ившие божества, словно вечные загадки, отделенные одна от другой массивными серыми колоннами. Зал вестибюля тянулся вдаль. Греческие надписи на стенах говорили о судьбе, поэзии и мудрости. Царило безмолвие и безлюдье.
Камень
Выписавшись из больницы, Люинь не предполагала, что вскоре вернется туда. Но в Хранилище Досье она прочла кое-что о докторе Рейни, об одном эпизоде из его жизни, о котором он ей не рассказывал. И она решила его об этом расспросить.
Через два дня после выписки она снова вошла в больницу. Эпизод, о котором она хотела поговорить с доктором, взволновал ее не только потому, что из-за этого Рейни стал врачом, но и потому, что это было связано с Гансом Слоуном. На самом деле, тот случай связал их между собой. Именно из-за этого Рейни связал свою судьбу с неврологией и оказался в итоге лечащим врачом Люинь. Именно тогда Рейни познакомился с Гансом, между ними возникла дружба и взаимное доверие, и Рейни был удостоен привилегии пользования Хранилищем Досье. Именно из-за этого Ганс поручил Рейни лечение внучки, а Рейни дал Люинь разрешение, благодаря которому она смогла воспользоваться Хранилищем Досье. То есть всё зависело от того случая.
И оказалось, что тогда произошла ошибка. Люинь решила, что над этим стоит поразмышлять. Чья же это была ошибка – она не могла понять. Четких фактов, указывавших на злоумышленника, не было, но Рейни был причинен вред, и он много что потерял.
Люинь прочла досье Рейни. В юности он обучался в лабораториях нескольких марсианских систем и мастерских – от машинного центра до мастерской Классической Философии, и в итоге в восемнадцать лет избрал для себя в качестве специальности биомиметическую инженерию, а в двадцать лет начал работать в производственной лаборатории центра биомиметической инженерии, где изучал животных и машины, их строение и способы передвижения.
На третий год после прихода Рейни в лабораторию случилась авария – во время испытаний взорвалась биомиметическая машина на горных разработках. Жертв и пострадавших не было, но оборудованию был нанесен серьезный ущерб. Участники расследования очень медленно изучали обгоревшие фрагменты машины и наконец определили, что возгорание произошло из-за короткого замыкания в сенсорной подсистеме. Изучение фрагментов было делом нелегким, поскольку из-за сильнейшего пожара многие компоненты машины расплавились, и точную причину поломки – ошибку в проектировании, заводской брак или халатность во время сборки – установить не удалось.
Как это всегда бывало после любой крупной аварии, невзирая на всю неуверенность экспертов, проводивших расследование, была организована комиссия для поиска виновных. На протяжении трех дней были произведены подробнейшие допросы десятков сотрудников на всех уровнях системы. Затем еще три дня шло обсуждение в Совете между членами комиссии по расследованию и Консулом, после чего было обнародовано окончательное решение: наказан должен был быть только Рейни.
– Как же они определили, что виноваты вы? – спросила Люинь.
– Они этого определить не могли.
– Тогда почему наказали вас?
– Кого-то всегда надо наказать после аварии.
Рейни положил на стол скульптурный нож. Он говорил спокойно, без эмоций. Со времени той аварии прошло больше десяти лет, и он не ожидал, что кто-то снова заговорит с ним об этом. Он видел выражение лица Люинь. В ее глазах светилась искренняя забота. Она действительно не понимала, за что его наказали. Это тронуло Рейни. Когда-то многие спрашивали его о случившемся. Одни – из жалости, другие – из вежливости. Но очень немногие по-настоящему задумывались о том положении, в котором он оказался.
– Наказать должны были только виновного, – настойчиво проговорила Люинь. – Как кого-то просто могли выбрать «козлом отпущения»?
– Дело в том, что при таком масштабе повреждений невозможно было определить точную причину поломки.
– Я прочла объяснительную записку – черновик, который вы написали для себя. Там вы приводите убедительные причины того, что дизайн машины не мог стать причиной аварии.
– Да, кажется, я что-то такое писал.
– Тогда почему же вы не предоставили своему руководству эту записку?
Рейни помолчал, припоминая события тех тяжелых дней.
– Позволь, я объясню тебе это… путем простых подсчетов. В то время крайне важно было, чтобы было произведено какое-то наказание. Но вопрос был в том, сколько человек будут наказаны. Если проблема была связана с дизайном, то тогда единственным наказанным должен был стать я. А вот если поломка была вызвана заводским браком, тогда наказали бы гораздо больше людей.
Рейни был разработчиком компонента машины, из-за поломки которого, как полагали, случилась авария. Речь шла о ключевом датчике горнодобывающей машины. В день собрания комиссии руководители обеих систем, участвовавших в горных разработках, с мрачным видом сидели за столом. Председательствовали на этом собрании законодатели. Сбоку за отдельным длинным столом сидели наблюдатели. На стенах зала воспроизводили видеозаписи процесса производства машины, а в углу стоял ее прототип. До начала собрания все ходили вокруг этого прототипа и были похожи на охотников, кружащих около зверя, посаженного в клетку. Рейни сидел в заднем ряду, на галерее. Все слушали отчеты представителей комиссии по расследованию. Звучали результаты анализов, краткие сообщения, а у Рейни всколыхнулась старая детская привычка: слова и фразы начали собираться в его сердце, будто детали конструктора.
На Марсе крайне серьезно подходили к вопросам об ответственности конкретных людей. После каждых неудачных испытаний, аварии или несчастного случая проводили исчерпывающие расследования. Рейни давно пытался понять значение этой одержимой принципиальности. Она проистекала не только из строжайших требований к производственному процессу, но и из того, как работала вся марсианская система.
А марсианская система была одновременно и властью и предприятием, и выживание каждого зависело от ее стабильной работы. Обеспечение безупречного качества было жизненно важным для достижения этой цели. Однако в производственной команде, монополизированной системой, не существовало потребителей, выбирающих тот или иной продукт, не было соперников для честной конкуренции, поэтому было бы легко и просто снижать качество и прикрывать халатность и ошибки, если бы не существовало мощной и жесткой системы отчетности.
В связи с крайней ограниченностью природных ресурсов на Марсе для обеспечения эффективности производства мастерские конкурировали за финансирование только на этапе планирования. Как только проект получал финансирование, он запускался в производство, а за все результаты целиком и полностью отвечали производители.
Суть того, что любая из марсианских систем была эквивалентом целой отрасли промышленности, имела два следствия. С одной стороны, система и любая мастерская в составе системы были склонны защищать своих сотрудников. С другой стороны, система, представлявшая всех и каждого из граждан, должна была строго следить за неукоснительным и справедливым соблюдением законов. Поэтому система рассматривала любого руководителя высшего звена в двух ипостасях – внутренней и внешней. Руководитель был лидером и следователем, защитником и наказующим. Даже при наличии Системы Безопасности эта двойственность сохранялась.
Подотчетность. Ключевую роль играла подотчетность. Если кто-то был подотчетен только своей команде, то нужно было всего-навсего оптимизировать будущее производство. Но если кто-то был подотчетен перед кем-то вне команды, перед всеми гражданами Марса, тогда возникала необходимость разбираться с ответственными людьми, невзирая на последствия.
В то время, когда случилась та авария, обвинения руководителей в халатности, наказание за небрежность всех, до самого конца, в производственной цепочке, привели бы к потере многих ценных кадров, а это стало бы губительно для самого проекта. А руководитель проекта был самым авторитетным экспертом в этой области.
Подотчетность. И внутри, и снаружи. Сидя на последнем ряду галереи, Рейни размышлял о тонкостях употребления этого слова. Один из членов комиссии попросил его встать и задал ему вопрос. Глубоко задумавшийся Рейни расслышал не весь вопрос, а только последние слова:
«…вы считаете, что за случившееся именно вы несете ответственность?»
«Ответственность? – почти инстинктивно переспросил Рейни. – Какую именно ответственность?»
Член комиссии задал еще несколько вопросов, озвучил несколько выводов, но Рейни снова расслышал только последние слова.
«…на вашем менеджере лежит ответственность – он обязан с вами обращаться, как подобает».
«Какая ответственность?» – снова переспросил Рейни.
Речь шла об ответственности за сохранение целостности системы или за сохранение ее стабильности?
Одна фраза наслаивалась на другую, все вместе они образовывали твердыню, а Рейни не знал, куда именно и как положить свою стальную балку. Двойственные значения разрывали смысл слова «ответственность» на части. Если Рейни ставил балку вертикально или укладывал плашмя, получались диаметрально противоположные результаты. Он растерялся, как ребенок, держащий в руке деталь конструктора и пытающийся понять, как с ней поступить.
На него никто не обращал внимания. Продолжалось обсуждение и принятие решений. На стенах сменяли друг друга цифры и диаграммы. Члены комиссии, инженеры и законодатели перешептывались и дискутировали с самым серьезным видом. Рейни их внимательно разглядывал, но словно бы издалека. Их волосы и бороды расплывались, превращаясь в бесформенные пятна, а у него было предчувствие, что вот-вот огласят приговор.
Два дня спустя консул Марса Ганс Слоун лично посетил Рейни. Он не успел сказать ни слова, а Рейни уже всё понял. Ганс прицепил к мешковатой серой рубашке Рейни медаль за доблесть, которой его наградили в молодости, и сказал, что хочет выразить благодарность и сожаление. На медали были выгравированы такие слова: «