Ледяная королева. Сама неприступность, холодная красота невозможно синих глаз, в которых лишь время от времени — если повезёт наблюдателю, если угодит собеседник — проглядывает горячий огонёк. Он, укрывшийся под ледяной коркой, морочит и потешается, будто играет в ку-ку; похоже, моя жена навсегда останется верна образу улитки. Странная двойственность, некто живой и тёплый, укрывшийся за жёсткими схлопнутыми створками…
Господа властители умели нравиться. Странно, но это их умение ничуть меня не раздражало; даже их сходство, так поразившее меня поначалу, понемногу превратилось в правило забавной игры. Братья не поднимались из-за стола, один держал бокал в левой руке, другой — в правой, и это выглядело эффектно — близнецы походили на широкоплечего человека с двумя одинаковыми головами. Забавная игра продолжалась; я рассеянно отхлёбывал вино, не пытаясь сдержать рассеянной благостной улыбки.
Тем временем в углу зала неведомо как оказалась стайка музыкантов с лютнями и скрипками — и дальше я сознавал себя урывками.
Было вино — тончайшее, порождающее сладкое головокружение. Было веселье, горящие глаза Аланы, прикосновения, от которых немедленно хотелось бросить всё и залезть на сеновал. И я ещё успел подумать, что по возвращении в гостиницу — кстати, не пора ли домой? — я ме-едленно расшнурую женин корсет…
Наверное, я стойкий. Наверное, у меня недюжинная воля. Наверное…
Я очнулся в полумраке. Голова по-прежнему кружилась, более всего на свете хотелось сладко улыбнуться — и уснуть снова…
В последний момент внутренний сторож, порядком одурманенный, но всё ещё живой, успел прохрипеть свой сигнал тревоги. Я что есть силы укусил себя за палец; боль помогла справиться с наваждением. Я был в пиршественной зале, и я был один.
Ни Аланы, ни Танталь. Резное кресло на двоих — я только сейчас увидел, что близнецы вдвоём сидели на одном троне, — пустовало тоже. Пол был залит воском, кое-где догорали, по очереди гасли свечи.
Шум в голове… Шум, звон, сладостное головокружение…
Пёс! Пёс!! Сто тысяч псов!!
Из зала вели четыре двери, все четыре оказались приоткрыты; почти на четвереньках я выбрался в коридор и только тогда заметил, что на поясе у меня болтаются пустые ножны. Кто-то заботливо освободил меня от тяжести оружия.
Осёл! Козёл! Тупое животное! Как я мог допустить…
С моей дороги метнулся… да, это был лакей. Я кинулся за ним по коридору, ватные ноги не желали слушаться, я зарычал, упуская добычу, — моё рычание оказалось столь свирепым, что лакей запнулся о ковёр и растянулся во весь рост. Я схватил его за пышный ворот ливреи, рванул, вытряхивая из парика; обнажилась маленькая, коротко остриженная голова, дико заблестели округлившиеся от ужаса глаза.
— Н-нет…
— Где?! — рявкнул я.
— Н-не знаю…
— Где твои господа? — Я вытащил из-за пояса кинжал.
Слуга затрясся:
— Н-наверху…
— Веди!
Опять-таки рывком я поставил его на ноги. Все мои чувства притупились от проклятого вина, а больше всего пострадала реакция, но в этот момент меня спас слуга. Я увидел, как он смотрит мне за спину, и успел уйти в сторону.
Когда не действуют добавленные в вино снадобья, гостей не грех успокоить и древком копья по голове; не знаю, откуда в покоях взялось копьё. Вероятно, его позаимствовали у какой-нибудь статуи в латах; нападающий промахнулся точно так же, как недавно промазал я, сражаясь с Черно Да Скоро.
На сантименты не было ни времени, ни сил. Нападавший — а это был уже не слуга, а молодой стражник — потерял равновесие, я окончательно выбил почву из-под его ног и приложил головой о стену. Слуга уже улепётывал по коридору; какое скверное приключение, подумал я, кусая губы.
А ведь тут их было полным-полно! Поймать бы хоть одного — любого, лишь бы толстощёкого и в буклях… Где?!
«Маг из Магов!»— привычно взмолился я, проталкивая своё непослушное тело сквозь сгустившийся воздух бесконечных переходов. И тут же вспомнил близорукий взгляд щуплого призрака, плюнул, заскрипел зубами:
— Дамир! Придумай что-нибудь!
Из-за поворота мне навстречу высыпала орава стражников. Вероятно, они точно знали, куда и зачем бегут, — при виде меня на усатых мордах проступило оживление. Их было пятеро, но сосчитать я смог только тогда, когда нагая мраморная дева, вывернутая из ниши вместе с пьедесталом, вывела из строя двоих. В узком коридоре увернуться было некуда — боюсь, до конца жизни эти двое неудачников будут содрогаться при виде голых женщин. Прочие кинулись на меня, один меч едва не перерубил копьё в моих руках, но недорубил, увяз. Прикрывшись копьём, я успел увернуться от двух других мечей, но реакция по-прежнему была не та, чисто ускользнуть не удалось, клинок порвал куртку у меня на плече и скользнул по руке, хотя боли я, разъярённый, не почувствовал.
Будь мои противники настоящими бойцами — от меня, заторможенного, осталась бы кучка костей. Но в стражу братьев-герцогов отбирали, по-видимому, не за бойцовские качества, а исходя из внушительного внешнего вида; все трое были на полголовы выше меня, и все трое по очереди выбыли из битвы — в этом мне помогли мраморный юноша в нише напротив, череп невиданного зверя с широченным размахом рогов и мягкий ковёр поверх скользкого пола.
Я переступил через стонущие тела. Перепрыгнул через безголовый торс мраморного юноши, не глядя, поднял чей-то меч и вприпрыжку ринулся по коридору.
Дамир, Дамир, такова твоя помощь?!
Откуда-то сбоку потянуло сквозняком; гобелен на стене качнулся, я рванул его — безжалостно, как когда-то полог над повозкой комедиантов. Потайная лестница?! Дамир, неужели ты меня слышишь?..
Постоянно хотелось отплёвываться. Чем это, хотелось знать, нас опоили…
Вряд ли тёмная, крутая, винтом завинченная лестница слышала когда-нибудь подобные проклятия. Рекотарсы не бранятся при дамах — это вовсе не значит, что они не умеют ругаться. Э-э-э, и племенной жеребец покраснеет…
Я дёрнул носом. Мне показалось, что я слышу запах погасших свечей; сквознячок лизнул мою щёку, указывая направление. И я кинулся напролом, и занавеска, отделявшая потайной ход от прочего пространства, укрыла меня с головой. Вероятно, теперь я выглядел именно так, как молва изображает привидения.
— Кто здесь?!
Голос был знакомый, негромкий, но яростный. Я сдёрнул занавеску с головы; да, здесь недавно погасили целую прорву свечей. Здесь пахло благовониями, ещё чем-то, отчего голова снова попыталась сладко закружиться; я зарычал сквозь зубы, и головокружение, испуганное, унялось.
Горели два ночных светильника. Справа и слева от кровати, потому что была ещё и кровать, огромная, во всю комнату, чуть не на сто человек…
На четверых.
Подняв меч, я двинулся через всю комнату. Вскочил на кровать, прошёлся дорожными сапогами по вороху подушек, соскочил с противоположной стороны.
Они пятились. Они держались за руки, отражались друг в друге, и у каждого оказалось по кинжалу — у одного в правой руке, у другого в левой.
Танталь — я видел краем глаза — лежала на полу у кровати, запрокинув голову, на открывая глаз. На лице её застыла блаженная полуулыбка, стыдливая и жадная одновременно. Мне сделалось нехорошо; Алана стояла посреди комнаты, и пальцы её медленно расшнуровывали корсет.
— Убью, — равнодушно сказал я близнецам. И примерился мечом — сперва правому голову снести, потом левому.
Тот, что был справа, метнул свой кинжал. Я уклонился; странно, что они оборонялись так нерешительно и неумело. И стояли, по-прежнему держась за руки, как дети на прогулочке…
Их жизни оставалось несколько мгновений, когда за моей спиной еле слышно закричала Танталь:
— Стой! Не уби… погоди!
Я медлил, не желая оборачиваться.
— Ретано… они…
— Молчать! — рявкнул я и занёс меч над тем, что справа.
Тот, что был слева, — ну отражение, ни дать ни взять! — рванул брата в сторону. Повалил на пол, прикрыл собой; его кинжал грозно полыхнул в свете ночника. Грозно и трогательно. Как глаза храброго кролика перед лицом горного обвала.
— Колдовство… — прохрипела Танталь за моей спиной. — Они нам нуж-жны… Живыми…
Колдовство.
Разве не млел я, слушая музыку и наслаждаясь беседой? Весь этот блеск… Мордатые лакеи… Горящие глаза, счастливый, счастливый вечер…
Топот. Из потайного хода, бесстыдно открытого благодаря моим стараниям, горохом посыпались стражники. Пёс-с…
Я перехватил руку того, что был слева. Завернул её за спину — это оказалось неожиданно легко. Приставил меч к горлу того, что был… не важно, одного из братьев. Оскалил зубы:
— Назад.
Над моей головой ударился о стену метательный нож.
— Горло же перережу! — завопил я уже с отчаянием. Алана… Танталь… Позор.
— Назад, — шёпотом сказал кто-то из лежащих на полу властителей. — Назад… В кордегардию…
Слово растеклось, как смола. Я подавил в себе острое желание подняться, бросить всё и брести на поиски кордегардии; орава стражников понемногу втягивалась обратно в потайной ход. Как вода, перегоняемая насосом.
— Отпусти его, — шёпотом сказали с пола. — Отпусти… Если ты убьёшь нас, из замка тебе не уйти. И твоим женщинам тоже…
Об этом я знал и без напоминаний. Ещё минуту назад я понимал это так же ясно, как и сейчас, но минуту назад — клянусь — я ударил бы, не задумываясь.
— А если я одного, для начала, прирежу?
Оба дёрнулись почти одновременно:
— Н-нет…
— Тогда, — я быстро оглядел полутёмную комнату, — один встаёт и идёт со мной…
Я отступил, давая братьям возможность подняться. Они по-прежнему держались за руки, и это раздражало меня всё больше и больше.
— Ты! — Я ткнул пальцем в того, что был справа. — Ко мне!
Оба шагнули вперёд.
— Не ты! — Я раздражённо оттолкнул левого братца. — Ты — назад! А ты — ко мне!
— Это невозможно.
Они одновременно протянули ко мне руки — те самые, что были сцеплены между собой. И я наконец-то разглядел то, чего никак не желал видеть.