Снова завыла сирена.
С Ларой все в порядке? Он не слышал никаких других выстрелов, разве это не должно было послужить некоторым утешением?
— Куда ты меня отправишь, сержант? — спросил Ронин.
— Окно на одном из верхних этажей. Мы удержим эту комнату здесь, но если ты будешь хотя бы вполовину быстр, как кажешься, я не думаю, что кто-нибудь из них подберется так близко.
— Будем надеяться.
Пока Маул и еще один синт расставляли по местам ряд тяжелых соединенных стульев, Ронин нашел лестницу. Он преодолел три ступеньки за раз, поднявшись на четвертый этаж.
Бульдозер и двое солдат людей — Дженсен и Рамирес — уже были на позиции. Люди стояли у двух узких окон, а Бульдозер — у большого круглого окна между ними. Ронин провел своей оптикой по предметам, сваленным в кучу в комнате — картотечным шкафам, стульям, старым столам и картонным коробкам, которые, казалось, рассыплются при малейшем прикосновении, все было покрыто толстым слоем пыли. К одному из них была прислонена длинная, потрепанная непогодой вывеска с выцветшими, но разборчивыми словами.
Здесь видна Цена Свободы.
Это казалось уместным, но насколько высока будет эта цена?
Он подошел к круглому окну, прижимаясь плечом к стене напротив Бульдозера. Внизу было тихо, трава и деревья покачивались на ветру, а с востока неуклонно проникали первые рассветные лучи. За его пределами мирно стояли многочисленные резиденции, безразличные к неизбежному конфликту, который вскоре разорвет Шайенн на части.
С этого места за стеной были видны человеческие трущобы, относительно темные по сравнению с остальной частью города. Его надежда увидеть Лару была глупой, но он цеплялся за нее, несмотря ни на что. Она была там, недавно оправилась от серьезных травм, рисковала своей жизнью ради всех людей — органических и металлических — в Шайенне.
Большинство из которых никогда ничего для нее не делали.
— Все в порядке? — спросил он у Бульдозера.
— Если мы закончим к обеду, со мной все будет в порядке.
— Мне очень жаль…
— Нет. Благодаря тебе у меня нет дырок в корпусе. Иначе я была бы похожа на швейцарский сыр.
— Швейцарский сыр? — процессоры Ронина обработали данные за десятилетия. — Я понимаю что это, хотя и не припоминаю, чтобы когда-либо видел.
— Да, у меня то же самое. Странно, что все это сохраняется даже после стирания памяти. Не могу вспомнить, было ли у меня имя, или отношения… или что-то еще.
— Но мы держимся за дырявый сыр, — сказал он, наведя оптику на территорию внизу. — Скорее всего, это к лучшему. Что хорошего нам в том, что мы помним о мертвом мире? Лучше соединиться с миром, который у нас есть, и построить его заново, насколько это в наших силах.
— Старый мир, должно быть, все равно был не слишком велик, — сказал Дженсен, — иначе он не закончился бы так, как закончился.
— Я мог бы представить себе несколько вещей получше, чем жить и умирать в бетонной яме, — ответил Рамирес. — Может быть, на одном из тех пляжей, как в старых фильмах Андерсона.
— Думаю, раньше здесь тоже были довольно высокие здания. Типа, даже выше этого, — скептицизм Дженсена был очевиден в его голосе.
— Тогда все было больше, — сказала Бульдозер, глядя на территорию.
— Достаточно большие, чтобы устроить тут беспорядок, когда все рухнет, — по щеке Ронина пробежала дрожь, но он проигнорировал это. Старый мир взорвался, и этот был суровым и неумолимым, но здесь у него была Лара. Ему не нужны были небоскребы, или пляжи, или автомобили, или дырявый сыр — она была всем, что ему было нужно в этом мире или в любом другом.
Цепочка вероятностей — «что, если» — по спирали уходила в бесконечность, пугая даже его процессоры. Так много всего могло сложиться по-другому, так много переменных могло привести к появлению мира без его пламенной Лары Брукс.
Его оптика засекла движение на дороге, за деревьями.
Железноголовые. Некоторые из их следов были видны в просветах между ветвями. По меньшей мере полдюжины из них приближались с востока и еще три или четыре с запада. Две группы объединились и пересекли поле, направляясь на север — прямо к главному входу. Из-за деревьев на краю лужайки у Ронина не было четкой линии обзора, но им пришлось бы выйти из укрытия, чтобы пересечь круговую подъездную дорожку под окнами.
— Приготовьтесь, ребята, — ровным голосом сказала Бульдозер.
Рамирес прерывисто вздохнул.
Железноголовые — всего десять — вышли из-за деревьев и поспешили по потрескавшемуся тротуару к лужайке в центре аллеи. Сто пятьдесят футов… сто сорок…
Они замедлили шаг, несомненно, заметив своих обезвреженных товарищей и забаррикадированные входные двери.
— Сейчас! — закричала Бульдозер.
Они с Ронином разбили окна и навели оружие. Он выбрал цель — железноголового под именем Нортсайд — и открыл огонь. Еще больше винтовок выстрелило с обеих сторон и на нижних этажах. Пули дождем посыпались на головы, пробивая отверстия через гильзы и рикошетом прорезая борозды в траве и грязи. Один железноголовый упал почти сразу, конечности задрожали и согнулись под неестественными углами.
Остальные, раненые, но не выведенные из строя, открыли ответный огонь. Пули ударили в фасад здания, превращая древние кирпичи в пыль. Стекло разлетелось вдребезги, а выстрелы раздались так быстро, что их было почти не отличить один от другого. Ронин открыл огонь по Нортсайду, когда железноголовые отступали к деревьям.
Рассчитав движение Нортсайда, Ронин снова нажал на спусковой крючок. Винтовка дернулась, и через пять сотых секунды пуля пробила грудь бота. Из его спины и глаз брызнуло голубое пламя, и он, дымясь, упал на тротуар.
Несколько оставшихся железноголовых стреляли очередью по четвертому этажу. Треск кирпича и раскалывающегося дерева доминировали в звуковых рецепторах Ронина, когда пули пробили стену, разбрасывая обломки по комнате. Несколько пуль задели его корпус. Пробитие было в двух местах — частичное попадание в правое бедро и полное в левое. Диагностика сообщила о потере подвижности из-за повреждения, в его системе замигали предупреждения. Он отмахнулся от них, такой ущерб можно было бы устранить позже.
Бульдозер разочарованно зарычала и резко отвернулась от окна, поднеся руку к лицу. Шрапнель повредила ее левое зрительное стекло. Пробормотав еще одно проклятие, она подняла винтовку и выпустила очередь в окно.
Ронин вернулся на свое место, переложив оружие в левую руку, чтобы компенсировать свою неспособность поворачивать бедра более чем на несколько градусов.
Железноголовые выбрались за линию деревьев. Пули ударялись в стволы, кромсая древесину, и поднимали комья грязи и травы внизу. железноголовые стреляли вслепую из-за своего укрытия. По дороге приближались еще какие-то фигуры.
Это было не дружественное подкрепление. Нет, для этого было еще слишком рано, да и надеяться на них, пожалуй, не стоило. Военачальнику принадлежала большая часть оружия в Шайенне.
— Пройдет совсем немного времени, прежде чем они попытаются обойти нас с фланга, — сказал Ронин, — если они уже этого не сделали.
Взгляд Бульдозера был мрачным и непоколебимым.
— Я еще не использовала тебя в качестве щита от пуль. Возможно, это мой шанс.
Внизу по меньшей мере еще двенадцать железноголовых присоединились к своим восьми поврежденным товарищам. Поскольку обе стороны конфликта находятся под каким-либо прикрытием, град пуль приведет лишь к пустой трате боеприпасов. Запасов команды «Альфа» не хватило бы на дневную перестрелку. Сколько патронов припас Военачальник?
— Блядь.
Ронин повернул голову к Рамиресу. Побледневший солдат стиснул зубы и прижал руку к животу. По ней сочилась кровь.
— Это выглядит не очень хорошо, — тихо сказала Бульдозер. Она быстро выпустила еще три пули подряд.
Рамирес прислонился спиной к стене и сполз по ней на пол, оставляя за собой полосу крови.
Ронин и Дженсен бросились к раненому солдату, опустившись на колени по обе стороны от него.
— Черт, Рамирес… Черт! Так, ладно. У нас внизу МакГоуэн, он сможет подлатать тебя, пока мы не доставим тебя к доктору, — Дженсен с трудом поднялся на ноги. — Я приведу его, и с тобой все будет в порядке. Просто…
Ронин схватил Дженсена за рукав, останавливая его.
— Что, чувак? Мы должны позвать его на помощь!
Наклонившись вперед, Ронин встретился взглядом с Рамиресом. Дыхание юноши было прерывистым. По его лицу из-под шлема катился пот.
— Блядь, как больно, — процедил Рамирес сквозь зубы.
— Я знаю, — ответил Ронин. — Просто сосредоточься на мне и дыши. Ты не можешь оставаться здесь, Рамирес.
— Нет, нет. Я не могу идти, — Рамирес зажмурился. Он покачал головой со слабым отчаянием. — Слишком больно.
— Скоро будет еще больнее, но тебе нужно остаться со мной. Следующая пуля, которая пробьет эту стену, убьет тебя, если мы не двинемся с места.
— Мы не должны его трогать, — Дженсен провел рукой по лицу, размазывая грязь по щеке.
Никто не вышел из Пыли чистым. Никто.
Снаружи прогремели новые выстрелы. Ронин положил древнее ружье на пол.
— Помощь внизу.
Рамирес снова покачал головой. Он не открыл глаза, не замедлил дыхание.
Процессоры Ронина заработали, перебирая мириады возможностей. Большинство из них заканчивались вероятной смертью молодого солдата. Но память Ронина продолжала возвращаться к темным комнатам внизу. Комнаты, приспособленные для ухода за людьми. Работало ли еще что-либо из этого оборудования…
Ронин просунул одну руку Рамиресу под ноги, а другой обхватил его за спину. Что-то хрустнуло у него в бедре. Солдат закричал, вцепившись в Ронина одной рукой, прижимая другую к животу. Ронин встал.
Дженсен бормотал проклятия, беспокойно расхаживая по комнате.
— Дженсен, тащи свою задницу к окну и открывай ответный огонь! Закричала Бульдозер.
После недолгого колебания Дженсен подчинился, ударившись плечом о стену рядом с узким окном Рамиреса. Его винтовка взревела — ее грохот совпал с криками Рамиреса, — пока Ронин выносил раненого солдата на лестничную клетку.