Это была честная улыбка.
– Хорошо, – сказал он.
– Что?
– Вернуть себе их милость. Следует ли меня после этого считать плохим человеком?
Цинния пожала плечами.
– Да, но эти же люди погубили мою компанию, – сказал Пакстон и помолчал. – Ну, Дакота, положим, не губила. Добс не губил. И уж если на то пошло, то и Гибсон не губил. Он ведь не явился лично и… – Пакстон махнул рукой со стаканом. – Раздавил ее, как кучу дерьма. Рынок – да. Я старался изо всех сил. Но рынок диктует решения.
– Похоже на то, – сказала Цинния, потягивая водку.
Пакстон наморщил лоб и пристально посмотрел на нее.
– Все в порядке?
Нет.
– Да, – сказала она. – Устала.
– Нет ли вестей от Радужной коалиции? – спросил он.
– Ни звука.
– Если дела с Добсом пойдут хорошо, может быть, замолвлю за тебя словечко, чтобы взяли в охрану. – Пакстон положил ноги на стойку, стараясь найти для них место среди стоявших там предметов. – Судя по тому, как ты держалась в этом городишке, ты для службы в охране годишься.
Цинния фыркнула и засмеялась. «Успеешь устроить меня в охрану к завтрашнему дню?»
– Может быть, – сказала она. – Это было бы не так уж плохо.
– Я все думаю о них, – сказал Пакстон. – Несладко им, должно быть. Жить в нищете среди заброшенного города. И ведь уже давно, верно? Это заметно. От них так воняет. Уже давно не видали душа и чистой одежды. Знаю, то, что у нас здесь… – Он умолк, посмотрел на свою водку и поднял голову, чтобы отпить из стакана. – Знаю, то, что у нас здесь, – неидеально, но это все же что-то, верно? У нас есть работа.
Цинния не понимала, кого он хочет убедить. Но она согласилась бы и на заброшенный город. Ее тошнило от Материнского Облака. Сверкающие поверхности, пространства, забитые людьми, цифровые весы, шарфы и книги, клейкие ленты для ловли мух, фонарики, степлеры и планшеты. Мини-марафон, который она каждый день пробегала на работе, с тем чтобы после нее болело колено. И самое худшее: перспектива ходить на работу день за днем, день за днем.
Она бы предпочла оставленный жителями город.
– Я тут подумал, – сказал Пакстон.
Циннии показалось, что он будет развивать ту же тему.
– Что? – спросила она.
– Я подумал… Если это покажется тебе странным, то оставим, – сказал он. – Это просто идея. Но если переселиться в двухместную квартиру, это будет немного дороговато, но зато чуть больше места, и я просто подумал… – Он посмотрел на свои ботинки. Это был единственный способ спрятать глаза, не закрывая лица. – Я подумал, это было бы неплохо. Ну, знаешь… Особенно кровать побольше.
Цинния сделала большой глоток водки и почувствовала, как в сердце образовалась трещина, разделившая его надвое. Может быть, годы стремлений сделать его твердым сделали его хрупким. Может быть, всего-то и требовался один решительный удар молотком.
Каждый день обезьянья работа, потом возвращаешься домой, и что? Книжки читать? Телевизор смотреть? Сидеть и ждать нового марафона? Как можно считать, что это «неплохо»?
Цинния потягивала водку и думала.
О том, действительно ли такая жизнь неплоха.
Она тяжело работала долгое время. Очень тяжело. Ее тело несло воспоминания об этой работе. Шрамы, на которых задерживались пальцы Пакстона. Он никогда не спрашивал о них, и ей это в нем нравилось. Это да еще его улыбка. И то, что иногда он бывал забавен.
Она подумала о покинутом жителями городе. Палящее солнце и борьба за воду. Пустота вокруг городов и прохладный воздух, циркулирующий в этой комнате, – надо было отдать должное Облаку, ей многое здесь не нравилось, но, по крайней мере, здесь тихо. Тихо, как в могиле. За долгие годы она привыкла ко многому: от стрельбы и взрывов до резких голосов допрашивающих. Оказалось, что здешняя тишина ей тоже нравилась.
Если она останется, то завтра проснется, придет на склад, возьмет товар, положит на конвейерную ленту, и он отправится из Облака к заказчику.
Могла бы она остаться здесь, не выполнив задания?
– Прости, – сказал Пакстон. – Не следовало заводить разговор на эту тему.
– Нет-нет, не в том дело, – сказала она. – Я никогда не жила с другим человеком. – Она наклонилась и поцеловала Пакстона в лоб. – Я думала, это дорого.
Пакстон пожал плечами:
– Я все еще жду одобрения моего патента на «Идеальное яйцо». Когда одобрят… продам его Облаку, получу какие-то деньги.
– Ты серьезно?
Он снова пожал плечами:
– Я не могу позволить себе учредить еще одну компанию.
– Ладно, – сказала Цинния. – Дай мне время подумать.
Пакстон улыбнулся. Потянулся к полу, где стоял стакан с водкой. Затем уткнулся лицом туда, куда хотела Цинния, и она вцепилась ногтями ему в затылок, изогнула спину, толкая себя в него.
«Что ж, – подумала она, – может быть, такая жизнь и в самом деле неплоха. Может, это своего рода выход на пенсию».
Пакстон вернулся из туалета. Цинния раскинулась на матраце, запутавшись в покрывале. Он закрыл дверь, сбросил ее халат, который ему был мал, но все же позволил пройти по коридору, и забрался на матрац рядом с ней.
Опять у него в животе появилось желание признаться ей в любви. Простые слова, но необратимый поступок. Он лег на спину и посмотрел на гобелены на потолке.
«Будь счастлив тем, – сказал он себе, – что она обдумывает возможность поселиться с тобой. Так и оставь».
Он подумал о квартирке, в которую мало что могло войти помимо них двоих, и вспомнил, что страница блокнота под заголовком «Новая идея» по-прежнему пуста. То, что он был готов поселиться вместе с Циннией, означало не только признание его чувств по отношению к ней. Это означало признание того факта, что его блокнот пуст и таковым останется. Что такое будущее представляется ему неплохим. И кто знает, может быть, придет вдохновение и у него появится возможность попробовать еще раз, но он принадлежит Облаку, потому что именно здесь он встретил ее.
Цинния пошевелилась и перебралась через Пакстона. От ее тела исходил жар. Прошла к раковине. Достала из шкафа чистый стакан, набрала воды и выпила не отрываясь.
– Хочешь? – спросила она.
– Спасибо, – сказал Пакстон, не сводя глаз с контуров ее спины, освещенной тусклым светом. Он надеялся, что она заметит его восхищенный взгляд и согласится на второй раунд. Но Цинния наклонилась, подняла халат, накинула его на плечи и туго затянула поясок на талии.
– Не дашь мне часы? – кивнула Цинния в сторону зарядного устройства. – Я в туалет.
Пакстон не глядя потянулся назад и взял с зарядного коврика первые попавшиеся часы, как оказалось, свои. Он пожал плечами и передал их Циннии.
– У нас запястья разной толщины, – сказала она.
– Неважно, – сказал Пакстон. – Возьми мои.
– А разве часы не закодированы на владельца?
Пакстон засмеялся:
– Забавная история. Оказывается, нет. Эта функция не работает. Помнишь ту историю с человеком, которому удалось обдурить систему слежения? Оказывается, всего-то и требовалось, что передать часы кому-нибудь другому. Потом можно делать что угодно, и это системой слежения не фиксируется. Обалдеть. Сейчас эту функцию пытаются восстановить, но это, наверно, займет некоторое время.
– Угу, – сказала Цинния. – Угу, – повторила она через некоторое время.
И улыбнулась.
– Но ты об этом не очень распространяйся, – сказал Пакстон. – Может быть, даже лучше взять твои часы… – Он потянулся к коврику за ними, но, когда обернулся, Цинния уже вышла в коридор.
9Поминовение
Написать об этом непросто. То, что вы сейчас читаете, я написал, наверное, с шестой или седьмой попытки. Я никогда пространно не высказывался о бойне в Черную пятницу, главным образом потому, что мне казалось, не мое дело говорить на эту тему. Но поскольку я, так понимаю, приближаюсь к концу пути, надо высказаться и мне.
Ужасный это был день. Знаю, вопрос это действительно спорный. Отношения американцев с огнестрельным оружием всегда были напряженными. И я это понимаю. Я родился в семье, гордившейся своими охотничьими традициями. Мне еще не исполнилось десяти лет, а я уже знал, как разбирать и чистить винтовку. Меня с детства учили обращаться с огнестрельным оружием с чрезвычайным почтением. То же относится и ко всему тому, что я приносил с охоты. Я никогда не относился к числу идиотов, охотящихся на львов в Серенгети, чтобы кому-то что-то этим доказать.
Нет, мы охотились на лосей и белок, мясо ели, шкуры дубили. Отец из костей даже делал ножи, потому что казалось правильным максимально использовать тело убитого животного. Чтобы ничто не пропадало.
Но в то же время я отношусь к огнестрельному оружию совсем не так, как житель Детройта или Чикаго.
У каждого есть мнение, и эти мнения расходятся. В том-то и дело. И вот вам мое мнение: продавать огнестрельное оружие со скидкой в утренние часы – непростительная ошибка. Скажу вам честно – я отлично помню: как-то поутру пью я кофе, читаю газету и вижу такое объявление. Первое, что пришло мне в голову: какого-то дурака обязательно подстрелят.
Это была мрачная мысль, и я ее отогнал. Приятнее иметь о людях более лестное мнение. Очень жаль, что я оказался прав. И еще прискорбней, насколько я оказался прав. Кто знал, что такое случится и затронет столько магазинов?! Кто знал, что столько народу погибнет?!
Тут-то я твердо решил и сказал, что мы больше не будем продавать огнестрельное оружие. А ведь я потратил годы на получение права продавать его, и это был единственный товар, который доставлялся нашему заказчику человеком, а не дроном и за который заказчик должен был лично расписаться.
Теперь, когда магазины розничной торговли, в которых покупатель вступает в личный контакт с продавцом, вот-вот прекратят свое существование, а мелкие магазины не способны выдерживать конкуренцию, в Соединенных Штатах производится около двадцати миллионов винтовок в год, и это число ежегодно убывает чуть меньше чем на сто тысяч. И даже при этом огнестрельное оружие действительно дорого, его цена делает его недоступным для большинства населения. Если и есть отрасль промышленности, которую я бы прикрыл без зазрения совести, то это производство оружия.