— Синдбад! — огляделся Дэйн. — Мимо тебя проходил Синдбад? — спросил он у удивленного Али.
— Нет. Я его весь день не видел.
В крошечной каюте кота не было. Спрятаться ему было негде. Чтобы быть в этом уверенным, Дэйн закрыл дверь, прежде чем они перенесли врача на его койку. Тау вновь потерял сознание, впадая во вторую летаргическую стадию болезни. Теперь, очевидно, он не испытывал боли, которая была первым признаком болезни.
— Виноват Синдбад! — сказал Дэйн, заканчивая свой доклад капитану Джелико. — Но, однако…
— Да, он больше всего времени проводил в каюте Ван Райка, — пробормотал капитан. — И вы тоже брали его на руки, он спал на вашей койке. Но вы и Ван здоровы. Я этого не понимаю. Как бы то ни было, нужно разыскать кота и изолировать.
Он ничего не разъяснил слушающим его с угрюмым видом людям. Без Тау — их единственной надежды — найти средство от болезни было невозможно и будущее рисовалось им в самом мрачном свете.
Отыскать Синдбада не потребовалось. Дэйн, направившись в свою секцию, обнаружил кота перед дверью каюты Ван Райка. Кот не сводил глаз с щели под дверью. Дэйн схватил его. К его удивлению Синдбад принялся отчаянно вырываться, царапаясь и кусаясь. Казалось, кот сошел с ума, и Дэйн с трудом донес его до помещения торговой секции.
Закрыв за собой дверь, он услышал крик Синдбада, который требовал, чтобы его выпустили. Сильно исцарапанный Дэйн отправился на поиски помощи, но смутное подозрение заставило его задержаться у двери Ван Райка. Когда на его стук никто не отозвался, он распахнул дверь.
Ван Райк, полузакрыв глаза, лежал на койке с видом, слишком знакомым экипажу “Королевы”. И Дэйн знал, что он увидит на теле суперкарго красные пятна чумы.
Глава 9ЧУМА
Джелико и Стин Вилкокс пытались разобраться в скудных записях, сделанных Тау перед болезнью. Но врач, очевидно, не нашел подтверждения того, что Синдбад был переносчиком болезни. Тем не менее, капитан приказал изолировать кота. Это была трудная задача — Синдбад караулил у дверей кладовой, куда его закрыли, и готов был броситься наутек, когда ему приносили пищу. Однажды он пробежал почти весь коридор, прежде чем Дэйн загнал его в угол и вернулся на место.
Дэйн, Али и Уикс взяли на себя заботы о четверых больных, оставив свои основные обязанности старшим офицерам корабля, а Рип к своим обязанностям добавил и наблюдение за гидропонным садом. Состояние Муры, первого заболевшего, не изменилось. Он был в полубессознательном состоянии и глотал пищу, если ему клали ее в рот, не замечая окружающих. Кости, Тау и Ван Райк вели себя точно так же. По утрам все члены экипажа по–прежнему осматривали друг друга в поисках следов болезни и, когда в следующие два дня никто не заболел, у них появилась слабая надежда. Однако она угасла, когда Али сообщил о том, что заболел Штоц. Еще один безвольный пациент прибавился к четверым и было неизвестно, как он заразился. Синдбад был изолирован и в течение нескольких дней Штоц не общался с ним, но, тем не менее, он заболел.
Уикс, Али и Дэйн, находившиеся в постоянном контакте с больными, а Дэйн к тому же несколько раз брал кота на руки, оставались здоровыми. Этот факт, несомненно, имел какое‑то значение, как думал Дэйн, если бы кто‑нибудь из них обладал медицинскими знаниями. Тау не мог думать над этим. По всем правилам они должны были заболеть в первую очередь, но этого не случилось. И Вилкокс отметил этот факт в бортовом журнале. У них стало привычкой следить друг за другом, ожидая внезапных признаков болезни. Они не удивились, когда в кают–компанию вошел, шатаясь, Танг с бледным и искаженным от боли лицом. Рип и Дэйн довели его до каюты, прежде чем он потерял сознание. Но все, что они узнали от него за то время, которое он находился в сознании, это то, что у него разрывается от боли голова и что он не может это выдержать. Над его безжизненным телом они хмуро поглядели друг на друга.
— Шестеро больных, — подвел итог Али, — и шесть все еще на ногах. Как ты себя чувствуешь?
— Устал и больше ничего. Не понимаю, почему они так долго находятся в этом бессознательном состоянии. И мы не видим, чтобы им становилось хуже, у них не повышается температура, как будто они в летаргическом сне.
— Как Танг? — спросил из коридора Рип.
— Обычное состояние, — ответил Али. — Он спит. Ты чувствуешь боль, дружище?
— Здоров, как ЭВМ, — покачал головой Рип. — Не понимаю, почему заболел Танг, даже не выходивший из корабля, а мы все здоровы?
— Если бы мы это знали, — скривился Дэйн, — то, может быть, узнали бы и все остальное.
Глаза Али сузились. Он пристально смотрел на бесчувственного связиста.
— Я думаю, что мы просолились, — медленно сказал он.
— Что? — переспросил Дэйн.
— Послушайте, только мы трое, да еще и Уикс, пили этот сарголийский напиток, верно? И мы…
— Здоровы, как венерианские индюки, — согласился Рип. В сознании Дэйна мелькнул просвет.
— Ты думаешь… — начал он.
— Так оно и есть! — выпалил Рип.
— Возможно, что так оно и есть, — согласился Али. — Помните, как переселенцы из Комблайне сберегли свой скот? Они подмешивали в местную траву факсел и кормили ею коров. В результате, когда коров выгоняли в сухой сезон на пастбище, местные травы им не вредили. И, может, в напитках была “наша соль”? Соль в смеси с травой факсел делала на какое‑то время скот больным, но зато потом у него вырабатывался иммунитет. Теперь на Комблайне никто не покупает корову, не евшую соль.
— Звучит логично, — согласился Рип. — Но как нам доказать это?
Лицо Али потемнело.
— Методом исключения, — мрачно сказал он. — Если все остальные заболеют, а мы останемся здоровыми, то это и будет доказательством.
— Но мы должны что‑то делать, — возразил Шеннон.
— Как? — поднял брови Али. — Нет ли у тебя пары литров этого сарголийского напитка? Мы не знаем, что в нем было, и вообще не уверены, что именно в нем причина.
Все они знали основы медицины и умели оказывать первую медицинскую помощь, но проведение лабораторных экспериментов требовало гораздо больших знаний и опыта. Если бы Тау был на ногах, он, возможно, и ухватился бы за эту ниточку и навел бы порядок в хаосе, охватившем “Королеву”. Но хотя они и сообщили свои предположения капитану, Джелико был бессилен что‑либо предпринять. Даже если эти четверо, попробовавшие напиток дружбы, действительно приобрели иммунитет к болезни, воцарившейся на корабле, то почему это произошло, выяснить было невозможно.
Корабельное время продолжало идти и они не удивились, когда Стин Вилкокс ушел со своего кресла возле компьютера — его увели в каюту, что стало уже привычной процедурой. Лишь Джелико сопротивлялся болезни вместе с четырьмя младшими членами экипажа, ухаживая вместе с ними за беспомощными больными, в положении которых не было никаких изменений. Проходили часы и дни, а им не становилось ни хуже, ни лучше. Но каждое мгновение приближало их к большей опасности. Рано или поздно они должны были совершить переход из гиперпространства в обычный космос, а такой прыжок мог совершить лишь опытный штурман. По мере приближения к этому моменту круглое лицо Рипа худело.
Джелико все еще оставался на ногах, но если капитан заболеет, вся ответственность ляжет на плечи Шеннона. Малейшая ошибка может привести всех к гибели. Дэйн и Али освободили Рипа от всех его обязанностей и теперь он все время проводил в кресле Стина Вилкокса перед компьютером. Он вновь и вновь перечитывал записи о прокладке курса, которые вел штурман, а капитан Джелико с темными кругами вокруг глаз проверял и перепроверял вычисления. Когда наступил роковой момент выхода, Али и Уикс находились в инженерной секции. Уикс был готов следить за приборами инженера, до которых не дотрагивался помощник инженера, а Дэйн, убедившись, что больные спокойно лежат в своих койках, занял место связиста Танга.
— Подготовить двигатель к прыжку.
— Двигатель готов, — донесся из глубины голос штурмана.
— Восемь — пять — девять… — это был голос Джелико.
Дэйн вдруг обнаружил, что больше не может ждать. Он закрыл глаза и приготовился к шоку, который сопровождал переход. Закружилась голова и он вынырнул в обычном пространстве. Дэйн открыл глаза и увидел, что по–прежнему сидит в кресле связиста. Струйки пота сбегали по коричневому лицу Шеннона и на его рубашке между лопатками темнело пятно. Мгновение он не решался поднять голову и взглянуть на экран, который показывал им, что переход удался, но когда он сделал это, то увидел знакомые очертания созвездий. Итак, получилось — они не слишком уклонились от курса, намеченного Вилкоксом. Они в пределах Солнечной системы, а переход из гиперпространства позади. Рип глубоко вздохнул и опустил голову на руки.
С чувством тревоги Дэйн отстегнул привязной ремень и поторопился к нему. Когда он дотронулся до плеча Рипа, помощник штурмана устало поднял голову. Неужели Рип тоже заболел? Но тот открыл усталые глаза.
— У тебя болит голова? — тряс его Дэйн.
— Голова? Нет… — с трудом проговорил Рип. — Очень хочу спать, только спать.
Казалось, он не испытывал боли. Дэйн подхватил Рипа и довел его до каюты, надеясь, что это всего лишь усталость, а не болезнь. Корабль был поставлен на управление автопилотом, пока Джелико прокладывал дальнейший курс. Дэйн опустил Рипа на койку и стащил с него рубашку. Красивое лицо спящего помощника штурмана выглядело бледным и усталым. Он свернулся в клубок, словно ребенок, и кожа его была чиста. Это был настоящий сон, а не чума. Дэйн отправился обратно в штурманскую. Он не был штурманом, но понимал, что у капитана должен быть помощник, и хотел предложить ему свою помощь, пока Шеннон спит.
Джелико сгорбился перед малым компьютером. Лицо его напоминало череп, туго обтянутый кожей. Скулы остро выступили, глаза запали, а нос заострился.
— Шеннон заболел? — Голос капитана был слаб, но головы он не повернул.
— Он просто устал, сэр, — поторопился объяснить Дэйн. — На нем нет следов болезни.