В чем и беда с этими профсоюзами, верно? Бо́льших мошенников свет не видывал. В те годы, когда рабочих эксплуатировали, когда их загоняли в могилы опасными условиями труда, профсоюзы имели смысл. Но мы прошли долгий путь от пожара на фабрике Триэнгл-Шортвейст. Такие вещи больше не случаются. Не могут. При нынешней работе системы. Американский потребитель голосует своим долларом – если компания действительно так плоха, никто не станет в ней работать и покупать ее товары. Вот и все.
Так вот, был в нашей школе сторож, мистер Скелтон. Мы подшучивали над его старостью и называли мистером Скелетом. Печальное было зрелище, когда этот столетний на вид старец орудовал своим веником в коридоре, едва удерживая его в руках. Дошло до того, что в классах была грязь, и учителям самим приходилось ее убирать. Потому что если позвать мистера Скелтона, то он появлялся только после перемены.
Он был пережитком прошлого. Так мы звали членов профсоюза, заключивших выгодные договоры и не имевших желания увольняться. Они продолжали работать просто потому, что знали, что уволить их не могут. Даже если они слишком стары для своей работы, они просто могли показываться, получать зарплату, медицинскую страховку и все такое. Неплохая работа, дай бог всякому.
Скажете, этот старик Скелтон мог пожить для себя. Скрасить себе последние годы жизни. Но нет, он просто хотел воспользоваться своим золотым билетом. Создавая Облако, я много думал об этом. Потому что в такой компании на вас работает так много народу, что это просто трудно представить.
Знаете, сколько сотрудников в Облаке? Честное слово, не могу вам сказать. Точного числа не знаю, примите во внимание дочерние компании, ротацию кадров в наших центрах обработки заказов, каждый день мы рекламируем новые компании. Больше тридцати миллионов. Более точную цифру назвать не могу.
Задумайтесь. Тридцать миллионов. Возьмите половину населения всех крупнейших городов Соединенных Штатов, сложите, и то у вас не наберется столько народу. Чтобы управлять тридцатью миллионами человек, нужна система, которая бы упрощала процесс управления. Отсюда и система рейтинга. Это способ оценить работу человека понятным и простым способом. Работники, трудовые усилия которых оцениваются двумя или тремя звездами, знают, что им следует стараться, трудиться усерднее.
Разве все мы не хотим быть на пять звезд?
Если вас оценивают четырьмя звездами, вы неплохо справляетесь. Если тремя – может быть, имеет смысл двигаться энергичней. Если двумя, то пора серьезно браться за работу и показать, на что вы способны.
Вот почему одна звезда означает увольнение.
Каждый день я встаю, иду на работу и отдаю ей все свои силы. Того же я ожидаю от своих наемных рабочих. Мне плевать, что напишет об этом «Нью-Йорк Таймс». Все эти рассуждения, бред и особые мнения о том, как я сделал то или это американскому рабочему. Что я его «недооцениваю». Что я «чрезмерно упрощаю сложную систему».
Вот что я делаю! Чрезмерно упрощаю сложную систему. Но до сих пор она неплохо работала.
Я даю своим наемным рабочим инструменты, позволяющие им самим управлять своей судьбой. И этот поезд ходит в двух направлениях. Рабочий, чьи трудовые усилия оцениваются одной звездой, не дотягивает до среднего. Он занимает должность, для которой негоден. Вы же не поручаете физику работу стеклодува или мяснику программировать вебсайт. Люди различаются умениями и талантами. Да, Облако – крупный наниматель рабочей силы, но, может быть, вы нам не совсем подходите.
Вот так. Я не собираюсь оправдывать здесь все решения, принятые мною в Облаке. Но меня часто об этом спрашивают или спрашивали раньше, когда я давал больше интервью, и, рассказав это, я хотел облегчить себе душу.
Еще меня спрашивали, как я себя чувствую, а чувствую я себя довольно неплохо. Попробовал лечение от рака. Мой врач говорит, что на мышах оно дает обнадеживающие результаты. Но я не мышь, так что не понимаю его оптимизма. Побочные явления не так уж страшны. Правда, от этого лечения вечно есть хочется, но когда теряете вес с такой скоростью, как я, в этом нет ничего страшного.
Хочу также ответить на сообщение, появившееся вчера в одном из деловых блогов. Я даже не стану его называть, поскольку не хочу привлекать к нему внимание. Там было сказано, что я близок к тому, чтобы назвать Рея Карсона своим преемником.
Не могу выразиться яснее: я никому не сообщал своего окончательного решения, поскольку я его пока не принял. Дела в Облаке идут чудесно, у него есть совет директоров и управляющих, и это не изменится. Поэтому проявите хоть немного уважения ко мне, к моим желаниям и к моей семье.
Обо всем этом будет объявлено довольно скоро.
Из-за перегородки донесся крик и шум возни. Пакстон оторвался от экрана планшета и посмотрел за перегородку, отделявшую его отсек от остального пространства зала. Он знакомился с тем, как оформлять документы при чрезвычайных ситуациях, возникающих в Облаке и вокруг него. Какие формы заполняются в случае воровства, травм или смерти сотрудников.
Оказалось, что несколько человек в голубых рубашках борются с человеком в зеленом. Он был худ и жилист, с жидкой бороденкой до пояса. Он пытался вырваться, пока человек в голубой рубашке с короткой стрижкой не заехал ему сбоку в челюсть.
Бородатый рухнул на землю, ударивший сплюнул и сказал:
– Вот так.
Пакстон не видел, мужчина это или женщина. Судя по голосу, женщина, но худоба, практичная короткая стрижка и отсутствие округлостей вызывали предположение, что это парень.
Через мгновение Пакстон понял, что ударивший идет к нему. Войдя в его отсек, он сказал:
– Ты – Пакстон? Меня зовут Дакота.
Имя не помогло определить пол, но затем Пакстон увидел горло, где могло бы быть, но отсутствовало адамово яблоко.
Он встал и пожал Дакоте руку. Ремешок часов у нее был из черной кожи с металлическими заклепками, расположенными по окружности.
– Рад знакомству, – сказал Пакстон.
– Надеюсь, что так, – сказала она, приподняв бровь. – Я твой новый партнер. Давай прогуляемся.
Дакота развернулась на каблуке и вышла из отсека. Пакстон трусцой бросился за ней и, выйдя из зала, пошел с нею в ногу по полированному бетону коридора административного здания.
– Что это там была за потасовка? – спросил Пакстон.
Дакота не сразу поняла, о чем он, как будто эпизод с длиннобородым человеком был чем-то таким, что сразу забывается.
– Этот тип держал бордельчик при одном из массажных салонов.
– Ты его сильно ударила.
– Тебя это беспокоит?
– Только в случае, если он этого не заслуживал.
Дакота рассмеялась:
– Некоторые девочки делали это не совсем добровольно. Что теперь скажешь?
– Тогда мало ему, – сказал Пакстон, и это заслужило улыбку Дакоты. – Я не знал, что здесь работают парами. В фильмах, которые нам показывали, каждый сотрудник службы безопасности сам по себе.
– Голубая работа большей частью сольная, но есть специальные проекты, иногда создаются временные оперативные группы. – Дакота повернулась к Пакстону, оглядела его с ног до головы и снова приподняла бровь. – Добс говорит, ты собираешься покончить с контрабандой.
– Я еще не дал согласия.
Дакота улыбнулась:
– Естественно.
Они подошли к лифтам. Дакота провела часами перед панелью, убрала руки за спину и снова посмотрела на Пакстона. Он не мог понять, хочет ли она с ним познакомиться или видит в нем помеху. По ее поведению это было так же невозможно определить, как по чистому листу бумаги.
– Так куда идем? – спросил Пакстон.
– Погуляем немного, – сказала она. – Разомни ноги. Слышу это уже около трех часов. С начала показа видеофильмов для сотрудников охраны.
– Я время не засекал, но, похоже, что так.
– В основном это чтобы прикрыть задницу, – сказала Дакота. – Не тебе – начальству. В случае неудачи скажут, что проверяли сотрудника, будут виноваты не они, а ты.
Пришел пустой лифт. Они вошли, и Дакота выбрала первый этаж, где, выйдя из лифта, они бы оказались рядом с остановкой трамвая. Двери лифта закрылись, и Дакота сказала:
– Нет нужды тебе это говорить – ты работал в тюрьме. Со временем поймешь, что есть два способа решать вопросы: облачный и правильный. Иногда они совпадают, иногда нет.
– Да, с такой концепцией я знаком, – сказал Пакстон.
Они вышли из лифта, прошли по коридору и, свернув за угол, оказались в плотной толпе людей, выстроившихся в длинные очереди к расположенным вдоль стены автоматам, где могли сообщить о своей сложной ситуации – с жилищем, банком и так далее – система перенаправляла просителя в нужную комнату на нужном этаже.
Дакота молчала. Казалось, не хочет говорить. Она шла впереди, Пакстон за нею. Несколько человек посмотрели в их сторону. Он понимал смысл этих взглядов. Добс называл рубашку поло уравнителем. Но она не уравнивала людей. Хоть значок и жестяной, но все равно сверкал, если свет падал на него под определенным углом.
Подъехал трамвай, и они вошли в вагон. Люди перед ними расступались. Дакота по-прежнему молчала. И это тоже Пакстон понимал. Говорить, беседовать, как нормальные люди, нельзя. Это слишком очеловечивает.
Пакстон с отвращением осознал, как легко возвращается к нему мироощущение тюремного надзирателя.
Они проехали на трамвае мимо медицинского корпуса, здания склада, здания, куда привозили новичков и которое называлось Прихожая, и оказались в вестибюле «Дуба». Далее трамвайная линия уходила к зданию, в котором преобразовывалась энергия. Возле «Дуба» располагались также платформы, у которых разгружались доставленные в Облако грузы. В разгрузке принимали участие небольшие машины с электрическими двигателями и вращающимися платформами сзади.
Дакота и Пакстон поднялись на эскалаторе к началу променада. Дакота прочистила горло:
– Вот здесь. Отсюда все идет.
– Что ты имеешь в виду?
– Вот отсюда все поступает в Материнское Облако, – сказала она. – Строго говоря, кое-что поступает в зону, куда привозят новичков, но большей частью сюда доставляют все в больших упаковках, которые затем отправляются по назначению. Была у нас теория, что «Забытьё» поступает сюда. Возможно, каждый раз поставка из нового источника. Может быть, кружок посвященных или один человек. Об этом известно мало. Но чувствую, что начинается отсюда.