Его система кожных сенсоров перезагрузилась последней. Все началось с одного небольшого всплеска. Через мгновение он взорвался волнами обжигающего электричества, которые сковали его конечности и распространили агонию по всему организму. Он отключил интерфейс, отключив все эпидермальные ощущения. Поврежденная сеть вызывала перегрузку.
Частицы пыли в воздухе медленно оседали, падая на Ронина, как падали на все остальное в доме. Он всегда признавал высокую вероятность того, что его конец наступит именно так. Один в забытом месте, в руинах… Деактивирован, чтобы стать еще одним артефактом ушедшей эпохи. Торговцы в том городе, где он недавно обосновался, могли бы поинтересоваться, куда он делся, но он не заслуживал бы ни малейшего внимания.
Скитальцы по Пыли приходили и уходили, и, как правило, больше никогда не возвращались.
Но был кто-то, кто заставил бы его передумать. Кто-то ждал его, кто-то зависел от него. Он дал слово — он вернется к ней. Не потому, что ему нравился Шайенн, не потому, что его место жительства имело для него какое-то значение. Не потому, что ему нужна была торговля.
Ронину нужна была Лара.
Он перекатился на бок и попытался встать на ноги. Его правое колено отказывалось сгибаться, его функции были нарушены попавшей в него шрапнелью. Потянувшись назад, он обмотал разорванные ремни своего рюкзака вокруг руки и подтянул его ближе. Он переложил уцелевшие инструменты с пояса в сумку, лег на живот и пополз к лестнице.
Глава Двадцатая
К полудню Лара испытала искушение уйти. Только на этой улице было по меньшей мере двадцать зданий, и все они были забиты вещами, которые так и просились в руки. Почему Ронин об этом не подумал?
Потому что он падальщик, а не вор.
Он был честен, но не так, как другие боты. В честности Ронина чувствовалась задумчивость. Он действительно старался сдержать свое слово, часто выходя далеко за рамки своей части сделки. Обеспечение Лары, в тех расплывчатых терминах, о которых они договорились, означало бы абсолютный минимум для других ботов.
Но то, что Ронин не стал бы воровать, не означало, что Лара не могла.
Если бы это не было таким глупым поступком, она бы сейчас вышла и пошарила в близлежащих зданиях. Она не думала, что хоть одно из них обитаемо. Кому будет обидно, если исчезнут какие-нибудь металлические приспособления или кусочки пластика? Единственный реальный риск — это если ее заметят железноголовые.
Она отбросила мысли о том чтобы улизнуть, когда лицо Табиты с тусклыми и блестящими глазами промелькнуло в ее воображении. Лара была заперта здесь до возвращения Ронина.
День тянулся медленно, точно так же, как и все остальные, пока его не было. Ее пальцы все еще болели после шитья рубашки Ронина, поэтому она даже не смотрела на оставшуюся ткань, а на первом этаже больше нечем было заняться. Итак, она поднялась на чердак и провела время, листая картинки в старых книгах — даже те, на которых были изображены обнаженные женщины.
Рассматривая их, Лара сравнила себя с этими давно умершими женщинами. Сходство постепенно росло со временем, которое она провела тут.
Если бы она вошла в человеческое поселение сейчас, полностью одетая, они бы узнали это по ее лицу. Они завидовали бы ей, отвергали бы ее, называли бы бото-шлюхой и в то же время тайно желали бы ее.
Что видел Ронин, когда смотрел на нее?
Она улыбнулась, вспомнив, как он прикасался к ней — как будто не мог остановиться, не мог насытиться. Казалось, он был очарован ее кожей. Что он чувствовал, когда они касались друг-друга? Сравнивал ли он ее тело с телом слишком совершенных женщин-синтов?
В конце концов, это не имело особого значения. Он выбрал Лару, женился на ней.
Отложив винтовку Ронина в сторону, Лара встала на колени и выглянула в окно чердака, высматривая на дороге приближающуюся фигуру Ронина. Выдаю желаемое за действительное; он ушел только прошлой ночью и сказал, что вернется через несколько дней. На этот раз она сомневалась, что он вернется раньше. Он серьезно относился к тому, чтобы заработать достаточно, чтобы они могли уйти, не оглядываясь назад.
Он вернулся лишь для того, чтобы в тот миг, когда они только начали разделять более глубокую связь, вновь уйти. Но разве это не ее вина? Именно она предложила им покинуть дом. Она умоляла отправиться с ним в Пыль, куда угодно, только не…
Домой? Когда она начала думать об этом месте как о доме? Это была тюрьма, смертельная ловушка, запертая клетка в лагере, полном врагов. Учитывая это, она все еще считала это домом. Как их дом. Она не могла выйти за парадную дверь, не рискуя жизнью, но здесь, с Ронином, все было… хорошо.
Она села, прислонившись к штабелю коробок, и откинула голову назад. Она закрыла глаза.
Ронин был ключом. Он относился к ней с большим терпением и добротой, независимо от того, насколько она заслуживала этого в данный момент. И, черт возьми, она скучала по нему.
Она любила его.
Так оно и было. Лара не знала, как это произошло, но теперь она могла свободно признаться в этом самой себе. За то короткое время, что она знала его, она влюбилась в Ронина. В бота. Что подумали бы другие люди? Она некоторое время размышляла над этой мыслью, рассеянно проводя большим пальцем по гладкой внутренней стороне кольца.
Ей было насрать на то, что они скажут. Ронин был живым, и Лара любила его.
Теплые солнечные лучи, падавшие на ее лицо, отбрасывали красноватый отблеск сквозь веки. Она открыла глаза; солнце садилось, разливая приглушенные розовые и оранжевые тона сквозь дымку за парком. Один день прошел, осталось еще два или три. Как только он вернется, они продадут весь металлолом и уйдут, и ей больше никогда не придется беспокоиться о Военачальнике. Она не была настолько наивна, чтобы думать, что другой опасности не будет, но она не могла представить ничего хуже, чем снова иметь с ним дело.
Она взяла винтовку и спустилась по лестнице.
К тому времени, как она поела и приняла душ, снаружи уже совсем стемнело. Лара дважды проверила замки — даже незначительная защита, которую они обеспечивали, была лучше, чем ничего, — и поднялась в комнату Ронина. Она скользнула под одеяла, которыми он пользовался, только когда ложился с ней, положила винтовку рядом с собой и положила голову на его подушку.
Лара глубоко вдохнула; запах был слабым, но его землистый аромат сохранился.
Хуже всего было только по ночам, когда она ожидала прихода Ронина. После ухода Табиты — Лара проводила ночи в одиночестве и крепко спала, несмотря на свои опасения. Почему сейчас это было так сложно? Каждый шум, издаваемый домом, каждый едва уловимый скрип и стон заставляли ее руку сжимать винтовку.
Ответ был прост. С Ронином она чувствовала себя в безопасности, а не в этом месте. Она доверяла ему достаточно, чтобы ослабить бдительность. Еще до того, как они легли в постель, она почувствовала его присутствие и знала, что он придет при первых признаках беды. Совсем как в ее первую ночь здесь, когда она чуть не разбилась, упав задницей на холодный пол в ванной.
Чем скорее она уснет, тем скорее наступит завтра, и она будет намного ближе к его возвращению. Глубоко дыша, она расслабилась, представляя его тело, прижатое к ее.
Как раз в тот момент, когда она засыпала, ее разбудил глухой удар. Она лежала, уставившись в потолок, и напрягала слух, пытаясь расслышать еще что-нибудь. Грохот внизу заставил ее выкарабкаться из-под одеяла. Она схватила винтовку и отползла к стене, грудь ее тяжело вздымалась, а сердце бешено колотилось.
Еще один глухой удар, за которым последовал скрежет, как будто что-то волокли по полу. Тяжело сглотнув, она поправила хватку на винтовке, держа ее так, как показал ей Ронин перед уходом. Она не собиралась прятаться и ждать, пока что бы то ни было, что бы это ни было, поймает ее. Лара будет сражаться. Если бы ей суждено было умереть сегодня ночью, она бы не пряталась в темноте.
Она проскользнула через открытую дверь в коридор, бесшумно ступая по мягкому ковру. Прижавшись к стене рядом с лестницей, она сделала еще один успокаивающий вдох и стала ждать.
Внизу снова послышался шум. Тяжелые шаги, а затем звук волочения. Это повторилось несколько раз, закончившись скрипом дерева стула за рабочим столом Ронина. Чем бы ни была эта штука, она сидела в кресле Ронина.
Лара выглянула из-за угла. В главной комнате было темно; она держала шторы задернутыми, пока его не было, опасаясь, что ее увидят. Теперь все было тихо, кроме биения ее собственного сердца.
Выпрыгивание из окна второго этажа, скорее всего, означало бы перелом ноги, что было равносильно смерти, а забираться на чердак сейчас было бы слишком шумно. Были и другие места, где можно было спрятаться, но если он начнет искать… какого черта он просто сидел там, внизу?
Черт. Зажмурив глаза, она прислонилась головой к стене. Я могу это сделать. Ронин сказал, что эта штука способна нанести удар даже по ботам.
Если бы она могла хотя бы попасть в эту штуку, у нее был бы шанс выбежать через парадную дверь и спрятаться где-нибудь еще, пока Ронин не вернется. Это означало, что она должна была увидеть это. Как только она щелкнет выключателем, у нее будет всего секунда, чтобы прицелиться и выстрелить. Пока кресло не сдвинули с места, она точно знала, где находится стул, знала, куда направить пистолет…
Каждый шаг вниз по лестнице был мучительным, ее легкие горели от напряжения, она старалась не дышать. Ковер смягчал ее шаги, но она осторожно распределяла свой вес, зная, что малейший скрип выдаст ее.
Она сфокусировала взгляд на тени там, где должен был находиться стул, бросив взгляд в сторону только для того, чтобы заметить едва заметный белый огонек выключателя на ближайшей стене.
Я могу это сделать.
Лара включила свет и спрыгнула на нижнюю ступеньку лестницы. Она вскинула винтовку, прижала приклад к плечу и направила дуло на фигуру в кресле. Она нажала на спусковой крючок.