Позади Гибсона шли несколько человек. Рядом маячил высокий мускулистый латиноамериканец. Пакстон узнал Клэр, хоть волосы у нее были не ярко-алые, как в видеофильме, а блекло-красного цвета. Еще одного мужчину, находившегося рядом с Гибсоном, можно было принять за Рея Карсона. Дакота еще прежде дала указание присматривать за «полузащитником». Это было удачное прозвище. Карсон имел густые брови, смятые под лысой головой, широкие плечи, намечавшийся живот. Вид у него сейчас был недовольный, но, казалось, это его обычное состояние.
Гибсон Уэллс, самый богатый и могущественный человек в мире, подошел к лестнице, ведущей на трибуну, ища опоры, положил руку на перила, посмотрел вверх и встретился взглядом с Пакстоном.
Цинния выплеснула содержимое желудка на рельефный металлический пол и перевела дух. Блевотина с комками пищи стекала в желоб, тянувшийся вдоль прохода. Она заставила себя встать. Едва она приняла вертикальное положение, ее снова вырвало. Она увидела кислородные маски, свисавшие с крюков на стене, схватила маску и сделала глубокий вдох. Внутри маски пахло резиной и ее рвотой, но также карамельными палочками. Отчего было только хуже. Цинния терпеть не могла карамельные палочки.
Через стекла маски она видела окружающее в немного искаженном виде, но все же нашла еще одну дверь в конце коридора. К этой же двери шла худощавая женщина в розовой рубашке поло. Цинния приостановилась, но снова пошла дальше, не желая производить впечатление человека, которого застали там, где ему быть не следует. Обе они прошли в коридор, и Цинния посторонилась, давая женщине дорогу. Та кивнула и пошла дальше.
Розовая. Цинния никогда не видела в Облаке розовых рубашек поло.
Она прошла еще несколькими коридорами, чувствуя себя так, будто находится внутри корабля. Дугообразные коридоры без окон, трубы, тянущиеся вдоль стен. Она нашла еще одну дверь и подумала, что она откроется в очередной коридор и что лучше бы вернуться и поискать другой вход, но за дверью оказалась большая лаборатория. Рабочие места перед экранами компьютеров, гудящие машины, огоньки. Огоньки повсюду. В этом помещении был второй уровень – стеклянный бокс, к которому вела лестница. Внутри бокса были видны столы, за которыми люди в лабораторных халатах что-то делали с трубками и контейнерами, содержавшими жидкость.
На первом же уровне, где находилась Цинния, суетилось несколько человек без масок. Цинния сняла маску и повесила на свободный крючок на стене. Во рту все еще оставался вкус рвоты. В помещении стоял приятный запах, показавшийся искусственным, как будто воздух здесь специальным образом обрабатывают. Она прошла по помещению. Несколько работавших здесь людей в белых, но большей частью розовых рубашках поглядывали на нее, некоторые даже задерживались на ее лице взглядом, как бы пытаясь вспомнить, кто это, но затем сразу возвращались к своим занятиям.
От этих взглядов Цинния занервничала. Заметив дверь, она подумала, что за ней начнется еще один коридор. Но там находилась маленькая комната, в которой она застала склонившегося над микроскопом худощавого мужчину, выходца из Азии, с иссиня-черными волосами на пробор. Он поднял взгляд, увидел ее коричневую рубашку и покачал головой.
– Я не вызывал техника. – Он вернулся было к микроскопу, но снова обернулся к Циннии. – Знаете, вам здесь нельзя находиться.
Циннии не понравился его тон, ей показалось, что он может донести. Движимая инстинктом, она сделала выпад и толкнула мужчину на стол. Микроскоп опрокинулся. Цинния огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что здесь нет камер и свидетелей.
– Что вы, черт возьми, делаете? – сказал мужчина дрожащим голосом.
Цинния не знала, как ответить. Ей все еще было не по себе от запаха в коридоре. Мужчина, оказавшийся под ней, попытался высвободиться, но вскоре прекратил сопротивление.
– Где мы находимся? – спросила Цинния. – Что это?
Мужчина изогнул шею и посмотрел на нее.
– Вы… не знаете?
– Что не знаю?
– Ничего. Это ничего. Это просто… здесь происходит преобразование. Вам нельзя здесь находиться.
– Преобразование. Преобразование чего?
Мужчина молчал, и Цинния слегка сдавила ему горло.
– Отходов, – едва выговорил он.
Она подумала о первой комнате. Полуфабрикаты бургеров. Сознание Циннии вдруг погасло, а затем заполнилось беззвучным криком.
– Что?
– Слушайте, они нам поклялись, так? Они поклялись, что вы никогда не сможете попробовать этого. Они совершенно безвредны.
Постепенно в сознании Циннии возникло изображение.
– Попробовать что?
– Мы выделяем белок, – сказал мужчина, как будто надеясь, что бессвязность слов сможет спасти его. – Бактерии создают белок, мы просто извлекаем его и обрабатываем аммиаком, чтобы стерилизовать. Красители изготавливаются из пшеницы, сои и свеклы. Клянусь вам, это белок с низким содержанием жира. Абсолютно чистый.
Она знала ответ, но все же спросила:
– Где этот белок с низким содержанием жира?
Молчание. Затем шепот:
– В Облачных Бургерах.
Цинния думала, что желудок у нее уже пуст, но она ошибалась. Она отвернулась и извергла из себя на пол тонкую струйку желчи. Вспомнила о бесчисленных Облачных Бургерах, съеденных за время пребывания в Материнском Облаке. Хотелось блевать, пока в животе остается хоть что-то. Пока есть живот.
– Хотите сказать, что говядина – просто преобразованное человеческое дерьмо? – спросила она.
– Если разобраться с научной стороной дела, это не так уж плохо, – сказал он. – Я… Я сам их ем. Клянусь вам.
Тут он солгал. Цинния между тем старалась дышать носом и не думать о шипящем на сковородах коричневом мясе. Как часто она заходила в Облачный Бургер? Дважды в неделю? Трижды? Хотелось пробить кулаком затылок этому человеку, но Цинния воздержалась. Его вины в этом не было.
Или все-таки была? Он соучастник.
Цинния отогнала эту мысль.
– Розовые рубашки. Кто их носит? Я никогда не видела розовых рубашек в общежитиях.
– Мы… занятые на переработке живут в особом здании.
– Как совершенно отдельная категория сотрудников?
– Нас всего несколько сотен. В большинство зданий нам вход запрещен, да. Наш труд оплачивается лучше, чем труд остальных. Лучше… Квартиры лучше. На нас тратят много.
Цинния отпустила его, но оставалась между ним и дверью. Он поднял руки и отошел в дальнюю часть комнаты, напрасно ища защиты или убежища. Цинния оглядела комнату в поисках чего-нибудь, чем можно было бы его связать. Голова у нее шла кругом, она пыталась осознать новые сведения.
Она заставила себя задуматься, нельзя ли извлечь выгоду из такого положения дел. Если цель ее работодателей – разрушить Облако, полученные сведения заслуживают солидного вознаграждения. Вероятно, обнародование таких сведений выполнит ее задачу вместо нее. Откуда бы ни бралась энергия для функционирования Облака, ничто не может быть хуже бургеров из человеческого дерьма.
Об этом следовало думать именно как о ценном козыре. Это помогло ей отогнать мысли о том, сколько Облачных Бургеров она съела.
Об их жирности.
Ее передернуло.
– Скажи, как мне отсюда пробраться в здание, где происходит преобразование энергии, – сказала Цинния этому человеку, который поднял руки, чтобы защитить лицо.
Гибсон остановился, как бы собираясь с духом для подъема на сцену, где стоял Пакстон. Между ними на восьми ступеньках сейчас никого не было. Все толпились за Гибсоном, предоставив ему возможность подняться первым. Пакстон должен был встретить Гибсона на сцене.
Пакстону вдруг вспомнился первый его день в должности главного исполнительного директора «Идеального яйца». Он заполнял кучу бумаг для получения патента, для функционирования предприятия, сидел за столом, он был один, он боялся, но он был свободен. Ему не надо было больше просыпаться в шесть пятнадцать утра, ехать полтора часа, чтобы целый день ходить по тюремным коридорам под крики, рыдания и зубовный скрежет заключенных.
Гибсон занес ногу над первой ступенькой и опустил голову, сосредоточился. Кто-то протянул руку, желая ему помочь, – Пакстон не видел, чья это рука, но Гибсон оттолкнул ее.
При изготовлении первого «Идеального яйца», официально предназначенного для продажи, трехмерный принтер сломался. Пробные яйца получались хорошо, но Пакстон поменял калибровку, и принтер вдруг остановился, обработав треть пластиковой заготовки так, что получилась лишь верхушка яйцеобразного контейнера. В этот момент Пакстон понял, что совершил ошибку.
Гибсон уже находился на середине лестницы. Самый могущественный человек в мире. Руки у него дрожали. Стоя рядом, Пакстон видел желтоватый оттенок кожи Уэллса. Шею, тыльные стороны кистей рук и неприкрытые одеждой предплечья покрывали коричневые пятна.
Пакстон почувствовал судорожное подергивание в ногах. Хотелось убежать. Хотелось ударить ногой и спустить Гибсона с лестницы. Хотелось схватить его, встряхнуть и спросить:
«Знаешь ли ты, кто я? Видишь меня?»
Гибсон, тяжело дыша, поднялся на сцену, выдохнул и опустил голову. Пакстон сделал шаг назад, уступая Уэллсу дорогу, и тут Гибсон взглянул на него. У него были глаза молодого человека. В них, помимо всего прочего, была жизнь. Энергия. Так вы смотрите на человека, видите беспрестанно вращающиеся колеса и думаете, когда же они останавливаются.
Гибсон улыбнулся, кивнул и сказал:
– И как же вас зовут, молодой человек? – И протянул свою узловатую руку.
Пакстон схватил ее. Непроизвольный рефлекс. Вежливость. Они пожали друг другу руки, ладонь Гибсона была холодной и влажной.
– Пакстон… сэр.
– Пожалуйста, Пакстон, зови меня Гибсоном. Скажи, как тебе нравится работа в Облаке.
– Я… – На мгновение сердце в груди Пакстона остановилось. Он сознавал это. Оно действительно остановилось. Но затем забилось снова. Он попытался сказать то, что намеревался, но слова застряли в горле.