И надо же, чтобы именно в эту неделю в Пенсильвании открылось Материнское Облако. Вот и говорите, что Провидения не существует. Том с женой получили хорошо оплачиваемые должности, жилье и были так благодарны. У меня тоже душа радовалась. Том сказал, что это все благодаря мне, а я говорю: нет, Том, неправда. Я сказал ему, что это благодаря ему и его жене, тому, что они работали усердно и не сдались. Они выжили.
Мы с Томом говорили так долго, что решили поесть. Я поговорил с начальником кафетерия и его женой, Магрет, она закончила смену в центре технической поддержки. Мы и ее привлекли, посидели, как в доброе старое время. Ближайшие несколько недель они будут ходить знаменитостями, уж вы мне поверьте. Видели бы вы, сколько людей хотели поговорить с ними после нашего расставания.
Том и Магрет, спасибо вам за вашу доброту, спасибо, что послушали мою стариковскую болтовню. Рад видеть, что все у вас так хорошо, желаю счастья на долгие годы.
От встречи с ними я воспрял духом.
Хочу сообщить вам и кое-что еще: я готов назвать имя своего преемника.
И это…
…будет объявлено в следующем моем посте.
Простите, не хотел вас дразнить. Это из уважения к тому факту, что сегодня у нас День увольнений. Он полон событий, и я не хотел бы отвлекать внимание на себя в такой суматошный день. Но важно, что решение принято. Утечек не ожидайте. Я сказал лишь одному человеку, моей жене, Молли. И я оглашу имя преемника раньше, чем она проговорится. Так что тайна хранится надежно. Можете рассчитывать, что вскоре услышите еще что-нибудь на ту же тему. Думаю, что все останутся довольны. На мой взгляд, я сделал наиболее обоснованный выбор.
Как бы то ни было, на сегодня все. Вперед, на запад, к новым впечатлениям. Оказалось, для меня важно думать об этом вот так, потому что я получил действительно важный урок. Сбавить темп, почувствовать вкус, потому что никогда не знаешь, когда все закончится. Клянусь вам, когда я взял себя в руки, «Бад-Саб-Особый» показался мне вкусным как никогда.
Мне будет не хватать этого вкуса, но я рад, что познал его.
Женщина упала на колени и закричала.
Цинния пыталась добиться, чтобы желтая полоска сменилась зеленой, когда это случилось. Поглощенная работой, она старалась не обращать внимания на боль в колене, но все же остановилась, чтобы посмотреть на женщину. То же сделали и находившиеся поблизости человек десять в красном.
Ей было чуть за тридцать. Крашеные розовые волосы, все лицо в веснушках. Очень красива, но теперь также и огорчена. Она взглянула на часы, всхлипнула и продолжала смотреть на экран, как будто то, что она на нем видела, можно было изменить, долго и пристально глядя на него.
Рядом с Циннией оказалась пожилая женщина с серебристыми кудрями. Она покачала головой и сочувственно цокнула языком.
– Бедняжка.
– Что случилось? – спросила Цинния.
Пожилая женщина посмотрела на нее, как бы говоря: «Как можно не понимать?», а вслух сказала:
– День увольнений. – Она взглянула на упаковку, которую держала в руках – чехол для клавиатуры для компьютера-планшета, – и сорвалась с места к нужной конвейерной ленте. Цинния некоторое время смотрела на женщину с разбитой коленкой. К той подошла, по-видимому, ее знакомая и стала утешать. Цинния отвернулась и занялась поисками набора инструментов в футляре розового цвета. Крик женщины, разбившей себе колено, звучал в ушах, несмотря на то, что теперь она была уже далеко. Такого рода горе редко проявляется, лишь на похоронах и при пытках.
«Пора взрослеть, – говорила себе Цинния, – нечего соваться в чужие дела», – но она не стала бы отрицать, что на сердце у нее стало тяжело.
Идя по складу, Цинния увидела еще несколько человек, которые стояли, глядя на только что полученное сообщение, означавшее крушение планов и надежд.
Положив планшет-компьютер на ленту конвейера, она заметила человека в красном, спорившего с начальником в белой рубашке. Говорили о травме ноги, не позволявшей работнику двигаться достаточно быстро. Начальник в белом был непоколебим, работник сжал кулаки, но сдержался. Цинния чувствовала витавшую в воздухе напряженность, чреватую насилием. Пахло кровью. Расплавленной медью. Она хотела остановиться и посмотреть, что будет дальше, но, взглянув на часы, обнаружила, что полоска желтеет.
Беспроводные наушники. Шагомер. Книга. Кроссовки. Шаль. Детские кубики. Бумажник, определяющий владельца по радиочастотам, излучаемым специальным чипом…
Неся бумажник к ленте конвейера, Цинния почувствовала, что он смещается в футляре. Она осмотрела футляр и заметила в нем сбоку прорезь. Бумажник на вид был в полном порядке, но она не знала, как быть с товаром в поврежденной упаковке. Она хотела было вернуться и взять другой бумажник, но стеллажи уже переместились, а она забыла номер контейнера. Цинния подняла часы и сказала:
– Мигель Веландрес.
В настоящее время Мигель Веландрес не работает. Его смена закончилась.
– Начальник.
Тихое жужжание повело ее через склад, Цинния шла почти полчаса. Полоска на экране часов, отражавшая скорость ее работы, милостиво застыла. Цинния прошла шесть человек в белых рубашках, но часы вели ее все дальше и дальше. Это казалось напрасной тратой рабочего времени, но, возможно, ее должен был проконсультировать специалист.
Она вошла в длинный проход между стеллажами, занятыми предметами домашнего обихода и товарами для санузла. Коврики, кронштейны для душа, занавески, сиденья для унитазов. Часы жужжали, не переставая.
– Вы на месте.
Она обернулась и увидела Рика.
– Вы что, шутите? – спросила она.
Он улыбнулся, показав желтоватые зубы.
– Вы так красивы и милы, что я добавил вас в свой список. Теперь если что-нибудь нужно, пожалуйста, ко мне. Я ваш начальник. Видите, Цинния, поддерживаете хорошие отношения со мной – и к вам относятся лучше.
Ей хотелось ударить его. Блевануть ему в лицо. Хотелось убежать. Хотелось сделать совсем не то, что она сделала. Она отдала ему футляр с бумажником.
– Он вскрыт. Я не знаю, как поступить со вскрытой упаковкой.
Рик, беря бумажник, выставил руки дальше, чем было необходимо, и прикоснулся к руке Циннии. Его рука была холодна. Рептилия. Или, может быть, ее воображение подыграло отвращению к этому человеку. Она отдернула руку.
– Сейчас посмотрим, – сказал Рик, повертел в руках упаковку и нашел разрез. – Могло прийти на склад уже с повреждением. Но вы правильно поступили, принеся вещь сюда. Мы не хотим, чтобы покупателям поступали поврежденные товары.
Он сделал шаг к Циннии и поднял руку с часами.
– Мы вот как поступаем, дорогая, – сказал он с расстановкой, как будто объясняя ребенку, – подносим часы ко рту и говорим: «Поврежденный товар». И система укажет вам конвейерную ленту, как и для любой другой вещи.
Он улыбнулся ей, будто только что поделился секретом вечной жизни. Цинния чувствовала его дыхание. Пахло тунцом. Она подавила поднявшуюся к горлу тошноту.
– На самом деле это вам должен был сообщить ваш наставник, – сказал Рик, поднимая бровь и как будто огорчившись. – Вы не назовете мне имя этого человека?
Цинния на мгновение задумалась. Мигель, вероятно, забыл упомянуть об этом. Она не хотела выдавать его и сказала:
– Джон… фамилию не помню.
Рик поморщился:
– Такие вещи следует помнить, Цинния.
– Буду иметь в виду.
– Но не волнуйтесь, не сомневаюсь, вы это загладите. – Он поднял руку с часами и постучал по экрану. Ее часы зажужжали. Она взглянула на них. Следующий товар – набор медиаторов для гитары.
– Продолжайте, – сказал Рик. – Увидимся. Заканчиваете в шесть?
Цинния не ответила. Повернулась и ушла.
Оставшуюся часть смены она внимательно следила за цветом полоски, отражавшей темп работы. Она остановилась на время, чтобы посмотреть на людей, получивших уведомления об увольнении. Как она ни старалась, добиться зеленой полоски на экране часов не удавалось.
Стоя в очереди к сканеру по окончании смены и по дороге в общежитие, она думала, что, проходя через вестибюль, надо бы посмотреть, все ли спокойно и нельзя ли посадить «крысу». Но она понимала, что сейчас ею движет отвращение и злость. Такого рода эмоции не должны были сказываться на принятии решений.
Она поднялась на свой этаж. Как правило, здесь в коридоре можно было видеть не более двух человек сразу, но сейчас тут собралось человек пять вокруг высокого пожилого мужчины с коротко стриженными волосами и отеками на лице. На спине у него был вещевой мешок, мужчина смотрел в пол, остальные, в том числе Синтия, его утешали. Два сотрудника безопасности – чернокожий мужчина и женщина-индианка – стояли рядом и смотрели. Девушка с глазами, какие бывают у героев мультфильмов, тоже была тут. Хэрриет? Хэдли.
Хэдли-миляга.
Все эти люди стояли в коридоре примерно через десять дверей от Циннии. Прощальная церемония. Объятия, поцелуи, похлопывание по спине. Ясно, что человек с вещевым мешком проработал тут некоторое время. С ним прощались тепло, и от этого Цинния снова почувствовала холодок в груди.
Собравшиеся не расходились, как будто хотели задержаться в этом мгновении. Но вот Синтия хлопнула в ладоши, требуя внимания. Пора было расставаться. Прощание закончилось, мужчина с вещевым мешком ушел, сотрудники охраны поплелись за ним. Не то чтобы его сопровождали, но шли достаточно близко, чтобы при необходимости вмешаться. Когда мужчина проходил мимо Циннии, она обратила внимание на ремешок часов, украшенный позолоченным кубиком для игры в кости с точками на гранях. Стоявшие в коридоре стали расходиться по комнатам. Синтия, оставаясь на месте, переглянулась с Циннией и покачала головой, как бы говоря: «Кто бы мог подумать?!», и повернула кресло-каталку в сторону своей комнаты.
Цинния остановилась у своей двери, положила руку на ручку, но вместо того, чтобы войти, подошла к квартире Синтии и постучала.
Через несколько секунд дверь отворилась внутрь. Синтия улыбнулась: