– Всё решено. Мы начнем революцию. Помнишь, мы с тобой говорили о том, что случилось с твоими родителями? Не имеет значения, почему их наказали, но они – пример для нас. Они были так отважны, что бросили вызов системе. И мы должны поступить так же.
– Революция? – Люинь затаила дыхание. – Но что именно у тебя на уме?
– Во-первых, нужно как следует разобраться в тех обвинениях, которые нам бросил Рунге.
– Меня удивили его слова, – призналась Люинь. – Почему он так думает?
Чанья заговорила тише.
– Ты помнишь, что случилось на третий год нашего…
Звякнули колокольчики над входной дверью. Чанья умолкла. Все обернулись и увидели на пороге палаты Джиэль и Руди. Руди был в рабочей форме, с папкой документов под мышкой. Джиэль держала в руке корзинку с фруктами. Ее волосы были заплетены в косички. Как только Руди и Джиэль переступили порог палаты, следом за ними вошел Пьер.
– Как ты себя чувствуешь? – взволнованно спросила Джиэль.
– Хорошо, – ответила Люинь. – Очень хорошо.
Она взяла у Джиэль корзинку и поставила на тумбочку. Джиэль взяла апельсин и протянула его Люинь, потом взяла два яблока и протянула Чанье и Мире. Джиэль всем раздала фрукты. Руди достался последний апельсин, но он покачал головой и отказался. Джиэль смущенно покраснела. Заметив это, Люинь взяла у нее апельсин. Руди и не подумал уделить внимание Джиэль. Он с любопытством уставился на Чанью.
Руди смотрел на Чанью, Джиэль не сводила глаз с Руди, а Пьер, державшийся поодаль, пристально смотрел на Джиэль. Люинь эта сцена показалась забавной. Было совершенно ясно, что Руди интересуется Чаньей, хотя они не так много времени проводили вместе. Люинь видела, что ее брат смотрит на Чанью с тем же выражением лица, какое у него бывало, когда он встречал жутко интересную научную тему. Чанья, напротив, похоже, вовсе не замечала Руди и, жуя яблоко, о чем-то еле слышно переговаривалась с Сорином.
В палате воцарилась мирная атмосфера. Все, кроме Джиэль, разговаривали мало. Яркие солнечные лучи заливали комнату. Казалось, всё идет по плану – ребята навестили выздоравливающую Люинь, царило теплое дружелюбие. Свет озарял большую круглую кровать, бледно-зеленый пол, белые лилии в стеклянных стенах. Руди осмотрел сумки Люинь – удостоверился, что она ничего не забыла, и стал ждать. В палате царило спокойствие, как в комнате для медитации.
– Пьер, – проговорила Люинь, наконец нарушив безмятежность, – ты сказал, что хотел бы что-то со мной обсудить.
Пьер стоял у двери, в стороне от остальных. Его взгляд был рассеянным. Даже после вопроса Люинь он не подошел к друзьям. Он обвел палату равнодушным взглядом. Пряди курчавых волос прилипли к его лбу. Лица остальных друзей словно бы образовали туннель, в другом конце которого находилась Люинь.
– Во время своего выступления в тот день, – тихо проговорил Пьер, – ты не заметила ничего необычного?
Люинь задумалась:
– Наверное… да.
Все устремили взгляды на нее. Она растерянно продолжала:
– Всё время, пока я танцевала, мне казалось, что я легче, чем обычно, и никак не могла хорошенько оттолкнуться от пола. И поспевать за музыкой было сложно – а на репетициях такого не было.
– Разве это не здорово – чувствовать себя более легкой? – спросила Джиэль.
– Нет. Самый главный элемент танца – отталкиваться от пола. Если собственное тело кажется тебе слишком легким, невозможно добиться верного толчка. Я пыталась компенсировать это явление грубой силой, вот и не удержала равновесие. Видимо, я слишком долго репетировала и перенапрягла ноги.
Люинь вопросительно посмотрела на Пьера.
Пьер кивнул – с таким видом, словно она подтвердила какие-то его подозрения.
– Проблема не в перенапряжении мышц. Проблема была в твоем костюме. Ткань подбрасывала тебя вверх, как большой парашют.
– Но как такое может быть? – испуганно воскликнула Джиэль. – Что было не так с ее костюмом? Надеюсь, не я виновата в твоей травме, Люинь. Но ты ведь и до выступления в этом платье танцевала!
Люинь ласково похлопала подругу по руке, стараясь успокоить.
– Я уверена: это не твоя вина. Я несколько раз репетировала в твоем платье. Ткань была настолько тонкой… Я сомневаюсь, что всё случилось из-за нее.
Но тут Люинь заметила странное выражение лицо Пьера.
– По идее, никаких проблем не должно было возникнуть, – холодно произнес Пьер. – Но в день твоего выступления под полом сцены было включено магнитное поле.
– Погоди! – проговорила Джиэль, до которой наконец дошел смысл слов Пьера. – На твою ткань влияет магнитное поле?
– Нет, – с уверенностью ответил Пьер. – На мою ткань магнитные поля не влияют. Я специально измерял магнитный момент. Он был равен нулю. – Он сглотнул слюну, и его кадык подпрыгнул и опустился, будто рыба, уходящая в глубину. – Но твой костюм кто-то саботировал.
Люинь стало не по себе:
– Ты уверен?
Пьер кивнул:
– В тот вечер я попросил обследовать костюм после того, как тебя увезли на операцию. Я переживал – думал, что что-то не так с тканью, и обнаружил, что твое концертное платье кто-то обрызгал тончайшим слоем вещества с высоким магнитным моментом.
Он умолк и посмотрел на Руди. Теперь до всех, кто находился в палате, дошел смысл его слов, и даже Джиэль заметила в глазах Пьера подозрительность. Люинь показалось, что тихий, сдержанный голос Пьера звучит, словно раскаты грома. В палате воздух словно бы наэлектризовался.
– Ты… обвиняешь в этом Руди? – пробормотала Джиэль.
Пьер не ответил. Он медленно повернулся к Джиэль.
– Да какие у тебя есть доказательства? – прокричала Джиэль, шагнула вперед и заслонила собой Руди. – Наверняка проблема кроется в твоей ткани… Это ты виноват! Как ты только можешь бросаться голословными обвинениями!
Пьер уставился на Джиэль, оторопело вздернув брови. Он явно не ожидал от нее такой реакции. Вид у него был такой, будто его стукнули кулаком под ложечку.
Люинь была в таком шоке, что даже дышать не могла. Ей казалось, что ее душит воздух в палате. Она смотрела на Руди, ожидая, что он что-то скажет. Обвинение Пьера жутко расстроило ее, но не потому, что ей хотелось защитить Руди, а потому что она знала, что Джиэль теперь настроится против Пьера. Джиэль настолько явно стремилась завоевать расположение брата Руди, что сердце Люинь устремилось к Пьеру. Она видела в его глазах разочарование и испуг. Ей было жалко и его, и Джиэль. Ей очень хотелось, чтобы Руди развеял сомнения и что-то внятно объяснил. Сломанные кости у нее срослись, и теперь она уже не думала об этом. Главное сейчас было, чтобы ее брат всё честно и ответственно объяснил.
– Обвинения не голословны, – сказал Пьер, глядя на Джиэль.
– Нет, у тебя нет никаких доказательств! – вскричала она.
– Я говорю правду.
– Нет! Нет!
Тут наконец подал голос Руди.
– Он прав, – проговорил он медленно, глядя только не Люинь – так, словно Пьера и Джиэль рядом не было. Он стоял, прислонившись к стене, и выглядел неловко даже при том, как аккуратна была его рабочая форма. Держа руки в карманах, он всеми силами старался сохранять спокойствие. – Прости.
От изумления Люинь широко раскрыла рот.
– Я сделал это, не предупредив тебя, – сказал Руди.
– Но Руди, когда же ты…
Люинь была так ошарашена, что не могла подобрать слова.
– Перед твоим выступлением я взял твой костюм, чтобы его осмотреть – это был запланированный осмотр. Закончив проверку, я нанес на платье тонкий слой быстро сохнущей пленки, действующей по тому же принципу, что сиденья в зрительном зале театра. Толщина пленки – всего несколько нанометров, она неощутима, но при нахождении в магнитном поле способна дать небольшой подъем.
Руди смотрел только на сестру и говорил спокойнее обычного. Он так старался сохранять спокойное выражение лица, что казалось, что для него сейчас проверка не на честность, а на умение владеть собой. Его задача была извиниться, но не высказать при этом никаких чувств. После небольшой паузы он добавил:
– Прости. Мне не стоило пытаться тебе помочь.
– Ты… пытался помочь? – не выдержала Чанья. – Да ты хоть понимаешь, что натворил?
Руди повернул голову к ней:
– О чем ты?
Чанья холодно рассмеялась.
– Ты не в курсе, что Люинь больше никогда не сможет танцевать? Да она могла запросто и не ходить больше. Как же ты можешь себя вести, будто ничего страшного не случилось?
Люинь перевела взгляд на Чанью. Та смотрела на Руди с ненавистью и презрением. Люинь видела, что Чанью больше злит не виновность Руди, а его сдержанность и неосознание своей вины.
– Но я же просто хотел уменьшить силу тяжести, немного мешающую Люинь, – сказал Руди.
– Уменьшить силу тяжести?
– Да. Признаю: я ошибся. Я думал, что у нее будут лучше получаться прыжки.
– Ты идиот? Танец – это не прыжки в высоту.
– А я подумал, что будет лучше, если она сможет прыгать выше.
– Серьезно?
– Да, я так думал.
Чанья криво усмехнулась и беззвучно вздохнула. Она обвела взглядом всех, кто находился в палате, сбросила пальто и осталась в желтом топе и хлопковых штанах – обычной одежде для гимнастических упражнений. Она размяла руки и ноги, ее браслеты негромко звякнули.
– С того самого мгновения, как вы отправили нас на Землю, я только и слышала дурацкое пожелание – «прыгай выше». Хочешь узнать, что такое «прыгать выше». – Она в упор посмотрела на Руди. – Я тебе покажу.
Она пробежала несколько шагов, взмыла в воздух, сделала два оборота и приземлилась.
– Это высоко? – Не дожидаясь ответа, она сделала еще два шага и снова подпрыгнула, В прыжке она ударила ногой о ногу и сделала в воздухе «шпагат». Приземлившись, Чанья снова спросила: – А как насчет этого? Это, по-твоему, высоко?
Никто ей не ответил.
– Наверное, вы все просто этого не знаете, – спокойно произнесла Чанья. – Но сейчас мои прыжки не доходили даже до уровня новичков, маленьких девочек тут, на Марсе. Но поскольку новичков тут нет, вы и не можете судить. Вы всё время твердите: «Выше, выше!» Вы отправили нас на Землю, чтобы мы прыгали выше. Но выше чего? Выше лягушки, выше комара – или выше инопланетянина из туманности Андромеды? И не делай вид, Руди, что ты этого не знал. Человеку нужно прыгать ровно настолько высоко, насколько может прыгнуть человек.