– Да ладно вам, барон. Будем считать, что я неудачно пошутил. Имел в виду, что жрицей станет Анна Норвуд, если, конечно, вы решитесь бежать на этот остров вместе с ней.
Рольф неуверенно ухмыльнулся, давая понять, что извинение принято, а недоразумение объяснено. Что, однако, не помешало ему вновь, в который раз, очень пристально осмотреть фигуру Констанция. Да нет же, какая там, к черту, женщина!
– Окажись я вновь на этом острове в роли отшельника, предпочел бы, чтобы отшельничество со мной делила женщина. Пусть даже далеко не самая красивая и любимая. Когда начинаешь познавать, что такое полное одиночество на оторванном от мира клочке суши, то и ценить людей, вещи, явления начинаешь не по эмоциям и впечатлениям своим, не по былым удовольствиям и оскорблениям, а по существу. Исходя из первоначальной сути этих самых людей, вещей и явлений.
– Говорите-говорите, пиратствующий философ.
– И уж, поверьте мне, что-что, а женщину начинаешь ценить только за данное ей Господом первородную святость – оставаться женщиной. Ибо начинаешь понимать, что женщина прекрасна и незаменима сама по себе, независимо от внешней красоты и тех обстоятельств, при которых жизнь сводит с ними нас, мужчин.
– Да вы – певец провансальской любви! – изумленно молвила Констанция, только теперь спускаясь со своего наблюдательного пункта. – То, что вы оказались моряком – сущее недоразумение.
Рольф загадочно улыбнулся и, ничего не ответив, вновь перевел взгляд на косу. Недоразумение! Он так не считал. Его «уходу в океан», несомненно, предшествовала какая-то история, а возможно, скрывалась и некая тайна. Но ведь, в конечном итоге, у каждого моряка есть своя история, и далеко не каждый считает возможным посвящать в нее даже самых близких, преданных ему людей.
Барон все еще лежал, вальяжно разбросав руки, и Констанции понадобилось немало мужества удержаться от того, чтобы, презрев всякую конспирацию, улечься рядом с ним, положить голову ему на плечо и сказать: «Извините, барон, но, по всей вероятности, я и есть та ЖЕНЩИНА, которая “прекрасна и незаменима сама по себе”, изначально в сути своей. Которая ниспослана вам Господом, чтобы влюбить вас в себя, развеяв при этом ваше одиночество и лишив возможности предаваться всякому отшельничеству, где бы вам ни взбрело в голову ему предаваться».
«Интересно, – подумалось Грею, – как бы он отреагировал? А ведь эти его рассуждения о женщине, в которую он готов влюбиться, независимо от внешней красоты и обстоятельств – удачное благословение на то, чтобы, последовав примеру Норвуд, открыться ему. Тем более что рано или поздно открыться все равно придется, поскольку все тайное… Да и вообще дальше так продолжаться не может. Не хватит у нас сил безропотно взирать на то, как капитан утоляет свою половую страсть с другой женщиной. Которую я, дуреха, сама же и подставила ему».
– Взгляните-ка в сторону Бухты Крушений, штурман. Не появился ли там «Черный принц»?
– Пока что не появился и сегодня уже вряд ли появится. Очевидно, капитан Коссар тоже решил поразвлечься. Благо, в отличие от вас, у него есть неплохой выбор из числа аборигенок. Кстати, почему вы не решились переправиться на какой-либо из заселенных аборигенами островков, чтобы похитить одну из девиц? В молодости, лет эдак до двадцати пяти, они еще, говорят, неплохо смотрятся. Чтобы уже к тридцати выглядеть старухами.
– Предлагаю отправиться туда вместе, штурман Грей. Предоставлю вам право первой брачной ночи со всякой, какая только попадется нам. Мне же вполне хватит Анны Норвуд.
– Узнав об этом, Норвуд почувствует себя счастливой.
– Кстати… Если уж речь зашла о Норвуд… Почему вы не остались на «Нормандце»? Ведь эту ночь вы могли провести в одной каюте с Анной. Ночь – в каюте с женщиной! Что может быть прекраснее? Вам приходилось когда-нибудь хотя бы одну ночь провести в каюте корабля, посреди волн, в любовных забавах с женщиной?
– В забавах? Посреди волн? Считаете, что в шторм чувства обостряются?
– Ну, в шторм, конечно, нет… И все же…
Констанцию так и подмывало съязвить что-нибудь по поводу того, что все ночи, которые только ей пришлось провести по каютам разных кораблей, она как раз и проводила «в любовных забавах с женщиной». Но ведь все равно он ничего не поймет. На пальцах придется объяснять, как младенцу. Вместо этого она вдруг решительно подошла к обвернутому вокруг мачты парусу, освободила его от крепежной веревки и залюбовалась тем, как, еще не наполненный, он трепетно заметался на легком прибрежном ветру.
– Что мы тут разлеглись, капитан? – взялась она за весло. – Ждем, пока «Черный принц» и в самом деле появится у бухты, чтобы догнать и разнести в щепки наш плот, а затем спокойно расправиться с «Нормандцем»? Нашли время для разговоров об этом ничтожестве Анне, о женщинах. Размечтались!
Рольф приподнялся, удивленно и в то же время виновато скосил глаза на штурмана, но, очевидно, решив, что он прав и спорить нет смысла, встал и тоже взялся за весла.
– Все равно до полуночи вряд ли успеем вернуться к «Нормандцу», – проворчал он, как только удалось вывести огромный неуклюжий плот из-за прибрежных скал в открытый океан и направить его к оконечности мыса.
– В таком случае эту ночь мы проведем на «Адмирале Дрейке», сэр, – все увереннее принималась командовать Констанция.
– Не возражаю.
– Есть опасение, что к полуночи туда может наведаться Джесс Марр. И дай-то Бог, чтобы мы не оказались в роли незваных гостей.
– Считаете, что он догадывается о существовании корабля?
– Догадывается? Откуда уверенность, что он не знает о нем наверняка? И вам хорошо известно, от кого он мог узнать об «Адмирале»…
– Это всего лишь предположение или… вы уже подозреваете Норвуд?
– Предположение и подозрение, сэр, – одно и то же, – вежливо, но все так же твердо заверила Грей. – В данном случае, конечно. К тому же мне хочется провести эту ночь на настоящем корабле, а не на каких-то жалких обломках. Ощутить, что судно на плаву, что его качает волна.
– С волной будет сложновато. В Заливе Отшельника почти всегда царит мертвый штиль. Возможно, это единственное такое место, единственная большая судоходная бухта на всем океане, в которой царит вечный штиль. И этим она прекрасна.
– В таком случае предвкушаю столь же прекрасную ночь, сэр. Могу я позволить себе такое?
– Если не последует возражения капитана, – холодно процедил Рольф, давая понять, что сам он оставляет за собой право хорошенько подумать.
Обогнув южную точку мыса, Рольф и Грей осторожно провели плот между двумя скалами и только потом неожиданно ощутили, что их судно подталкивает не только ветер, но и довольно сильное прибрежное течение. Бросив за борт завалявшуюся у пристройки щепку, Констанция увидела, что ее закружило и понесло так, словно та попала в горный поток. Они с Ирвином молча подивились этому: в океане – и вдруг такая мощная река! И Грей тотчас же принялась регулировать движение «Ковчега привидений» парусом, а капитан – веслами.
О женщинах на время было забыто. Они вновь чувствовали себя морскими волками, созданными вовсе не для того, чтобы распевать серенады под балконами провансальских красавиц.
– Видите вон ту скалу? – молвил Рольф, как только они зашли за стену прибрежного рифа.
– Назовем ее Скалой Констанция. Если, конечно, не последует возражения капитана.
– Согласен: Скала Констанция. Так и нанесем на карту острова, – как-то слишком обыденно согласился Рольф, словно речь шла не об увековечении ее имени, а о чем-то совершенно незначительном. – Так вот, за этой скалой…
– …Констанция.
– …Открывается пролив, соединяющий океан с Бухтой Отшельника.
– Я запомнил, ведь мы уже однажды проходили мимо нее.
– Значит, память у вас и впрямь штурманская, что весьма похвально. Как видите, мы уже рядом. Только бы наши, на «Нормандце», продержались до утра.
– Ночь, проведенная на «Адмирале Дрейке»! – мечтательно вздохнула Констанция, не поддаваясь его беспокойству. – Уверен, это будет одна из прекраснейших ваших ночей, капитан.
То, что открылось Констанции за проливом, вновь превзошло все ее ожидания. Да, она успела запомнить эти места, и все же… Извилистый, убийственно-узкий проход между скалистыми берегами уводил куда-то в северо-восточную часть этого райского оазиса, которой ветры, постоянно веющие с юга и северо-запада, почти не достигали. Вся остальная часть Бухты Отшельника напоминала огромную чашу с застывшим в ней бирюзово-небесным напитком, поверхность которого лишь время от времени взбудораживала легкая, почти незаметная зыбь.
– Добро пожаловать, господа, в заокеанские владения барона фон Рольфа! – голосом королевского глашатая провозгласила Констанция. – Земли и воды эти, переданные во власть барона с повеления его королевского величества и его святейшества папы римского, являются неприкосновенными для всех христианских правителей и их подданных! Как, по-вашему, я верно истолковала королевский рескрипт?
– Вы – мудрейший из его толкователей. Вы слышали то, что вы слышали, скитальцы шальных океанов! – тотчас же горделиво подыграл капитан.
– Власть адмирала, барона фон Рольфа на этих землях и водах беспредельна и непререкаема, и в ответе за благополучие владений и подданных своих он есть лишь перед королем, папой римским и Всевышним нашим.
– Нельзя ли уменьшить число суверенов, господин королевский прокурор?
– Прошу прощения, господа, описка королевского писаря: на самом деле барон фон Рольф, он же маркграф Острова Привидений и всех прочих островов в пределах трехсот океанских миль, подвластен и подотчетен в своих действиях только Господу Богу нашему, да и то лишь в тех случаях, когда барон возжелает, чтобы Господь выслушал его, или он – Господа.
– Запишите все сказанное вами, Грей, – никто не смог бы убедить Констанцию, что барон говорит это шутя. Она была убеждена, что подала ему важную идею, которой он как натура романтическая тотчас же увлекся. – Это будет проект рескрипта, или как он там станет называться, который мы подадим сначала губернатору Ямайки, а затем – вице-королю Вест-Индии, или же прямо Его Величеству.