ь да, скучно.
Она засмеялась в ответ и шлепнула его по руке. Легко, тыльной стороной ладони, и это случилось лишь потому, что она уже подняла руку, чтобы взять стакан с водкой, но он все равно воспринял это как хорошее предзнаменование.
– Ну, а ваши родители? – сказал Пакстон.
– Мама жива, – ответила Цинния. – Беседуем на Рождество. Это, пожалуй, и все, на что мы способны.
– А у меня есть брат, – сказал Пакстон. – У нас тоже так. Мы ладим, но пальцем не пошевелим, чтобы повидаться. Это… Не знаю… – Он хотел сказать что-то еще, но пиво делало свое дело. Он подумал: что, если допить пиво, извиниться и пойти к себе? Принять поражение, пока не истек кровью.
– Что? – спросила Цинния.
Она спросила это так, как будто ей не надо было знать, что он хотел сказать, но все же хотелось узнать. Пакстон вдохнул, выдохнул и наконец вспомнил, что хотел сказать.
– Тут как на другой планете. Такое чувство, будто никогда отсюда не выйдешь. Куда пойдешь? Умрешь от жажды прежде, чем доберешься до цивилизации.
– Да, действительно, – сказала Цинния. – А вы откуда?
– Из Нью-Йорка, – сказал он. – Родился на Стейтен-Айленд.
Цинния покачала головой:
– О, Нью-Йорк. Не люблю я Нью-Йорк.
Пакстон засмеялся:
– Погодите, как это? Кто же не любит Нью-Йорк? Это все равно что… не знаю, не любить Париж.
– Он такой огромный. И грязный. Не оставляет никому личного пространства. – Она свела локти перед собой, как будто шла в тесном коридоре. – Париж тоже не бог весть что.
– А здесь, по-вашему, лучше?
– Ну, я этого не говорила, – сказала Цинния, приподняла бровь, но сразу же опустила. – Это… вроде… не знаю.
– Это как жить в гребаном аэропорту, – сказал Пакстон, понизив голос, как будто кто-то мог его услышать и сделать замечание.
Цинния засмеялась. Звуки соскальзывали с ее губ, будто смазанные маслом. Она широко раскрыла глаза, как будто звук собственного смеха удивил ее. Как будто хотела бы втянуть смех обратно. Наконец она сказала:
– Именно так я вчера и подумала. Шикарно, как в аэропорту.
Цинния допила водку, махнула рукой бармену, чтобы налил еще.
– Надеюсь, вы меня простите, но я сегодня оторвусь. – Она подняла палец в воздух. – И оставьте свои рыцарские манеры. На этот раз плачу я.
– Нравятся мне женщины без предрассудков, – сказал Пакстон и сразу же пожалел об этом. Ему показалось, что он хватил через край. Но Цинния подняла бровь, и эта бровь вдруг приобрела совершенно другой вид. Она выглядела как галочка, которыми отмечают сделанные дела, и обрамляла большой прекрасный глаз. Он видел белок, со всех сторон окружавший зрачок.
– Итак, – сказал, осмелев, Пакстон, – есть какие-нибудь причины для неучастия в светской жизни?
– Ноги.
– Ноги?
– В первый день я ужасно сглупила, вышла на работу в сапогах. – Бармен поставил на стойку только что наполненный стакан. – Спасибо. – Она немного отпила. – Потому что не было кроссовок. Теперь есть. Надо было подумать об этом заранее. У вас, наверно, тоже работа на ногах.
Пакстон подумал, можно ли рассказать ей о борьбе с «Забытьём». Вряд ли это было тайной. Добс не предупредил, что об этом нельзя никому говорить. Иногда рассказать полезно. К тому же это могло произвести на нее впечатление: едва он попал в команду, ему сразу же дали особое поручение.
– Тут проблема с «Забытьём», – сказал Пакстон. – Начальство считает, что я могу пригодиться, поскольку работал в тюрьме. Типа, что я эксперт по контрабанде. На самом деле это не так. Но… уж лучше так, чем торчать на сканировании. Я люблю сложные задачи.
– Потому и стали изобретателем?
– Не знаю, можно ли это так назвать, – сказал он, обхватив основание кружки и глядя в пену. – Я ведь изобрел лишь одну вещь. Вернее, взял уже существовавшие продукты и немного их усовершенствовал.
– Да, но вы это сделали.
Он улыбнулся:
– А теперь я здесь.
Что-то в том, как он произнес эти слова, заставило Циннию напрячься. Пакстон понимал, что тон последней реплики совершенно не соответствовал впечатлению, которое он хотел произвести, но он не смог удержаться. Он слегка повернулся от Циннии к пиву. Воспоминание о сказанном жгло в горле, как горячий уголь.
Краем глаза он заметил, как что-то блеснуло. Цинния подняла свой стакан.
– Я тоже здесь, – сказала она с коротким смешком и слегка склонила голову набок.
Он стукнул своим стаканом о ее, и они выпили.
– Так расскажите поподробней об этом «Забытье», – сказала Цинния. – Надо полагать, у вас тут есть доступ ко всему.
– Пока не знаю. Я ведь здесь меньше недели. Наверняка есть двери, которые мне не открыть. Но пока я с такими не сталкивался.
– Видели бы вы склад, – сказала Цинния. – В нем конца-края не видно. И это далеко не все. Есть целый ряд зданий, в которые доступ для меня закрыт.
– Да, верно, – сказал он. – Круто было бы посмотреть, что там.
– Я бы с удовольствием погуляла по территории. Увидеть все сразу, понимаете? Здесь есть просто невероятные вещи.
У нее на губах появилась улыбка, но Цинния поднесла к ним стакан, и улыбка исчезла. Пакстон подумал над ее словами. Неужели хочет, чтобы он провел для нее экскурсию? Он даже не знал, можно ли это. Или она хочет оказаться с ним наедине?
– Не знаю, можно ли это, но если разрешат, я вам сообщу, – сказал он.
– Идет, – сказала она с явным разочарованием.
– Кто знает. Я могу спросить. – Он взглянул на Циннию. – Итак. Вы говорили следующий шаг – преподавать английский в другой стране, верно? Так вы этого хотите?
Она пожала плечами:
– В других странах жизнь дешевле. Я немного устала от Америки.
– Это не рай, но тут лучше, чем в других странах. У нас по-прежнему есть чистая вода.
– Чтобы получить чистую воду, есть огонь и йод в таблетках.
– Я не то имел в виду. Сказать по правде, я немного вам завидую. Убраться отсюда было бы неплохо.
– Так почему этого не сделать?
– Чего?
– Почему не уехать?
Пакстон помолчал. Подумал. Отхлебнул пива. Поставил стакан. Оглядел почти пустой бар. Посмотрел через входную дверь на сверкающий интерьер «Живи-Играя». Он не знал, как ответить на этот вопрос. Она сказала это так, как будто уехать так же просто, как взять стакан и поднести к губам. Как будто это нечто такое, что он легко может сделать.
– Не так-то просто… – сказал он.
– Обычно просто.
– Как? Скажем, уйду я сейчас отсюда, выйду за дверь. Как заработать на жизнь? Куда я пойду?
Она улыбнулась:
– Со свободой всегда так. Она у вас есть, пока вы от нее не отказываетесь.
– Что это значит?
– А вы подумайте.
Она отпила из стакана и улыбнулась, тонус лицевых мышц у нее упал, и это было заметно. Она тоже пьянела. Она его испытывала. Ему это нравилось. И он сказал:
– Я знаю одно: быстро мне отсюда не выбраться.
Именно поэтому он не обращал внимания на поступавшие в часы предложения подписаться на участие в пенсионной системе. Сделав это, он признал бы, что игра закончена.
– Да будет так, – сказала она и залпом допила оставшуюся в стакане водку. – Кстати, не прогуляться ли нам? Да, я целый день провела на ногах, но сейчас они у меня затекли.
– Конечно, – сказал Пакстон. Он допил пиво, закрыл счет, слегка постучал пальцем по часам, оставляя чаевые. Цинния сделала то же. Он вышел за ней из бара. Казалось, она знает, куда идет.
– Куда пойдем? – спросил Пакстон.
– Я бы сейчас поиграла в видеоигры. Любите видеоигры?
– Конечно.
Они поднялись на верхний уровень и вошли в пассаж, где Пакстон уже побывал сегодня с Дакотой и где они застали Уоррена. Цинния сразу прошла в заднюю часть здания, остановилась перед автоматом с игрой «Пакмэн», взялась за джойстик, но тут же его выпустила.
– Как жаль, это для одного играющего.
Ей явно хотелось поиграть. Рядом стоял автомат с игрой «Охота на оленей». Стрелять предстояло из двух дробовиков – оранжевого и зеленого.
– Отлично. Давайте. – Пакстон взял зеленый дробовик. – Я возьму этот.
– Серьезно? – спросила она, хотя уже начала игру.
Он провел часами перед сенсорной панелью и взвел курок дробовика.
– Конечно.
Цинния дернула джойстик. Пакстон повернулся к видеоэкрану, на котором был изображен сельский пейзаж. Лес вдалеке, журчащий ручеек. На опушку выскочил олень, в реальной жизни до него было бы несколько сотен метров. Пакстон прицелился, выстрелил, но промахнулся. Олень без помех добрался до края экрана и исчез.
– Любите видеоигры? – спросил Пакстон.
– Эту люблю, – сказала Цинния. – Надо набрать побольше очков.
– Это сколько?
– Вообще максимальный счет – больше трех миллионов, – сказала она. – В этой игре большой счет – сто двадцать тысяч. Не сразу, но столько я набрать смогу. Не сегодня. Но сейчас можно поупражняться.
Появился еще один олень. Снова промах.
– Есть чем заняться?
– Есть.
Пакстон сосредоточился на игре. На экране появился еще один олень и остановился у ручья. Как будто понимал, что игра, не предвещавшая для него ничего хорошего, давала возможность напиться. Пакстон прицелился и выстрелил. Олень упал, алое облачко появилось над местом, куда попал заряд.
Прекрасный выстрел! – появились слова на экране.
Цинния взглянула на его экран.
– Здорово.
Она посмотрела на свой экран. Из угла рта высовывался кончик языка. Она играла так, будто проводила операцию на мозге.
Краем глаза Пакстон заметил движение. Кто-то прошел вглубь пассажа, и Пакстону показалось, что это Уоррен. Он вернул дробовик в автомат и, еще не успев решить, что делать дальше, сказал Циннии:
– Мне нужно в туалет. Сейчас вернусь.
– Валяйте, – сказала она, не отрывая взгляд от экрана.
Пакстон представил себе план пассажа. Прошел мимо Циннии, обогнул несколько игровых автоматов, это позволило бы ему, не привлекая к себе внимания, увидеть угол, в котором они сегодня застали Уоррена.