Благополучно пройдя и через внутренние двери храма, Реи очутился перед дверью алебастрового святилища, освещенного огнями изнутри. Осторожно и робко приподняв бронзовую щеколду, он вошел в святилище, шепча молитву, чтобы не быть сраженным невидимыми мечами, и вот достиг наконец самой завесы. На этот раз оттуда не доносились звуки песни Хатхор. Когда Реи, раздвинув слегка завесу, очутился в святая святых храма, то увидел богиню, сидевшую не как обычно за пряжей, а печально опустив руки в колени и, по-видимому, далеко унесшуюся в мечтах. Она даже не заметила его прихода, и, только когда Реи, приблизившись к ней, пал перед нею на колени и распростерся на земле, Елена очнулась и спросила его:
— Кто ты, нарушивший в такой неурочный час мое уединение? Неужели ты в самом деле женщина и пришла ко мне, смертельному врагу всех женщин?
— Я не женщина, Бессмертная Царица! Я старый жрец Реи, которого ты, может быть, помнишь! Я осмелился нарушить твое уединение, чтобы предупредить тебя о грозящей опасности от руки царицы Мериамун, а также передать тебе то, что мне поручил тот, кого мы здесь называли Скитальцем.
— Ты сейчас назвал меня бессмертной, Реи! Как же может грозить опасность, мне, против которой бессильны все люди и даже сама смерть? Увы, я не могу умереть, прежде чем не настанет конец вселенной, конец всему! Но расскажи мне о том изменнике, о том неверном, которого ты называешь Скитальцем.
— Он не изменник и не неверный, как ты называешь его, госпожа, а несчастный, обойденный, замороченный человек! Послушай меня, и я расскажу тебе все, как было.
И Реи рассказал Елене все, что ему поручил сказать ей Скиталец, как Мериамун обольстила его в ее образе и обманом завладела им, заставив его поклясться змеем, когда он должен был клясться звездой, что он сделал, когда узнал правду, и как царица оклеветала его, как стражи и евнухи одолели его, как он лежал на одре мучений и был спасен царицей и отправлен начальствовать над войском фараона.
Елена слушала его, не прерывая.
— Воистину, — сказала она, когда Реи смолк, — ты радостный вестник, Реи! Теперь, узнав от тебя обо всем, я прощаю его, но за то, что он поклялся змеем, никогда в этой жизни он не назовет меня своей. Но мы с тобой последуем за ним… Слышишь, Реи, что это за крики?
— Это царица Мериамун и женщины Таниса пришли жечь храм и твое святилище. Она убила фараона, чтобы овладеть Скитальцем, и хочет уничтожить и тебя! Беги, госпожа, беги!
— Нет, Реи, мне бежать и спасаться незачем! Пусть она сделает свое преступное дело, а ты беги и скажи всем служителям моим и жрецам, чтобы они бежали с тобою. Беги, смешайся с толпой и жди меня. Я выйду, и тогда мы последуем с тобой за Скитальцем, как я сказала тебе. Спеши же, Реи, спеши!
И Реи побежал. У входа в святилище толпились жрецы и служители Хатхор.
— Бегите! — крикнул им Реи. — Женщины Таниса осаждают храм и хотят сжечь его, умоляю вас, бегите!
— Эта старая бабка помешалась! — проговорил один из них. — Мы — хранители Хатхор, и пусть сюда ворвутся все женщины мира, мы не можем бежать!
Между тем Реи был уже за воротами храма и притаился в тени за выступом наружных стен его.
Ночь была темная, но со всех концов города, со всех сторон стекались к храму тысячи огней; все ближе и ближе становились они, словно фонарики на водах Сихора в ночь празднества фонарей. То были полчища женщин с факелами в руках, а за ними двигались кони, ослы и мулы, нагруженные сухим хворостом, тростником, дровами. Во главе их ехала на своей колеснице царица Мериамун. Подъехав к воротам храма, она сошла с колесницы и громко крикнула жрецам, чтобы они раскрыли ей ворота.
— Кто ты такая, что осмеливаешься идти с огнем против священного храма Хатхор? — спросил хранитель врат.
— Я — Мериамун, царица Кеми, пришла сюда с женщинами Таниса убить эту лиходейку, колдунью, которую ты охраняешь. Отопри ворота настежь или умри вместе с ней!
— Если ты в самом деле царица, — сказал жрец, — то здесь у нас восседает царица больше тебя! Уходи назад, Мериамун, осмелившаяся восстать на святыню бессмертных богов. Уходи, говорю тебе, не то проклятие поразит тебя!
— Эй, женщины, налегайте на ворота, взломайте их! Ну, дружнее и растерзайте дерзнувшего ослушаться меня! — крикнула Мериамун толпе; та с криком выломала ворота и неудержимым потоком ворвалась в храм; там женщины схватили жреца и разорвали его на части, как собаки раздирают загнанного волка.
— Не троньте этих дверей, лучше несите сюда хворост и дрова и поливайте горючим маслом! Так, выше, выше и больше! — приказывала царица.
Женщины валили солому, тростник и щепки до высоты двойного роста человека, затем стали кидать в них зажженные факелы с диким криком бешенства и торжества.
Пламя объяло все святилище со всех сторон, огненные языки его стали лизать белые стены, которые от огня становились еще белее. Вскоре все превратилось в пылающий костер; кровля святилища готовилась уже обрушиться; пламя было так велико, что никто из женщин не мог уже теперь приблизиться к нему. Все они торжествовали, зная, что теперь ложной Хатхор пришел конец.
— Мы сделали задуманное дело, колдунья сгорела! — воскликнула царица Мериамун.
Но не успел еще этот ликующий крик ее замереть в воздухе, как громадное пламя длинным языком вырвалось из расплавившихся золотых дверей святилища и метнулось на толпу, опалив группу поджигательниц, которые тут же превратились в обгорелые тела. А в дверях святилища, вся объятая пламенем, стояла спокойная и невозмутимая златокудрая Елена, даже белого одеяния ее не касался огонь, ни лица, ни золотистых распущенных кудрей. Среди пламени по-прежнему горела и искрилась на ее груди багрово-красная звезда. Все женщины при виде этого чуда в испуге отпрянули назад, кроме царицы Мериамун. Елена же, стоя среди облака пламени, тихо пела, и нежный голос ее покрывал шум и свист пожара. Она пела о любви и красоте бесподобной, которую ищут все мужчины в каждой женщине, но никогда не находят, и о бесконечных войнах из-за нее между женщиной и мужчиной.
Затем чаровница медленно, царственной поступью вышла из храма и направилась к воротам, окруженная облаком пламени. Женщины закрывали глаза, когда она проходила мимо них, ослепленные яркостью пламени и блеском ее красоты, и отступали назад, хотя и она принуждена была прикрыть глаза рукою.
Теперь Елена смолкла и стояла уже у внешних ворот храма, там, где была колесница царицы Мериамун. Здесь Елена воскликнула громким голосом, так, что царица, шедшая за ней следом, услышала каждое слово:
— Реи, подойди сюда ко мне и не бойся. Подойди ко мне, чтобы мы вместе с тобою понеслись по стопам Скитальца. Иди сюда, нам надо спешить, так как великий герой накануне своей последней битвы, а я желаю приветствовать его прежде, чем он умрет!
Реи услышал ее голос и приблизился к ней, срывая с себя впотьмах свое женское одеяние, под которым на нем была одежда жреца. Когда он подошел к ней, пламя, окружавшее ее, взвилось кверху, точно огненный плащ, и исчезло в ночном небе, а она протянула ему свою руку со словами:
— Подсади меня на эту колесницу, Реи, и умчимся отсюда!
Старик послушно исполнил ее приказание, затем сам сел подле нее, взяв вожжи и крикнув на коней. Те рванулись вперед и помчались, как вихрь, на глазах всех и, прежде чем кто-либо мог очнуться, скрылись из глаз во мраке ночи.
ГЛАВА XXVI. Последний бой Одиссея
Полчища фараона выступили из города Оп. Перед выступлением все военачальники собрались к Скитальцу и согласно приказанию фараона принесли ему присягу в том, что беспрекословно пойдут за ним всюду, куда он их поведет, и будут во всем повиноваться ему на поле битвы. Затем ему принесли большой черный лук и несколько колчанов со стрелами и его чудный меч, дар Евриала; сердце Скитальца возрадовалось при виде всего этого оружия. Сев на бронзовую колесницу, приготовленную для него, Скиталец подал знак выступить в поход.
Всю ночь фараоновы полчища шли ускоренным маршем и на рассвете разбили лагерь под прикрытием длинного песчаного холма. Когда же взошло солнце, Скиталец с несколькими военачальниками взошел на вершину холма и оттуда стал обозревать всю местность. Как раз перед ним тянулось то ущелье, тот узкий горный проход, о котором говорил ему Реи и через который пролегал путь. Миновать или обойти его не было никакой возможности, так как на всем этом протяжении горы спускались отвесными скалами в реку. Тогда Скиталец сошел с холма и, пока воины его варили себе пищу, быстро промчался на своей колеснице в самый дальний конец ущелья и оттуда окинул глазом весь неприятельский лагерь.
Такого войска Скиталец еще никогда не видал. Каждый народ расположился особо; в центре каждого лагеря виднелась царская ставка их царственного вождя. Каждый из них привел с собой до 20 тысяч своих воинов, так что все необозримое пространство равнины сверкало копьями, а за щетинистой стеной их виднелись на реке величественные очертания бесконечного ряда ахейских судов.
Повернув коней, Скиталец возвратился назад к полчищам фараона, хотя их сравнительно было мало, но душе его незнакомы были робость и сомнение. В его распоряжении было 12 тысяч копейщиков, 9 тысяч стрелков, 2 тысячи конницы и триста колесниц. Скиталец объехал их ряды, увещевая не падать духом и сражаться подобно львам, так как в этот день им суждено было стереть с лица родной земли даже самый след неприятеля. В то время как он говорил им это, справа сорвался с облаков громадный ястреб и в воздухе одним ударом своего железного клюва убил мелкую птицу. Полчища фараона радостно приветствовали эту победу священной птицы Кеми, посвященной богу Ра, видя в этом счастливое предзнаменование; Скиталец тоже был рад и воскликнул: «Так и вы победите и уничтожите врага!»
Затем Скиталец созвал военачальников на совет и отправил нескольких надежных людей в неприятельский лагерь на разведку, чтобы они под видом перебежчиков распространили среди неприятеля слух, что войско фараона малочисленно и устрашено их грозными полчищами, а потому не решается выйти им навстречу, а поджидает неприятеля под прикрытием песчаных холмов по сю сторону горного прохода.