– В некоторым смысле, да. Но в то время цель представляла собой только прообраз и сердцевину. Нынешний город – результат трех десятков лет развития во время войны и еще немалого времени после нее.
– И что же послужило сердцевиной в самом начале?
– Центральный архив. Сердцевиной, средоточием всего стал центральный архив. Цель состояла в том, чтобы выстроить город, который бы существовал как бы поверх центрального архива. Задача была не в том, чтобы пользоваться архивом для расчетов всех функций города, а только в том, чтобы архив применять для хранения – хранения всех открытый, сделанных горожанами, всех новых разработок, чтобы ими можно было свободно делиться и оберегать свободу мысли каждого гражданина Марса.
– Но зачем понадобилась независимость? Почему всего этого нельзя было добиться в старом лагере у верхнего края кратера?
– Это было неосуществимо, поскольку перемены предполагали трансформацию всей экономики целиком. Воображаемый город требовал, чтобы все интеллектуальные и духовные наработки были открытыми, независимыми от экономики. Иначе говоря, производство товаров и производство идей должны были разбиться на два отдельных царства. У этого не было ни одного исторического прецедента.
– Вы имеете в виду, – проговорила Люинь, – что продукция духовная не должна была покупаться и продаваться, верно?
– Именно так. Такую клятву дали вожди повстанцев.
– Это же хорошо?
– Боюсь, на этот вопрос нет ответа. – Рейни устремил взгляд в сторону окутанного сумерками горизонта. – Для тех, кто затеял революцию, это был вопрос веры. А когда дело касается вопросов веры, о них невозможно судить с ярлыками «хорошо» и «плохо».
– Какая же это могла быть жизнь… – еле слышно пробормотала Люинь.
Хотя Рейни не рассуждал о том, что правильно, а что нет, он в упрощенной форме объяснял ей суть целого ряда исторических выборов, сделанных ранними марсианами, он рассказывал ей о жизни ее прадеда и деда, когда те были молодыми. При этом Рейни обо всем говорил в общих чертах, поскольку был убежден в том, что глобальные исторические тенденции не так интересны, как действия отдельных личностей в определенные исторические моменты.
Рейни когда-то прочел немало документов из довоенных времен. Было невозможно при этом чтении не заразиться (хоть до какой-то степени) жгучей страстью, яркой, как предрассветная заря. То время было не очень-то практичным – можно назвать его утопией в пустыне, журчащим родником на пустоши. Тогда даже без особого подначивания многие стремились вырастить цветы на песке, и вообще, сама идея побуждала многих начинать грандиозные дела.
В самом начале войны мятежники стояли лагерем в кратере, как и силы землян. Единственное различие состояло в том, что мятежники расположились ближе к краю Большого Сырта и равнинам. Поступили они так потому, что хотя и могли добывать себе почти половину пропитания, совершая набеги на торговые корабли землян, но остальное должны были обеспечивать за счет фермерства.
Это было время, когда технологии развивались с головокружительной скоростью. Наверное, еще никогда в истории человечества столько умных людей не собиралось вместе, подвергаясь такому сильному давлению обстоятельств. В числе мятежников почти все были блестящими учеными. Они присоединились к повстанцам из-за недовольства тем, что некоторые объединения на Марсе скрывали информацию и воздвигали стены на пути обмена знаниями. Эти стены имели отношение к политике и торговле, о которых ученые ничего не знали, но зато они знали, что для того, чтобы выжить в суровых условиях Марса, требовался свободный обмен открытиями и изобретениями. Чтобы выжить, нужна была платформа для взаимной передачи информации. Тогда никто еще не думал об искусстве, декоративном дизайне, о политике и плебисците, обо всём прочем, что пришло потом.
Война породила целое поколение. Дети за время войны выросли, повзрослели, а многие из них погибли. Ганс, Галиман, Ронен и Гарсиа – все четверо были детьми войны. Они сражались как пилоты, но они были не только пилотами. Они выросли в самое худшее из возможных времен, когда легко было утратить веру. Но они несли пламя веры вперед и не давали ему угаснуть.
Незадолго до конца войны Ганс Слоун и его друзья стали главными героями на сцене событий. Ганс, молодой и красивый, отметил свою свадьбу в воздухе и в двадцать два года уже стал инструктором для начинающих пилотов. Его отец тогда был еще полон сил и находился на пике своей карьеры, в должности командующего марсианскими вооруженными силами. Лучевая болезнь истощила его тело, но не сломила дух. Галиман, чья белокурая шевелюра напоминала львиную гриву, а зычный голос – львиный рык, в эту пору доводил до совершенства чертежи, которые в итоге дадут повстанцам возможность покинуть кратер и обрести новый дом. Интеллигентный Гарсиа уже демонстрировал способности дипломата: он всюду странствовал и произносил речи, служившие искрами для возгорания в сердцах нового марсианского народа мечты о центральном архиве. Поэтичный Ронен, с другой стороны, опубликовал серию эссе и превратил коммуникативную рациональность Хабермаса[22] в страстные демонстрации всего, что касалось строительства и устройства будущего города.
То было время, когда правили идеалы. Рейни знал, что, независимо от реалий той эпохи, люди, пережившие ее, искренне протягивали руки к космосу и жаждали осуществления своих мечтаний.
Уходя из энтомологической лаборатории, Люинь вдруг испытала страстное желание танцевать. Она так давно не танцевала. Ее мысли были заполнены совершенно другими вещами, а тело мало-помалу выздоравливало. В глубине души она попрощалась со сценой и считала, что ни ее тело, ни сердце туда никогда не вернутся. И вот впервые после травмы ей захотелось танцевать, двигаться всем телом, подпрыгивать и вертеться, всю себя посвятить движению. Она не могла понять, откуда взялось это желание, – может быть, его породили легкие бабочки, а может быть, скалы у самого горизонта, а может быть, история мужчин и женщин, сражавшихся за свободу от ограничений, а может быть, мысли о полете.
Остановившись на пороге оранжереи, Люинь обернулась, чтобы еще раз полюбоваться крылышками, порхающими на фоне пышной зелени, и в ее теле начало пробуждаться дремлющее желание.
Она отправилась в танцевальную школу и, не включая света, начала танцевать в голубом сиянии уличных фонарей за окнами. Люинь размялась, отработала стандартные позиции, покружилась перед зеркалом. Чувствуя, как ступни прикасаются к толстому, прочному полу, она ощущала уверенность. Пол для нее сейчас был самым лучшим из партнеров. Он поддерживал ее, когда она касалась его кончиками пальцев.
Она танцевала, и ее мысли взлетали и опускались вместе с ней.
Философия танца в двадцать втором веке достигла вершины сложности. Танец рассматривали как взаимоотношения человека с космосом, и существовал целый ряд противоречивых направлений. Одни утверждали, что язык движений тела следует использовать для выработки новых символов, а другие пропагандировали применение танца для того, чтобы очистить тело от всякой символики… Но Люинь такие замысловатые теории не привлекали. Ее танец отражал не взаимосвязь с внешним миром, а ее взаимоотношения с самой собой. Она давно размышляла о том, для чего вообще нужен танец, и пришла к выводу, что цель танца – управление собой. Руководители группы «Меркурий» дали ей задание – научиться высоким прыжкам, найти пределы для тела человека. Но Люинь обнаружила, что точность в танце важнее высоты прыжков. Сложнее всего оказалось не прыгать как можно выше, а придавать кончикам пальцев ног самую точную позицию для приземления.
Люинь подняла одну ногу до уровня талии, опустила и снова резко подняла, стоя на другой ноге.
Только научившись танцевать, она поняла, насколько ограниченно понимание людьми способностей собственного тела. Никто не задумывался о том, как сидеть, как стоять, как ходить, чтобы не упасть. Люди производили все эти сложнейшие движения, не задумываясь, инстинктивно. Настоящее чудо! Такое же непостижимое, как энергия жизни, питавшая тело. У тела имелись собственные воспоминания и такие глубинные привычки, которые невозможно было осознать умом.
Луч света пронзил глубины сознания Люинь.
Она представила себе прошлую ночь, огромный пустой склад, стальные стеллажи, своих друзей, занятых оживленным обсуждением. Все их старания зашли в тупик из-за одной крайне важной детали. Так бывает, когда в пазле, из которого должен получиться портрет, не хватает кусочка с глазами. Вроде всё на месте, но не портрет.
И вот теперь Люинь нашла этот недостающий кусочек – управление крыльями.
Возможно, для управления крыльями не нужен был мозг, а нужны были только инстинкты тела.
Корабль
Настал день последнего конкурсного дня Творческой Ярмарки.
Конкурс по очереди принимали у себя разные районы Марс-Сити. В этот день в качестве принимающей стороны выступал район под названием Альоша. Для конкурса был отведен и украшен районный стадион и прилегающие к нему окрестности. Вся территория была декорирована так, чтобы напоминать романскую эпоху на Земле – классическую и роскошную. Толпа зрителей, прибывших на финальные состязания, была полна радости и энтузиазма. На купол над стадионом проецировались изображения дворцов, облаков и танцующих ангелов. Звучала струнная симфоническая музыка. Вокруг стадиона подростки катались на роликовых коньках и с помощью разнообразных трамплинов совершали зрелищные прыжки и вращения и приземлялись под аплодисменты и радостные крики.
Особенно взволнованы были зрители на трибунах стадиона. Стать свидетелями оглашения результатов конкурса было большой честью, ее удостаивались только победители конкурсов в районах. Вся молодежь пребывала в трепетном ожидании. Ждали не только конкурса как такового, но и вечеринок и танцев после завершения ярмарки. Это была одна из самых лучших возможностей познакомиться с парнями и девушками из других районов. Все друг к другу присматривались. Девушки надели лучшие нарядные платья, парни – аккуратную униформу. Те, кому не довелось попасть на стадион, собрались в своих районах и наблюдали за происходящим дистанционно, сидя в кафе и радуясь появлению на экранах своих друзей.