюйм за дюймом, поворачивать голову обратно.
Сараспер Коделмер стоял лицом к королю, которого уже не было, и перед глазами у него таял дракон. Руки старого целителя все еще поднимались, чтобы разлететься в стороны в первом движении перемены облика, который дал бы ему крылья… И тогда он превратился бы в птицу, и смог бы, смог бы… — Сараспер знал, что это не так, что он все равно не успел бы, но тем не менее пытался долететь до Келграэля Сноусара вовремя и отвести меч от его груди, выхватить из рук короля этот меч и улететь с ним — улететь за реки, долины и горы, и вонзить меч в голову Пробуждающейся Змеи, и навсегда избавить Аглирту от этого проклятия. О таком можно только мечтать — но, похоже, подобные мечты стали повседневной работой Высочайших Князей в это опасное время, со всеми его мятежами, заговорами и предательствами.
Живые, оставшиеся в тронном зале, снова начали двигаться — но в полной, непроницаемой тишине. Они двигались так медленно, словно их окружал не воздух, а густая черная патока… но темнота постепенно развеивалась, и в зале понемногу становилось светлее — хотя и очень медленно.
А вдалеке, над пенными волнами реки, которая несла свои воды мимо каменных берегов и укреплений на южной оконечности острова, совершенно неподвижно висел в воздухе застывший в полете речной стриж. Даже внезапные перемены не совершаются в один миг, для всего требуется время.
Латники и простые солдаты настороженно смотрели вперед, приближаясь на лодках к пристани острова Плывущей Пены. Облако тьмы окутывало весь остров, и солдатам становилось не по себе при взгляде на эту неподвижную и безмолвную черноту.
— Магия! — прошептал один из солдат, крепко сжимая рукоять меча. — Везде эта проклятая Троими магия!
Закутанный в рясу змеиный жрец, сидевший рядом с ним, холодно рассмеялся — и солдат в страхе отшатнулся. Другие служители Змеи тоже засмеялись и начали вставать, один за другим, и сбрасывать свои одеяния. Заблестела чешуя, ноги жрецов превратились в длинные, свитые кольцами змеиные хвосты. Воины Кровавого Меча в ужасе смотрели, как руки и плечи жрецов покрываются чешуей и уменьшаются в размерах, волосы на головах исчезают, головы превращаются в плоские и широкие морды с разинутыми в смехе клыкастыми пастями. И вот в лодках среди солдат появились огромные змеи, выше человеческого роста.
Как только лодки подошли к пристани, солдаты высыпали на берег — гораздо быстрее, чем обычно, — потому что их подгоняли ужасные змеи, кусавшие самых нерасторопных. Латники, которые не успели выскочить из лодок достаточно резво, падали на землю возле змей. А змеи раскачивались на хвостах и ритмично шипели какое-то заклинание.
Те воины, которые бежали первыми, никогда не узнали, что замерли на бегу, едва достигнув первых ступеней каменной лестницы, ведущей во дворец. Они не увидели ни змей, которые выползли на остров, ни одинокого речного стрижа, который наконец полетел дальше, ни капитанов, которые оставались в воде, цепляясь за кольца на пристани, и ожидали, когда же змеи уползут — чтобы забраться обратно в лодки и уплыть на ту сторону реки за новыми отрядами солдат.
Кто бы ни были эти жрецы, капитанам найдется что порассказать лорду Кровавому Мечу о гигантских клыкастых змеях. А змеи у них над головами все шипели, и темнота над островом постепенно рассеивалась. Наконец все змеиные жрецы собрались вместе и устремились на остров. Неужто они так спешат умереть? Впрочем, змеиные жрецы не боятся того, что может угрожать обычным солдатам…
К тому времени, как впереди зазвучали первые боевые кличи и зазвенело оружие, каждому капитану — может, уже и не в первый раз — пришла в голову мысль: почему Надежда Аглирты так привечает почитателей Змеи и идет воевать вместе с ними?
Со жрецами Змеи, которые сейчас ползли по ступеням лестницы, поднимаясь к Речному Трону со всей скоростью, на которую были способны их извивающиеся чешуйчатые тела.
— Какое бы это ни было заклинание, оно уже больше не действует, — проворчал пожилой латник своему соратнику, когда они остановились перевести дыхание на лестнице в южных садах острова. — Ну, или почти не действует… Признаюсь, мне теперь стало гораздо легче — и я с радостью ворвусь в этот дворец с мечом в руке!