Звезды ровно горели в вышине, будто бриллианты времени, и вдруг в глубине памяти Люинь проснулось воспоминание, и она начала цитировать отрывок из книги, которую очень любила – «L’Homme révolté»[24].
Mais qui se donne…[25]
Почти триста лет назад Камю говорил о столкновении с собственной судьбой, о бунте против истории, о выборе надежного острова Итаки, о первой и последней любви Земли.
Голос Люинь тихим эхом звучал в ее шлеме, как сердечный манифест. Анка внимательно слушал. Потом они долго молчали. Обоим не хотелось нарушать ту простую решимость, которая поселилась в сердце. Все другие слова казались ненужными. Древний кратер и покинутые пещеры безмолвно лежали внизу, и не было для Анки и Люинь сейчас лучшей опоры и поддержки.
Вернувшись в пещеру, они не сразу сумели заснуть. Они улеглись рядом и, ощущая малейшее движение друг друга, заливались смехом. Несколько раз погружались в сон, но тут же просыпались и снова смеялись. Но усталость в итоге взяла свое, и они крепко заснули.
Утро
Как только Анка встал, Люинь сразу проснулась. Она всегда спала чутко, и, стоило Анке убрать руку с ее плеча, она тут же это ощутила и очнулась от дремоты. За озаренным золотым сиянием выходом из пещеры она увидела освещенные солнцем вершины гор. Люинь несколько раз моргнула и пробудилась окончательно. Она приподнялась и села, огляделась по сторонам и увидела, что Анка уже вышел из пещеры. При свете здесь было тепло и безопасно. Люинь отодвинула в сторону одно крыло, загораживавшее выход, и выбралась наружу.
Анка стоял справа и, приставив руку к поясу, смотрел на дальний край кратера. Еще только-только рассвело, и на половине профиля Анки лежала тень, а забрало его шлема сверкало в лучах восходящего солнца.
Увидев Люинь, он улыбнулся и прошептал:
– Осторожнее. Пока еще холодно.
Он протянул руку.
Люинь подошла к нему. Анка обнял ее и прижал к себе.
– Любуешься рассветом?
Анка кивнул:
– Уже несколько лет его не видел.
Люинь вздохнула:
– Я настоящего рассвета никогда не видела. На Земле однажды пошла к морю перед рассветом, но день выдался пасмурный.
С каждой минутой становилось всё светлее. Небо пока оставалось темным, но из дымчатых теней мало-помалу проступал пейзаж. Луч за лучом, солнце поднималось над краем кратера, но пока его заслонял высокий пик, поэтому Люинь и Анка видели свет, а самого солнца не видели. Кратер постепенно стряхивал с себя ночное одеяние, обнажал ущелья и ложбины, пыль, скалы и камни. Это напоминало о свернувшемся калачиком малыше, который позабыл о вчерашних шалостях. Утренний ветерок был легким. Люинь не чувствовала его прикосновения, но видела, как шевелится краешек ремня на ее скафандре. Свет приобретал цвета. Склоны кратера снова уподобились светотеневой, черной с золотом, гравюре, и большая часть гигантской чаши уже вернулась к обычной коричнево-желтой окраске. Резкая граница между тенью и светом очерчивала гладкие и плавные изгибы. Создавалась прекрасная пейзажная картина.
– Погляди туда! – указала Люинь.
– Ты на что смотришь?
– На горы. Погляди на тени! Видно, что там кто-то поработал…
– Думаешь, что…
– Да, там поверхность обработана.
– Но как это возможно? – пробормотал Анка, глядя туда, куда указывала Люинь. – Однако ты права…
Западный и южный склоны кратера создавали единое изображение гигантского перевернутого дерева. Ущелья, расположенные ближе к краю кратера и выглядевшие так, словно их проточили водопады, формировали морщинистый ствол. Ниже раскидистая сеть неглубоких трещин и ложбин образовывала ветви и густую крону. И хотя в основном рисунок был природным, каждый поворот, каждое соединение линий несло на себе следы труда человеческих рук. Острые углы были сглажены, преграды убраны, и теперь склон кратера выглядел холстом для величественной картины.
В чистом утреннем свете пещеры, расположенные вблизи от каньонов и ложбин, были темными и округлыми и очень походили на тяжелые пухлые плоды на ветвях древа. В сравнении с другими пещерами, отстоящими далеко от древа, входам в эти специально была придана такая форма, чтобы они больше походили на плоды. На фоне золотистого горного склона темные тени – ветви древа – были видны особенно четко. Под пустым небом это изображение было и печальным, и внушающим благоговейный трепет. Люинь и Анка были зачарованы.
Солнце поднималось всё выше. Дюйм за дюймом, прорисованное тенями древо исчезало, его было всё труднее различить. Люинь и Анка молчали и не отрывали глаз от немыслимого зрелища. В последнюю минуту, когда картина вот-вот должна была исчезнуть окончательно, Люинь указала в сторону склона кратера и прокричала:
– Смотри! Там инициалы!
Внизу, ближе к днищу кратера, на склоне были начертаны две гигантские буквы – «G» и «S».
– Мой дед, – пробормотала Люинь.
– Думаешь, он…
– Да, наверняка это он!
– А это имеет смысл. Он же был пилотом, так что мог вытесать всё это, находясь внутри своего корабля.
– А яблоко помнишь? – спросила Люинь.
Анка кивнул:
– Думаешь, это мемориал?
– Возможно. – Сердце Люинь забилось чаще. – Но мне только что пришла в голову еще одна мысль.
– Скажи.
– Ночью мы с тобой говорили про Марс и Землю, – сказала Люинь. – Быть может, два этих мира подобны двум яблокам. Ни та ни другая планета не является стадией эволюции по отношению друг к другу, но обе – плоды одного древа. Они висят на разных ветвях, но произошли от одного корня.
– Планеты – это яблоки, – пробормотал Анка.
Они стояли на уступе и смотрели на склон кратера до тех пор, пока солнце не поднялось высоко и не залило всю гористую чашу светом. Но картина на склоне запечатлелась в сознании Люинь и Анки.
Люинь вспомнила о многом. Всплыли какие-то фразы, что таились в ее сердце. Она не могла понять, почему ее память внезапно пробудилась в эти последние несколько дней. Казалось, когда-то эти строчки запечатлелись в ее сознании, легли в него, как зерна, как только она их прочла, а потом дожидались этого дня, чтобы прорасти и расцвести. Этим утром они были похожи на слезы из печальных глаз, текущие так искренне и безудержно. Люинь снова начала цитировать:
Liйs а nos frиres par un. [26]
Она говорила о братстве альпинистов, о том, как они смотрят на одну и ту же вершину, будучи связанными одной веревкой, о вечной любви тех, кто стремится к одной цели.
Анка пристально посмотрел на нее:
– Это из той же книги, которую ты цитировала ночью?
Люинь покачала головой:
– Нет, из другой. Это Сент-Экзюпери, «Ветер, песок и звезды».
– «Ветер, песок и звезды»?
– Да. «Ветер, песок и звезды».
Теперь, когда стало совсем светло, Анка и Люинь заново присоединили два аккумулятора к крыльям и разложили их перед входом в пещеру, чтобы хорошенько зарядить на новый день.
Анка включил радиосвязь. Вскоре Рунге спросил, как у них дела. Люинь посмотрела с уступа вниз и увидела, что старый буровой катер появляется из туннеля, где находился ночью. Покачиваясь из стороны в сторону, корабль направился в сторону ночного убежища Люинь и Анки. Он двигался не слишком ровно и довольно беспечно, нацелившись на место прямо под уступом возле пещеры.
В наушниках послышался голос Миры:
– Простите, что вам пришлось коротать ночь в голоде и холоде. Честно говоря, я даже боялся говорить вам, что у нас случилась еще одна пирушка. Был тыквенный пирог, и еще у нас были припасены несколько бутылок охлажденного «Джио». Полночи мы резались в картишки и слушали музыку. Кингсли, ну-ка, подскажи мне – а чем еще мы занимались?
– Ладно, ты не очень-то хвастайся, – усмехнулся Анка. – Удача, знаешь ли, штука зыбкая.
Рунге попросил Анку детально отчитаться о состоянии оборудования и экипировки. Когда корабль замер в воздухе под уступом, Анка и Люинь увидели небольшой люк шлюзовой камеры ближе к задней части обшивки, похожей на панцирь черепахи. Рунге выглянул из люка и помахал Люинь и Анке маленьким флажком, чтобы привлечь их внимание к двум длинным шестам, торчавшим на корме корабля.
– Видишь сеть, которую мы там разместили?
– Да, – ответил Анка.
– Слететь к ней сможете с собственным запасом энергии?
– Это будет трудновато.
– А спрыгнуть прямо в сеть сумеете?
Анка на глаз прикинул расстояние и размеры сети.
– Мне кажется, что сеть слишком мала и что до нее слишком далеко.
– Другие предложения есть?
– Есть. Через минуту я сброшу вниз аккумулятор. Смотри внимательно.
– Нет проблем.
– Осторожнее, – проговорил Анка смешливо. – Может быть, тебе стоило бы посадить Сорина за пульт управления.
– Опять ты мне не доверяешь, – со смехом отозвался Рунге.
Анка принялся за работу. Люинь наблюдала за ним, не зная, чем помочь. Со вчерашнего вечера она не слишком серьезно размышляла о спуске от пещеры, а теперь осознала, что это не так просто, как она думала. Вчера они взлетали с помощью пропеллеров, движимых сжатым воздухом. Теперь его запас почти иссяк. Не могли они и спрыгнуть, раскинув крылья. Пещера располагалась не так уж высоко, а уступ не был достаточно длинным для разбега.
Люинь наблюдала за работой Анки. Он разобрал одну пару крыльев, затем осторожно отсоединил мембрану от внутренней проводки крыла. После этого Анка сплел из проводков – тонких, но очень прочных, – длинный тросик, и сложил его в бухту возле своих ног. И наконец, он привязал аккумулятор к одному концу тросика и бросил вниз – как матрос бросает на пристань причальный канат. Сеть на корме шахтерского корабля, сплетенная из толстых тросов и предназначенная для измельченной руды, поймала груз и убралась внутрь.
Тогда Анка обернул часть тросика вокруг пояса и привязал к ремню. Затем он подошел к Люинь и привязал конец тросика к ее ремню. Поскольку они уже разобрали одну пару крыльев, чтобы согреться ночью, а вторую пару Анка использовал для изготовления тросика, осталось только две пары из четырех. Анка закрепил по два крыла у себя за спиной и на спине Люинь.