— Ты голоден? — спросила женщина.
И, не дожидаясь ответа, кивнула дочери. Та ловко достала из печи чугунок с остатками каши и с полки — хлеб, завёрнутый в тряпицу, доверчиво улыбаясь Руалу, поставила на стол.
— Мы уже поужинали, — сказала женщина. — Ешь.
Благодарный Руал, ни слова не говоря, взялся за кашу. Ему стоило труда сдержаться и не проглотить её сразу, всю. Парни, сопя, топтались в дверях, женщина присела напротив на скамейку, девочка, широко открыв глаза, смотрела, как Руал ест. Приведший Руала мужчина, видимо, хозяин, хмурился и потирал подбородок, покрытый редкой седеющей бородой. Сверчок, примолкший было на минуту, выдал длинную нежную руладу.
Наевшись наконец, Руал поблагодарил. Потом оглядел обращённые к нему лица — тревожное у женщины, хмурые у парней, усталое у пожилого и любопытное у девчонки — и спросил осторожно:
— Что за несчастье у вас, люди?
Громче засопели парни, переглянулись женщина и пожилой. Потом женщина поднялась и бросила девочке:
— Давай-ка, собирайся спать.
Та, хоть ей было любопытно, послушалась и тихонько выскользнула, бросив на прощанье взгляд в сторону сверчкова убежища.
— Расскажи, Гаран, — сказала женщина пожилому.
Тот помялся, теребя подбородок, и сказал наконец:
— Несчастье, да. Сколько живу, такого не помню. Нам-то ещё ничего, повезло вроде…
— Покаркай, — одёрнула его женщина.
— Да, — со вздохом продолжал Гаран, — кто знает, что ещё ему в голову взбредёт… Сейчас он сватается — то каждый вечер ходит, а то по неделям не бывает… И всё к новым.
Женщина вздохнула:
— Ему лет сто, наверное, он при прадеде моём был уже… А туда же — свататься…
— Свататься? — переспросил Руал.
Гаран покивал:
— И всё к новым… А в подарок невесте приносит… Букет из дохлых гадюк. Подарочек…
— Кто он такой? — вздрогнув, спросил Ильмарранен.
Мужчина и женщина опять переглянулись.
— Колдун он, — сказали от двери.
Руал обернулся — говорил младший из парней, лет шестнадцати, невысокий, тонкогубый:
— Колдун он. Страшный колдун. Ты про таких и не слышал, какой страшный!
Брат толкнул его в бок.
— Он в пещере живёт, — сказала после паузы женщина. — Лет сто живёт, а может, и двести. Отец, бывало, рассказывал, что он смирный был, спокойный, помогал даже, если нужда была… Потом его лет двадцать никто не видел. Он в своей пещере затворился.
— Мы ещё пацанами к этой пещере бегали, — нервно сказал старший парень, на вид крепче и здоровее брата. — Там внутри тихо, тихо, а потом как зашипит — будто водой на горячую сковородку…
— И вот он вышел, — продолжала женщина, — да какой… Будто что-то в него вселилось. Половину леса сжёг просто так, походя… Потом хуже. Обернётся плугом старым и водит борозды по улице… Без лошади плуг идёт, виляет, камни из земли выворачивает и хихикает тонко… Люди седели, когда этот плуг на улице встречали.
— А потом он неделю из земли вырастал, — вступил в разговор Гаран, вздрагивая и оглядываясь. — Будто бы дерево… На площади посреди села сначала земля зашевелилась, потом руки показались, потом голова… Люди, что по соседству жили, дома свои бросили и попрятались, кто куда!
— А потом, — снова вступила женщина, — запустил в озеро чудовище, пиявку такую величиной с бревно, а на пиявке — вымя коровье и рога… С тех пор рыбу никто не ловит и не купается…
— Близко подойти страшно! — выдохнул старший парень.
— Потом он в пещере колдовал, — шептала женщина, — а теперь вот…
— Теперь свататься надумал, — перебил Гаран. — У кого девки на выданье — вот кому беда, вот кто дрожит сейчас. Приходит, стучит в ворота — и попробуй не открыть. Гадюк приносит целый клубок. Не приведи небо его на улице встретить, оттого прячутся все… Тебе повезло. Ему ведь наплевать, свой или пришлый.
— Спасибо, — медленно сказал Руал. — Вы меня спасли, оказывается…
Помолчали. Тихонько, как бы вполсилы, поскрипывал сверчок.
— А что бывает с девушками? — хрипло спросил Ильмарранен.
— С девушками?
— К которым он сватается.
— Да ничего пока… Выбирает он, вроде. Посватается да и уходит, девки только страху набираются. Невесту, говорит, в дом свой введу… Да пока не увёл никого.
— У нас, слава небу, невесты-то нет, — сказал Гаран со скрытым торжеством. — Сыновья у меня во какие, видишь? А Гарра пока что мала, к счастью. Потому нам везёт ещё…
— Покаркай, — оборвала его жена и решительно поднялась: — Ну, поболтали — хватит. Будем укладываться. Завтра у соседей спрошу, выходил он сегодня или нет.
— Да нет, наверное, — с деланной уверенностью заметил младший парень.
— Его уже дня три как нет… Может, и помер вовсе.
— Помолчи, — испуганно прикрикнул на него отец. И добавил шёпотом: — Он бессмертный, говорят. А бессмертный потому, что когда ему приходит время умирать, за него другие… Ну, понимаешь. Другие за него мрут, вроде бы взамен.
Женщина вся передёрнулась:
— И охота языками чесать, да ещё на ночь… Пойдём, — обратилась она к Руалу, — пойдём, я тебе с мальчишками постелю.
Все вместе вышли из кухни, парни сразу поднялись по лестнице наверх, Гаран отправился запирать входную дверь, а женщина скрипнула дверцей низкого шкафчика и извлекла оттуда пару чистых простыней.
Её вдруг напряжённо, сдавленно окликнул муж:
— Лита, Лита… Подойди…
Она вздрогнула и чуть не выронила бельё:
— Что?!
— Подойди…
Женщина быстро вышла в прихожую, за нею следом вышел и Руал.
Гаран стоял, приникнув к небольшому квадратному окошку, вырезанному в дверях. Пальцы его на дверной ручке сжимались и разжимались:
— На нашу улицу свернул, — он старался говорить как можно тише и спокойнее.
Женщина оттолкнула его и взглянула сама. Охнула:
— Светлое небо… К кому это?
— К Мартам, наверное… — шептал Гаран. — У них целых две взрослых дочки…
— Что ж он, двоих посватает?
— Можно мне посмотреть? — спросил Руал из-за их спин.
Они обернулись разом. Потом женщина посторонилась и дала Ильмарранену подступить к окошку.
Серединой улицы медленно, то приплясывая, то замирая, двигалась до смешного нелепая фигура — длинный, когда-то роскошный камзол, красные башмаки с бантами, пышный кружевной воротник, в пене которого то ныряла, то выглядывала на поверхность маленькая, обтянутая морщинистой кожей старческая голова в чёрном кудрявом парике, из-под которого свисали длинные седые патлы. Злой колдун то насвистывал безгубым ртом, то напевал что-то тонким, сладким голосом, то принимался подскакивать на месте с задорным мальчишеским азартом. В правой руке его болтался тёмный клубок, в гуще которого Руал, покрывшись холодным потом, разглядел змеиные головы.
— Не смотрите, — сказал Гаран. — Он посватается к Мартам и уйдёт. Это наши соседи.
— Справа или слева? — шёпотом спросил Руал.
— Справа, — отозвалась женщина.
Руал молчал. Он видел, что колдун уже миновал соседний справа двор, но не стал говорить об этом.
— Что он делает? — напряжённо спросил Гаран.
Колдун тем временем поравнялся с воротами его дома.
— Что он делает? — спросила женщина и отодвинула Руала от окошка. Руал кусал губы.
— Нет, — сказала женщина громко.
В ворота постучали.
— Долго ходили, долго бродили, а след к вам привёл! — донёсся от калитки дребезжащий голосок. — У вас товар, у нас купец, дородный молодец!
Женщина пошатнулась. Руал подхватил её — боялся, что она упадёт.
— Не открывайте, — сказала женщина. — Это ошибка.
В ворота снова постучали — громко, трижды.
— У вас золотая курочка, у нас красный петушок! Открывай, хозяин, снаряжай дочкину судьбину!
С топотом скатились с лестницы парни — полуодетые, перепуганные. Младший кинулся к матери и, как ребёнок, зарылся лицом у неё на груди.
— Не открывайте, — повторила женщина.
Из дальней комнаты выглянула маленькая Гарра — в длинной ночной сорочке, с голыми детскими руками, босиком.
— Что там? — спросила она тонко.
— Назад, — крикнул ей отец. — В постель, быстро!
В ворота постучали в третий раз:
— У вас монетка — у нас кошелёк! У вас пуговка — у нас петелька! Открывай, хозяин, готовь дочкино приданое!
— Он покричит — и уйдёт, — дрожащим голосом сказал Гаран. — Сколько уже раз так было… Небо, она же ребёнок!
— Надо открыть, — прошептал старший из парней. — Надо открыть, иначе он не отстанет… Дом сожжёт, как Ложкарям!
— Сейчас, — бормотал Гаран, — вы будьте здесь, я с ним поговорю…
Трясущимися руками отодвинув засов, он приоткрыл дверь и крикнул:
— У нас нет невесты! Не выросла ещё невеста для вашей светлости!
— Ай-яй-яй! — укоризненно пропел тонкий старческий голос у калитки. — Из зёрнышка да росточек, из яичка да пташечка! Уж мы ходили, уж мы следили, да наречённую и высмотрели!
И крепко запертая калитка распахнулась вдруг, будто порывом ветра.
Руал ощущал всё своё тело, каждую сведённую судорогой, мучительно бесполезную мышцу. В поединке с магом могла иметь значение только сила другого мага. Руал здесь не имел шансов.
— У вас пальчик — у нас колечко! — старик был уже во дворе. Приоткрытая входная дверь медленно раскрывалась настежь вопреки воле держащего её Гарана.
— Мама… — растерянно шептал младший сын. Старший метался, не зная, что делать. Их мать неподвижно стояла, тяжело опёршись о стену.
Старик шагнул на порог — он был густо нарумянен и напомажен, парик сбился на ухо, неровное дыхание распространяло вокруг густой сладкий запах:
— У вас камушек — у нас оправа…
Отступая, пятился Гаран. Старик, приплясывая, переступил порог. Протянул унизанную кольцами тощую узловатую руку, поманил крючковатым пальцем… Гарра, как была, в ночной сорочке, пошла к нему, будто на привязи. Как деревянные, стояли у стен Гаран и сыновья. Старик довольно засмеялся — смех его был подобен глухому бульканью. С кряхтением он нагнулся к Гарре и потрепал её по щеке: