Циник Колян сказал куда. Его менее циничный напарник Толян добавил:
— А что не влезет — отдай в детский дом. Безвозмездно.
— Да я вашу маму …! — владелец печенья и вафель попытался открыть ворота самостоятельно.
Несколькими секундами позже он лежал, уткнутый лицом в асфальт, а Колян сидел у него на спине и застегивал наручники на его вывернутых назад руках. Заодно и перечислял, с кем из родственников владельца печенья и вафель он вступал в половую связь и с кем намерен вступить в ближайшем будущем. Толян вызывал по рации наряд полиции.
Наряду передали сразу двоих — владельца печенья и вафель и владельца красок-лаков, который повел себя так же грубо и агрессивно.
— Магнитный день! — сказал Колян, сплевывая влево.
— Он самый, брат, — согласился Толян, сплевывая вправо.
Торговец автозапчастями оказался самым спокойным и самым вменяемым. Он сумел объяснить охранникам, что в прошлый вторник снял у местного завхоза по имени Артур склад под свой товар в восьмом корпусе, там, где рентгенархив. Заплатил наличными за три месяца вперед и вот сегодня привез товар.
— А договор у вас есть? — спросил Толян.
Он был юридически грамотным, потому что недолгое время проходил в судебных исполнителях. Торговец автозапчастями разговаривал вежливо, не быкуя. Такому человеку хочется помочь. Какой привет, на столько тебе и ответят.
— Ну это же не совсем официально, — замялся торговец автозапчастями, — потому и цена такая. Артур сказал, что, если что, он все уладит.
— Так пусть улаживает!
— Да я ему уже второй час названиваю, а он все недоступен!
Торговец автозапчастями достал из кармана мобильный, потыкал в кнопочки, послушал и вздохнул.
— Опять недоступен!
— Чё-та сдается мне, что вас всех накололи, — сказал Колян.
— Ну как же так! — заволновался торговец автозапчастями. — Он же всех тут знал, его везде пускали. Артур, средних лет, плотный такой, брюнет, с залысинами, левый глаз слегка косит…
На следующий день, человека подходящего под это описание, искали два оперативника, которых (ох уж эти вечные совпадения!) звали Николаем и Анатолием. Оперативники первым делом пообщались с Инессой Карповной, затем обошли институт (разумеется — никого не нашли), позвонили Арсению Георгиевичу, отдыхавшему в далеком индийском штате Гоа, который, конечно же, никакого такого Артура не знал, и вернулись в отдел кадров. Оставили всем сотрудницам визитки и попросили «в случае чего сразу же дать знать».
— Кто-то из ваших явно в сообщниках, — повторяли они до тех пор, пока Инесса Карповна не потеряла терпение.
— Ну и что с того, молодые люди?! — гаркнула она. — Вы что, думаете, что если мы специалисты по кадрам, так в душу каждому можем заглянуть?! Чужая душа, да будет вам известно, — потемки! И чего ради вообще весь этот сыр-бор? Когда у нашего врача Галушкиной прямо из приемного отделения украли сумку с кошельком, ключами от дома и мобильным телефоном, такого ажиотажа не было! А тут, видите ли, один жулик надул, других жуликов и наша уважаемая милиция, которая теперь полиция, так хочет его поймать и посадить! А я бы дала ему медаль! Да-да — медаль! Чтобы неповадно было всяким аферистам арендовать складские помещения на территории нашего института! В морге они печенье вздумали хранить! Дешевый склад нашли и обрадовались! А ведь еще Александр Сергеевич Пушкин предупреждал, что за дешевизной гнаться не следует! Действовали в обход закона, арендовали помещения «левым» образом, так получайте, что заслужили!
— У нас заявления от потерпевших, — сказал оперативник Николай.
— Сходите с ними в туалет! — посоветовала Инесса Карповна.
— Если бы они не были зарегистрированы, то мы бы так и сделали, — ответил оперативник Анатолий. — Нам тоже мало радости бегать по вашему институту и сотрясать воздух.
— Мы прекрасно понимаем, что таких типов можно взять только на горячем, — добавил Николай.
— Но нам поручили и мы обязаны отработать, — закончил Анатолий. — Вы хотя бы на пятиминутке предупредите коллектив, чтобы обо всех таких вот никому не знакомых прорабах немедленно сообщали нам. Остальное — наше дело.
— Завтра же сама сообщу! — заверила Инесса Карповна, прикладывая правую ладонь к левой груди. — Лично! И номера телефонов ваши всем дам.
— Номера не столь важно — можно и по «ноль два». Главное, чтобы позвонили не теряя времени.
Инесса Карповна, будучи женщиной честной и ответственной, сдержала свое обещание. Пришла, сообщила, дала номера телефонов и призвала, протянув руки вперед:
— Люди! Будьте бдительны!
Люди вняли призыву и усилили бдительность. В течение двух недель полиции были сданы три «настоящих» прораба, ходивших по Склифу с ведома и разрешения администрации, новый инспектор госпожнадзора, весьма подходящий под знакомое всем описание прораба Артура, и только что устроившийся на работу в патологоанатомическое отделение фельдшер-лаборант, сдуру перепутавший корпуса (с кем не бывает) и явившийся в рентгенархив. Заведующая рентгенархивом коварно заперла его в своем кабинете и до приезда полиции уговаривала через дверь вести себя хорошо и ничего не ломать, чтобы не добавить к уже «заработанным» статьям Уголовного кодекса еще одну.
С фельдшером-лаборантом удалось разойтись, что называется, «малой кровью», то есть небольшим, локальным скандалом. Прорабы вообще не возмущались, точнее — не выказывали своего законного возмущения из боязни потерять выгодный заказ. А вот майор из госпожнадзора вознегодовал и устроил образцово-показательную проверку, при которой было выявлено огромное количество нарушений. Нарушения, как известно, можно найти повсюду и везде, было бы желание, а желание у майора, принятого за преступника, было огромное. Потрясая актом, словно мечом или палицей, явился он в кабинет к Арсению Георгиевичу, уже вернувшемуся с пляжей Гоа, и угрожал закрытием института в случае неустранения и невыполнения. Арсений Георгиевич внимательно выслушал майора, так же внимательно прочел акт, вернул его майору и поинтересовался, как именно представляет себе уважаемый гость закрытие Склифа и не лишится ли он (в смысле — уважаемый гость, а не Арсений Георгиевич) своей должности вместе со званием и полагающимися к нему погонами? Майор слегка остыл, подумал, представил, остыл совсем, порвал акт и написал новый. С двумя мелкими нарушениями, не зря же ведь, в конце концов, приходил. Взаимопонимание скрепили двумя рюмками коньяка, после чего неприятный инцидент был предан забвению.
Месяцем позже мужчина по имени Георгий, тоже средних лет, тоже плотный, тоже брюнет с залысинами и тоже слегка косящий левым глазом, «кинул на бабки» пятерых оптовиков, желавших арендовать по очень привлекательным ценам складские помещения на территории клинической больницы имени Боткина. Но это уже совсем другая история, не имеющая к Склифу ровным счетом никакого отношения.
Нет противоядия от любви
Они жили долго и счастливо и умерли в один день…
Заезжено, не так ли? Настолько заезжено, что сразу же встают перед глазами прекрасный Принц и не менее прекрасная Принцесса, положительные герои детских сказок. Умерли в один день многие, возьмите хоть Тристана с Изольдой, хоть Ромео с Джульеттой, но требовалось еще и прожить вместе долго и счастливо. В этих трех словах «вместе», «долго» и «счастливо» и кроется главная закавыка. Прожить вместе недолго и счастливо — удается многим, а вот чем дальше в лес, тем больше пеньков, о которые так и тянет споткнуться.
Впрочем, те, кто жил долго и счастливо и умер в один день («Как это пошло!» воскликнул бы Оскар Уайльд), в этой истории не участвуют. Участвуют в ней те, кто решили умереть в один и тот же день, после чего и получили возможность прожить вместе долго и счастливо.
Абсурд, скажут некоторые? Никакого абсурда!
Сказка? Чистой воды правда, правдивее и быть не может, только имена и фамилии изменены, чтобы любопытные и любопытствующие не мешали счастью влюбленных, а романтические натуры не расстраивались, если вдруг обнаружится, что у влюбленных чего-то там не заладилось. Жизнь непредсказуема, но почему-то хочется верить в то, что все у них (под «ними» имеются в виду герои этой истории) хорошо. И будет хорошо.
Итак, они решили умереть в один и тот же день… А если бы не решили, то могли бы и не познакомиться, ведь ничего общего, кроме Склифа, у них не было. Впрочем, лучше по порядку. Даму галантно пропустим вперед, то есть начнем с нее.
Жила-была (как все-таки трудно съехать со сказочной колеи!) девочка Катя. Она была из тех Кать, которые имя «Екатерина» воспринимают как оскорбление и требуют, чтобы их называли Катеринами. Можно — Катя, можно — Кэт, можно — Кэтти или Кити, особо приближенным может сойти с рук даже простецкое «Катюха», но за Екатерину сразу в глаз. Реально или фигурально, но сразу и резко. Что ж — их право. Каждый человек волен зваться так, как ему хочется. Некоторые вон зовутся «Генеральными Магистрами Астральных Галактик» и ничего. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы, как говорится, с боеприпасами не играло.
Девочка Катя росла умной и серьезной девочкой. Умной и серьезной девочкой расти очень трудно, безалаберной дурой куда легче. Кто сомневается — может убедиться на своем опыте или спросить у подруг. Девочка Катя не ходила в садик, потому что бабушка-педагог решила дать внучке индивидуальное, простите — не индивидуальное, а эксклюзивное домашнее воспитание. Домашнее воспитание — это очень трудно (для ребенка, разумеется), гораздо труднее, чем расти умной и серьезной, а если уж домашним воспитанием занимается родственник-педагог, тот тут уже вешаться впору, потому что пережить подобное удается не многим.
Девочке Кате удалось. Она пережила и домашнее воспитание, и бабушку. В хрупкое, почти прозрачное от худобы тело мать-природа вложила железный характер и стальную, если не титановую, волю. Девочка Катя могла при желании завязаться в морской узел, настолько гибкой она была, но, с другой стороны, она была несгибаемой. Для упрямых людей существует два мнения — свое и неправильное. У девочки Кати было только свое. Все остальные мнения она игнорировала.