Вот почему мы должны творить. Философия каждого народа создается из нашего ощущения неизбежности смерти. Это наш ответ на вечный вопрос: “Почему?” Творя, мы высекаем следы души.
Поэтому, – говорил Ронен, обнимая худенькие плечи Люинь и устремляя взгляд во вселенную, – не горюй слишком сильно о гибели родителей. Они жили так ярко и оставили после себя так много прекрасных работ, пропитанных их душой. А еще они оставили здесь тебя. Они прожили самую лучшую жизнь из возможных, и ты должна этому радоваться».
Слезы текли по лицу Люинь. Ей было одиннадцать лет, когда Ронен говорил ей всё это, и все его слова упали в ее сердце, как зерна. Она была благодарна ему. Мужчина шестидесяти с лишним лет говорил с одиннадцатилетней девочкой с подлинным уважением и верил, что она его понимает. И она его поняла, хотя для этого ей понадобилось целых семь лет.
Он говорил с ней о жизни и смерти, а теперь умер. Его жизнь стала яркой вспышкой, озарившей сердце ребенка.
Три дня спустя Люинь явилась в обновленный Большой Театр для репетиции в сценическом костюме. Еще никогда она так не выкладывалась в танце, а теперь акт творения предстал перед ней в новом свете. Она боялась танца, она уставала от танца, она пыталась что-то понять через танец, но еще никогда она не относилась к танцу настолько серьезно. Это был ее танец, это была кристаллизация всех ее прогулок по широким проспектам и узким переулкам Земли, это было собирание цветов на двух планетах. Танец состоял из несложных позиций и непритязательных прыжков. В нем не было ничего архисложного или мастерского, но он отражал пять лет жизни Люинь.
Она падала и вставала, это происходило много раз. Она решила вынуть свою душу, словно воздушный шарик, взять в руки и бросить со сцены зрителям – так, чтобы ее душа заполнила всё пространство.
Она никогда никому не говорила, что именно из-за этого танца ушла из танцевального ансамбля на Земле. Там они вели беспечную жизнь почти без всяких ограничений. Помимо требуемых обязательных танцевальных занятий, наставники им не докучали. Группе тринадцати-четырнадцатилетних девушек была предоставлена возможность встречаться с кем угодно, продавать голографические видео с записью своих танцев, покупать новую одежду на вырученные деньги. По выходным они куда-то ходили или танцевали на изысканных банкетах, где получали аплодисменты и, опять же, деньги. Порой им поступали предложения сняться в массовке на съемках фильмов. Словом, это была жизнь, полная комфорта и радости, и Люинь могла провести в таком духе все пять лет своего пребывания на Земле.
Но у нее всё время было такое чувство, словно она что-то упускает. Поначалу она приписывала свое волнение и непокой привыканию к новому миру. Но однажды, летней ночью, на второй год жизни на Земле, Люинь поняла, что ее смятение вызвано теми словами, которые ей говорил дедушка Ронен. Они дали всходы в ее сердце, проникли в плоть и кровь. Поэтому она попрощалась с другими девушками, ушла из высотки в форме пирамиды и начала странствовать.
Она обнаружила, что способна сомневаться во всём, чему ее научил Марс, но не могла забыть о чувстве святости акта творения, посеянном глубоко в ее сердце ее родиной.
Сегодняшнюю репетицию должна была посетить делегация с Земли.
Большой Театр был одним из самых грандиозных зданий на Марсе. Внешне постройка напоминала цветок лотоса, вознесенный над поверхностью океанских волн. Волны образовывали просторный вестибюль, а цветок лотоса представлял собой главный концертный зал. Этот зал имел овальный купол, изогнутые стены, и был ярко освещен. В центре зала располагалась круглая сцена, а над ней висели прожектора в форме снежков. Места для зрителей окружали сцену концентрическими кольцами.
Когда Люинь пришла в театр, Руди проводил там экскурсию с делегатами с Земли. Он готовился к этому на протяжении нескольких последних дней. Сейчас он был в темном костюме с иголочки – такого покроя, что были хорошо заметны его широкие плечи и стройная талия. На лацкане были золотой строчкой вышиты имя и фамилия Руди.
Люинь и другие артисты остановились в стороне от делегатов. Джиэль вздернула подбородок и внимательно смотрела на Руди и землян.
Люинь улыбнулась. Она поняла, почему Джиэль выбрала этот день для репетиции в костюмах.
Руди объяснял землянам особенности конструкции Большого Театра.
– Главная проблема всех театров с круговым устройством зрительного зала – то, что артист может размещаться лицом только в одну сторону. Чаще всего применяют вращающуюся сцену, но мы пошли другим путем. У нас аудитория движется вокруг артистов.
Руди дал знак человеку в кабине управления, и места для зрителей начали движение. Концентрические кольца кресел сместились в одну сторону зала. Часть кресел поднялась вдоль изогнутых стен и в итоге заняла позицию сидений на трибуне стадиона. Самые дальние ряды повисли так высоко, что стали выглядеть как надувные барельефы. Некоторые земляне в изумлении вскрикнули. Люинь улыбнулась.
– С помощью мощных магнитных полей мы можем передвинуть сиденья в любую часть зала – даже на потолок. О безопасности беспокоиться не стоит. Во-первых, здесь, на Марсе, в качестве главного элемента городского строительства, в стены всех домов встроены мощные магнитные поля, и за десятки лет эта технология доказала свою безопасность. Во-вторых, даже если что-то выйдет из строя, и сиденья упадут, у нас имеется запасная независимая аварийная система под полом. Она тоже оборудована магнитным полем, которое приподнимет сиденья и сделает так, что они будут опускаться медленно.
Во время экскурсии Руди весьма естественно жестикулировал, а его светлые волосы разметались по плечам. В детстве он занял первое место на конкурсе ораторов и имел опыт подобных мероприятий.
Он повел землян в другую часть театра, туда же уплыл и его голос:
– Теперь об аудиоинженерии. Потолок театра перфорирован множеством микроскопических отверстий…
Сообразив, что Руди вот-вот уйдет, Джиэль поторопила Люинь, подтолкнула к сцене. Сама она бегом отправилась к кабине управления.
Джиэль придумала костюм для подруги. Репетиция в костюмах была предназначена не только для одной Люинь, в ней участвовала и Джиэль, и она нервничала сильнее Люинь. Присутствие Руди вогнало ее в краску.
Костюм Джиэль смастерила за неделю. Когда она в первый раз пришла к Люинь домой, она расспросила ее о тематике танца. Люинь ответила, что ее танец посвящен Инхуо – так древние китайцы именовали Марс, а в буквальном переводе это слово означало: «озадачивать», «сбивать с толку».
Танец Люинь был основан на древнекитайской легенде. Планету Инхуо, за то, что ее путь по небу был беспорядочен, и за то, что она меняла свою яркость, считали предвестницей войн и катастроф. Юная девушка, от рождения подверженная влиянию Красной планеты, всю жизнь страдала и боролась, пока не погибла в дыму и пламени войны, а потом взмыла к небесам и превратилась в яркие, пылающие облака утренней и вечерней зари.
Джиэль тут же стала умолять Люинь:
– Ты должна быть в костюме моей работы!
Люинь согласилась, хотя и не поняла, почему Джиэль так жаждала ей помочь. Но когда она увидела костюм, то лишилась дара речи. Платье было такой красоты, что у нее перехватило дыхание – мягкое и тонкое, как облако и туман, как сам ее танец.
– Когда прикасаешься к ткани, цвета меняются, – сказала Джиэль. – Это новая ткань из мастерской Пьера. Она соткана из невероятно тонких полупроводниковых волокон. Под давлением ориентация комплексов внутри волокон меняется, что, в свою очередь, вызывает изменения их характеристики поглощения света. – Джиэль рассмеялась. – Подробности я не очень хорошо понимаю, но получается так, что ткань меняет цвет при прикосновении. А у меня возникла идея использовать эту ткань для создания одежды. Когда ты будешь танцевать, цвет платья будет меняться в зависимости от твоих движений.
Люинь бережно прикасалась к ткани и с благодарностью смотрела на Джиэль. Она выросла с Джиэль и Брендой. Они играли в «домики», учились в одних школах, ходили вместе на районные собрания. Бренде и Джиэль теперь тоже было восемнадцать лет, и они только что выбрали для себя мастерские. Они отправились вперед по дороге жизни, гладкой и ровной, как поверхность тихой воды – такой жизни, которой у Люинь теперь быть не могло. Джиэль выбрала для себя мастерскую конструирования одежды, а Бренда решила пойти в литературную, поэтическую мастерскую. Еще в детстве Джиэль обожала шить платья для кукол, а Бренда сочинила книгу сонетов в одиннадцать лет. Они обе говорили о том, как сильно мечтают, чтобы индекс их цитирования стал самым высоким в центральном архиве, когда всё больше граждан Марса станут пользоваться их творениями.
И когда бы Люинь ни посмотрела на подруг детства, ее сердце наполнялось смятением.
Диаметр сцены составлял почти пятьдесят метров. Обычно она находилась на уровне пола, но во время представления могла подниматься или опускаться.
На сцене была изображена гигантская пентаграмма, и острия лучей этой звезды символизировали пять стихий. Рисунок был выполнен из светящихся волокон и сиял в темноте. С одной стороны сцены стоял юношеский хор. Под руководством мисс Шана, хормейстера, дети исполняли фрагменты из оперы Пуччини «Тоска» для проверки аудиосистемы.
В зале театра стало тихо. Люинь вышла на середину сцены и замерла в неподвижности. Она скрестила руки на груди, и широкие рукава повисли изящными складками. Воздух в зале был неподвижен, и рукава мягко покачивались, словно чистая вода. По краям рукавов возникли изображения облаков, тут и там белели кружевные цветы. Ткань платья бережно облегала тело девушки.
Люинь устремила взгляд к входу в зал. Делегация землян, экскурсия для которых была закончена, медленной вереницей двигалась в ту сторону. Эко и Теон, о чем-то увлеченно беседуя, шли в самом конце процессии. Эко был в темном строгом костюме, подчеркивавшем его рост. Теон был в темно-синей рубашке с расстегнутым воротом. Между Руди и Эко он выглядел особенно ярко.