Шум и смех заполняли корабль. Откупоривались бутылки, звенели бокалы. Пузырьки ударялись о стекло, порой жидкость проливалась на скатерть и расцветала темными цветами.
Когда Айна поставила на стол последнее блюдо и объявила об официальном начале пира, было выпито уже шесть бутылок «Джио». Все радостно вскочили, отложили игральные карты, убрали пустые бутылки и аккуратно расставили по столу блюда и тарелки.
– Ура!!!
Взметнулись вверх руки с бокалами, словно волна прилива.
Ветер
Команда с аппетитом уплетала угощения. Кулинарный талант Айны стал еще ярче. Сама она говорила, что после возвращения на Марс радость ей доставляло только приготовление еды.
На этот раз Айна превзошла себя. Пышные золотистые пироги, лапша с говядиной и яйцом, морковные запеканки, всевозможные овощи, посыпанные рыбными чипсами, салат из морских водорослей, орехи с ростками бамбука, яблочные тарты по-индийски, суп из курицы со сладкой кукурузой… Просто слюнки текли от тех ароматов, которые заполняли салон корабля. На фоне хохота кто-то кашлял, поперхнувшись вином.
Всего в команде было двенадцать человек – четыре девушки и восемь парней. Они сидели за столом большим кругом, абсолютно расслабившись. Парни, склонившись к столу, о чем-то спорили, а девушки весело щебетали, угощаясь фруктами. За иллюминаторами открывался однообразный вид – желтый песок и камни. Корабль летел настолько ровно, что порой было невозможно понять, что он вообще движется.
– Вы все махнули рукой на свои отчеты? – спросила Анита.
– А-а-а… ты свой уже сдала? – поинтересовался Мира.
Анита рассмеялась:
– Даже не приступала пока. Если из вас никто еще не сдал отчет, значит, и мне можно расслабиться.
– А у кого вообще было на это время? – хмыкнул Сорин. – Я лично был по уши занят пьесой.
– А какой смысл спешить? – проговорил Мира. – Может быть, нам и не придется заканчивать отчеты.
– Что ты этим хочешь сказать? – спросила Анита.
– Мы, фактически, смылись из города без разрешения, – сказал Мира. – Если нас поймают, то, я так думаю, каждому из нас придется написать объяснение с извинениями из тридцати тысяч слов, а потом нам назначат исправительные работы на два месяца. Кто знает, какие еще наказания нам грозят? Может быть, про отчеты о нашем пребывании на Земле все позабудут.
Чанья принесла блюдо с грушами, и все радостно ахнули. Люинь смотрела на радостных друзей и радовалась сама. «Это – мое племя», – думала она. Ей нравилась Джиэль и другие девушки и парни, но рядом с ними ей никогда не было так уютно. Здесь она чувствовала себя на своем месте. «Почему? – спрашивала она себя. – В чем разница?»
Они продолжали путь к югу. Послеполуденное солнце опускалось все ниже к горизонту на западе. Настроение после такого восхитительного пиршества у всех было расслабленное и ленивое. На стенах салона висели старинные роботские конечности – манипуляторы. Механические пальцы были сжаты в угловатые кулаки. Это были суровые древние свидетели празднества молодежи. На лежавших вдоль бортов трубах облупилась краска, внутри урчала вода. Отверстия системы циркуляции кислорода на потолке зияли, словно пасти, поглощающие теплый воздух.
Анка и Рунге находились в кокпите. Они орудовали рычагами, открывали и закрывали клапаны. Их пальцы порхали по приборной панели, и казалось, что они играют на фортепиано. Анка взял на себя пилотирование, поэтому сидел ближе к носу корабля. Рунге управлял приборами, поэтому возвращался к приборной панели лишь время от времени, чтобы смотреть на танцующие стрелки на древних табло.
– Как думаете, наша пьеса что-нибудь даст? – спросил Рунге, вернувшись к столу из кокпита.
– Трудно сказать, – пожал плечами Сорин. – Думаю, взрослые попросту промолчат.
– Согласен, – сказал Рунге. – Но даже если они ничего не скажут на публику, они нас найдут и побеседуют с нами с глазу на глаз.
– И что мы будем отвечать?
– Будем говорить правду, конечно. Всё, о чем мы сказали в пьесе, было основано на личном опыте. Нам нечего скрывать.
– Я не об этом, – покачал головой Сорин. – Я вот о чем… Если взрослые спросят, какой у нас план, что мы скажем?
– Тоже правду. Мы больше не собираемся с ними сотрудничать.
Сорин обвел взглядом друзей.
Настроение у всех изменилось. Глаза стали серьезными. Люинь не совсем поняла, что имеет в виду Рунге. Он всегда был предусмотрителен, но при этом склонен к конфликтам и часто делал резкие и слишком громкие заявления. Люинь не могла сообразить, что означает отсутствие сотрудничества со взрослыми. Рунге, сидя у иллюминатора, барабанил пальцами по столу. Выражение лица у него было решительное и дерзкое. Остальные парни и девушки молча переглядывались. Чанья поднялась и встала рядом с Рунге.
– На самом деле я хотела задать тот же самый вопрос. Каков наш дальнейший план?
– Ты предлагаешь… – пробормотала Люинь, но закончить фразу не сумела.
– Революцию, – объявила Чанья. – Настоящую революцию.
– А я думала, что пьеса – это и есть революция, – негромко произнесла Люинь.
– Я этого никогда не говорила.
– Это говорил я, – заметил Сорин, глядя на Люинь, и перевел взгляд на Чанью. – Но я думал, что ты была со мной согласна поначалу.
– Я всегда говорила, что пьеса – это только первый этап.
– Так что же еще мы собираемся сделать? – спросила Люинь.
– Многое ломать, – ответила Чанья. – Ломать то, что закостенело.
– Согласен, – сказал Рунге. – Я не могу больше это терпеть. Да вы поглядите на тех, кто нас окружает! Это же орда бесстыдных глупцов! Их только одно заботит – как бы выслужиться перед начальством, пробиться наверх любыми средствами, научные исследования вести на потребу директорам систем. Всё коррумпировано желанием обрести высокое положение и получить всё на свете!
– Но разве на Земле всё иначе?
– По крайней мере, земляне не лицемерят, – парировал Рунге. – Они эгоистичны и гордо заявляют об этом. А тут у нас все декларируют дивно звучащие идеалы. «Стремление каждой личности к творческому выражению и мудрости!» А на самом деле под громкими словами кроется эгоистичная выгода. Они все до одного обманщики.
– Я не думаю, что это справедливо, – возразила Люинь. – Я думаю, что многие искренне мотивированы и с интересом занимаются наукой.
– А я ни разу такого человека не встречал, – буркнул Рунге. – Не верю, что есть здесь хоть один человек, которого не интересует личная выгода.
– А я думаю, что у тебя мозги промыты землянской пропагандой, – сказал Сорин.
– Можешь назвать хоть кого-нибудь, кто действует не себе на пользу, не из стремления обрести больше власти?
– Я знаю несколько таких людей.
– Значит, они попросту хорошие актеры.
– А как же тогда ты объяснишь, что есть люди, которые постоянно сидят в лабораториях и занимаются только исследованиями, а больше ничем? Никак себя не продвигают, не ищут известности?
– Да просто им хочется, чтобы ими восторгались, как святыми. Всегда есть какая-то игра.
Люинь негромко спросила:
– Почему мы об этом спорим? Какой смысл?
– Смысл вот в чем, – ответил Рунге. – Мы должны заставить всех признать, что в том, чем они занимаются, кроется эгоистичная потребительская подоплека, и вынудить их снять маску лицемерия и отказаться от лжи.
– Предлагаешь нам вернуться к системе жизни на Земле, где всем правят деньги?
Чанья опередила Рунге с ответом.
– Как минимум мы должны сделать эгоизм прозрачным. Невыносимо жить рядом с нечестностью и самообманом.
Сорин посмотрел Чанье в глаза.
– Значит, ты заодно с Рунге?
– Да.
– И что конкретно вы нам предлагаете делать?
– Во-первых, мы должны отвязать людей от мастерских, чтобы они смогли обрести свободу передвижения. И жилищная политика должна стать более гибкой – как ветер. Наша нынешняя система привязывает людей навсегда к одному месту. С виду никакой конкуренции за жилье нет, но на самом деле идет яростная борьба.
– Ты не хуже меня знаешь, что на Марсе недостаточно ресурсов для того, чтобы люди могли свободно конкурировать за жилье. Вот почему была введена система распределения.
– Десятками лет твердят одно и то же. Надоело.
– Чанья, – встревоженно глядя на подругу, проговорил Сорин, – ты слишком резко рассуждаешь.
Чанья промолчала, но не отвернулась. Она строптиво поджала губы и дерзко вздернула подбородок.
Повисла долгая пауза. Потом Мира примирительно выговорил:
– Лицемеры будут всегда. Ничего в этом нет особенного.
– Легко быть циником, – буркнул Рунге. – Слишком легко.
Мира нахмурился. Вид у него стал такой, словно он тщательно обдумывал слова Рунге. Люинь между тем просто распирало, столько всего ей хотелось сказать – но она не знала, с чего начать. Рунге сидел у иллюминатора, Чанья стояла рядом. Вид у них был намного более решительный, чем у всех остальных. И хотя их движения не были скованными, впечатление было такое, что эти двое сделаны из стали. Атмосфера в салоне катера стала холодной, как лед.
– Эй, Рунге!
Голос Анки, послышавшийся из кокпита, снял общее напряжение. Анка обернулся и поманил к себе остальных.
– Идите сюда, скорее, все! Думаю, мы почти на месте.
Споры были забыты. Все протиснулись внутрь кокпита и стали смотреть вперед через ветровое стекло кабины и на навигационные дисплеи.
Глядя вперед, члены команды увидели, что катер летит по узкому и извилистому ущелью. Перемещение над неровной поверхностью замедляло скорость катера, а величественные, огненно-красные скалистые склоны ущелья были настолько высоки, что вершины скал не были видны. Солнце освещало вершины, и зазубренные скалы отбрасывали на склоны ущелья глубокие и темные тени в форме полумесяцев. Парни и девушки прижались носом к стеклу и глазели на отвесные скалы. Все они были взволнованы медленным проникновением в иной мир. На навигационном дисплее буровой катер был представлен крошечной точкой, неторопливо продвигавшейся вперед между плотными скоплениями ломаных линий.