– Если учесть, что соорудить хоть какую-нибудь хижину вы все же бессовестно поленились.
– Хижина у меня была в другом месте. Там, за хребтом. Кажется, я уже говорил об этом. Здесь же я обитал в пещере. Двухэтажной, прекрасно обставленной, защищенной и – что при здешней жаре очень важно – умеренно прохладной, а главное – почти недоступной. Тем более что аборигены даже не догадываются о ее существовании. Сам тоже я наткнулся на нее совершенно случайно, охотясь на горного козла, который, уже будучи раненным, до полусмерти загонял меня по окрестным тропам.
– И вы покажете ее мне, капитан? – загорелись глаза Констанции.
– Естественно. От вас у меня тайн нет.
– А что, остальные члены команды все еще не знают о ней?
– Только Гунн. Но и он в этом пещерном храме пока еще не побывал.
– Мы прикажем ему молчать, – по-заговорщицки округлила глаза Грей. – Молчать – и все. Никому ни слова. Самому ему, этому толстяку и испаноненавистнику, вряд ли захочется карабкаться по этой крутизне.
– Во всяком случае, он не станет настаивать на таком путешествии. Разве что случится нечто из ряда вон выходящее, и нам придется искать там убежище.
Солнце зависло над перевалом, освещая окна каюты багровым предзакатным заревом. Жара постепенно спадала, но все равно Рольф расстегнул куртку и рубаху, да так, что полностью оголил загорелый живот, и Констанция, все еще не решавшаяся на такую вольность, отчаянно, почти не скрывая своего любопытства, любовалась его мощным, мускулистым телом.
Обед выдался просто-таки роскошным. Они ели мясо, обмакивали сухари в разбавленный ромом мед, лакомились вяленой рыбой и вымоченной в вине и особым способом вяленой свининой.
– Кстати, здесь водится немало диких свиней, – вальяжно сообщил Рольф. – Причем я точно знаю, где их лежбища. Два из них – недалеко отсюда. Прежде чем уйти в море, мы насолим их мясо, а также насобираем орехов и насушим фруктов. Это будет не плавание, а прогулка королевской семьи.
– Но сначала вы покажете мне смастеренную вами шлюпку, которая так никогда и не выходила в море.
– Почему же…
– Потому что первая же попытка пройтись на ней по бухте закончилась тем, что она перевернулась. По неопытности вы не рассчитали центр ее устойчивости.
– Как вы догадались, штурман? – благодушно рассмеялся Рольф. – Все так и было. Она начала крениться, как только я отошел на несколько кабельтовых от берега. Для устойчивости сначала пришлось один борт обшить досками, а еще две доски набить наискосок на днище.
– Теперь по скорости движения она вряд ли уступит местным черепахам.
– Зато более устойчива на волне, чем любая другая шлюпка, когда-либо спущенная на воду корабельными мастерами.
– Мы обязательно покатаемся на ней, – озорно предложила Констанция.
Она пьянела, а всякий раз, когда она пьянела, ей хотелось куролесить, ехидничать и задираться. Правда, в такие часы ей еще очень хотелось ощутить объятия мужчины, затащив к себе в матросский гамак любого из слоняющихся по ночной палубе в поисках спасения от душевной тоски и буйства плоти оболтусов-висельников. Однако признаваться в этом ей с годами становилось все сложнее. Ее воспитывали как мальчишку, она вырастала и формировалась как мужчина, в сугубо мужской среде. Возвращаться в женское обличье долгое время вообще казалось ей позором. Во всяком случае до того, как она оказалась на острове и встретила капитана Рольфа. А еще – до того, как на ее глазах и при ее участии раскрыла свое инкогнито другая заброшенная сюда судьбой женщина – Анна Норвуд.
Именно грехопадение Анны и стало тем толчком, который буквально надломил ее. Она не могла и впредь уступать ей Рольфа. И все эти колкости, которыми она щедро одаривает капитана, тоже исходят от плохо скрываемой ревности.
– Покатаемся, естественно, – без какого-либо энтузиазма заверил ее капитан.
– А потом поднимемся в вашу пещеру.
– Или сразу же завалимся спать в каютах «Адмирала Дрейка». Но сначала искупнемся в заводи, поблаженствуем под пресной прохладой водопада да поваляемся в траве. Вы не представляете себе, Грей, какой удивительной красоты травяной ковер в долине у водопада. Сколько там цветов и как упоительно они пахнут. Знаете, о чем я мечтал всякий раз, когда наслаждался купанием под водопадом и валянием в траве?
«Чтобы поваляться там с прекрасной женщиной», – легко нашла Констанция для себя отгадку прихоти барона. Однако вслух произнесла:
– Ни за что не догадаюсь, барон.
– Чтобы когда-нибудь, хоть раз в жизни, поваляться в этой траве, а затем понежиться под водопадом вместе с женщиной. Молодой, красивой женщиной.
– Вы что, капитан, ни о чем другом здесь больше не думали все эти шесть месяцев, кроме как о женских ножках? – подлила себе в кубок немного рома Констанция. Но тут же разбавила его родниковой водой, которую они привезли с собой в кувшинах, возвращаясь от тайника с сокровищами.
– Можно подумать, что вы о них никогда не думаете?! – возмутился барон. Всякому терпению есть предел.
– Не стал бы этого утверждать. Иногда тоже думаю. («Все больше с отвращением или завистью, – добавила она исключительно для самой себя, чтобы уж до конца оставаться искренней хотя бы с собой. – Но не столь целеустремленно и тягостно, как это вырисовывается из ваших воспоминаний об островном отшельничестве».) Однако теперь я понимаю, почему вы так порывались уйти к «Адмиралу Дрейку» вместе с Анной.
– Жалею, что не с ней, – озорно улыбнулся капитан. – Не скрывайте, штурман. Играйте в открытую. Я ведь вижу, что вы ревнуете.
– Слегка, – отмахнулась Констанция. – Но я виноват, следовало уступить место Норвуд. Тогда ваша мечта уж точно осуществилась бы: поплескаться под водопадом…
– Анны Норвуд. Водопад Анны Норвуд. Как вам такое название? Я ведь собираюсь составить карту острова.
– Нет уж, только не Норвуд. Придумаем какое-нибудь другое, более романтическое.
– Что-то я не пойму, кого к кому вы ревнуете, – хмельно улыбнулся капитан.
– Не терплю, когда между настоящими мужчинами возникает женщина. Не зря ведь один из суровых пиратских законов требует, чтобы капитаны не пополняли свои команды девицами из портовых борделей.
– Из портовых – да, – почему-то выделил Ирвин только эту часть ее напоминания.
– Хотя, согласитесь, вся история пиратства полна женских имен.
– Начиная с имени Жанны де Бовиль, свирепствовавшей вместе со своими сыновьями в XIV веке в водах Ирландского моря и Ла-Манша.
– Забыли вспомнить о Маргарите Дэни, не менее яростно свирепствовавшей в водах Северного моря. Только хватит о них. Трапеза завершена. Может, нам стоит вернуться на «Нормандец»?
– Едва ли мы доберемся туда до ночи. Точно так же едва ли Коссар решится идти туда в столь поздний час. Скорее всего, он тоже появится на горизонте утром, коль уж что-то очень задержало его. Кто знает, возможно он решил обучить морскому ремеслу нескольких туземцев, чтобы доукомплектовать ими свой экипаж.
– Но если он все же прибыл к Бухте Спасенных, то, заметив нас, расстреляет из орудий или пошлет два баркаса наперерез.
– Если пираты действительно нападут и «нормандцам» придется сражаться без нас, это останется на вашей совести, Констанций Грей, – тоном окружного прокурора объявил капитан, хотя вместо этого спокойно мог приказать ей перейти на плот и поднять парус.
Собственно, он и приказал перейти, но только для того, чтобы отправиться к водопаду. И был удивлен, что и на этот десятиминутный переход штурман согласился как-то слишком уж неохотно.
Остановив плот в двух десятках шагов от водопада, Констанция и капитан сошли на берег, и штурман открыла для себя, что из разлома скалы по глубокому каменному ложе в залив спадает целая подземная река. В отличие от водопада, вода в ней была настолько горячая, что ею спокойно можно было заливать ванну или же устраивать себе большую помывку прямо здесь, в котловине, у самого истока.
Опробовав ее на вкус, Грей признала, что Рольф прав, уверяя, будто вода здесь пресная и вполне пригодна для питья, но, тем не менее, вкусом своим значительно отличается от обычной питьевой воды, напоминая карлсбадские воды в Чехии, на которых еще в детстве Ирвин побывал вместе с отцом, излечивавшимся от болей во внутренностях.
– Предлагаю начать купание прямо здесь и сейчас, в этой чаше, – мигом взбодрился Рольф. – Затем продолжить его в менее теплой воде залива и завершить под леденящим душу водопадом.
– Показывайте пример, капитан. На правах хозяина.
– В последние два месяца, которые я провел уже не в хижине, а в известной вам кают-пещере, я совершал эти иорданские омовения почти каждый день. Может быть, только это и скрашивало мое скудное существование. – Произнося этот монолог, капитан присел на валун, разулся, а затем принялся разбрасывать по траве свое почти новое трофейное обмундирование, в котором он совершенно не напоминал оборванца-отшельника. Перед отплытием к источникам точно такой же офицерский мундир он подобрал и для Констанции; в него она собиралась облачиться сразу после «омовения».
– Теперь я согласен: если бы к этому вашему каждодневному вечернему моциону да присовокупить хоть какую-нибудь индианочку, вряд ли вы возрадовались бы, увидев на горизонте спасительный корабль, а всякого ступившего на остров расстреливали бы из засады.
– Только ни слова о женщинах, черт бы их побрал! – предостерегающе выбросил вверх руку Рольф. – Только ни слова о них. Иначе мне придется пробираться через перевал, чтобы еще дотемна добраться до «Нормандца».
В ту же минуту он снял с себя кальсоны, и хотя Констанция стыдливо отвернулась, чтоб не видеть его бесстыже оголенного тела, тем не менее, успела заметить, что барон настолько возбужден, что говорить о женщинах действительно было бездушно. Зная, что за перевалом, на обломках другого корабля, томится никем не узнанная, жаждущая его женщина, Рольф и в самом деле может не сдержаться и отправиться на поиски приключений.