– Не знаю.
– Время от времени?
– Не знаю. Возможно. – Голос был по-прежнему глухим.
– В последние дни они работали вместе?
– Кажется, да.
– Почему вам так кажется?
– Что? Ах да... Лионель был здесь прошлой ночью... а потом раздался телефонный звонок, и Лионель мне сказал, что Шарль умер.
– Чем они занимались в последние дни?
– Не знаю. Лионель не посвящает меня в свои дела.
– Вы могли случайно что-нибудь услышать.
Она хмыкнула, схватила графин рукой и отпила несколько глотков прямо из горлышка. Ром стекал по подбородку на ее грудь. Поставив графин на место, она громко расхохоталась.
– Вы разрушаете себя таким образом, – заметил я.
Она взглянула на меня так, словно я был марсианином.
– Я вам больше ничего не скажу, – заявила она. – Я чувствую, что вы лжете. Лионель умер.
– Лионель находится в госпитале в Фонтенбло. Он ранен из охотничьего ружья. Пуля попала ему в плечо. Он потерял много крови, но быстро встанет на ноги.
– Это правда?
– Клянусь.
– Хорошо. Я вам верю.
– Я задам вам еще несколько вопросов, – сказал я, – а после этого вы позвоните в госпиталь.
– Три вопроса.
– Простите?
Она прыснула, сонно покачивая головой.
– Вы дерьмо, но очень вежливое, – произнесла она. – Вы имеете право на три вопроса, как в сказках. И больше я вам ничего не скажу.
Я с интересом посмотрел на нее, и она снова прыснула. Я вздохнул и спросил:
– Вы знаете некоего Каспера?
– Нет. Один.
– Что представляет собою Протестантская община "Скоптсис"?
– Это нечто вроде монастыря, расположенного в Мо. Там возрождают тело и дух. Йога и медитация. Для всяких шишек и стариков. Там я познакомилась с Лионелем, хотя ни он, ни я в эти глупости не верим. Просто там проходил курс омоложения мой патрон, а я его секретарша, так что вы понимаете... У Лионеля была назначена там встреча с моим патроном. Вот. Два.
Я отчаянно искал в голове третий вопрос, потому что был уверен в том, что она поступит, как сказала, то есть ответит на три вопроса и больше ничего не скажет. Я искал, но в моей голове было пусто, а может быть, наоборот, она была слишком переполнена...
– Чем занимается ваш патрон? – спросил я просто так.
– Он директор Института для слепых, – сказала Рене Музон и добавила: – Три.
Она запрокинула голову назад и захрапела.
XI
Когда я закрывал дверь квартиры Жюля, Шарлотт вышла ко мне навстречу.
– Где вы были? Ну и напугали же вы меня, идиот!
– Сожалею, – сказал я и прошел в гостиную, снял дубленку и сел на канапе, пытаясь обдумать ситуацию.
Шарлотт последовала за мной и села на табурет из белого пластика на одной ножке, положив под себя диванную подушку ярко-оранжевого цвета. На ней был пуловер Жюля из белой шерсти, доходивший ей до колен. Надо сказать, что у нее красивые колени. Она курила "Житан" и сердито смотрела на меня. Квадратная пепельница на стеклянном столике была полна окурков, а под потолком висело облако голубого дыма.
– Я очень волновалась, – сообщила Шарлотт. – Мне приснился жуткий сон, я проснулась, а вас не было, – добавила она.
– Скажите, пожалуйста, – спросил я без всякой связи, – а где, собственно, Ник? Где ваш муж? Я хочу сказать...
– Он на юге, на съемках. У вас очень любопытная ассоциация мыслей, Тарпон.
– Любопытная что?
– Я вам говорю, что не могу спать, потому что беспокоюсь, а вы меня спрашиваете, где мой муж. Впрочем, он мне уже не муж.
– Не муж?
– Ник порядочное дерьмо. Мне плевать на него. Пусть катится на все четыре стороны со своими шлюхами. Давайте оставим эту тему.
– Пожалуйста, – согласился я. – Я ничего не говорю, это вы.
– Заткнитесь, Тарпон, черт вас побери!
Я вздохнул, опустил глаза и несколько минут сидел неподвижно. Шарлотт ерзала на табурете, пытаясь найти более удобную позу.
– Я был у Рене Музон, – сказал я. – Я нашел ее визитку в бумажнике того типа, которого ранил Хейман.
Я начал рассказывать Шарлотт о визите. Она соскочила со своего насеста и пересела на канапе, свернувшись калачиком в углу и заявив, что так ей будет удобнее. Я встал с канапе и подошел к окну, чтобы открыть его и проветрить комнату, после чего сел в кресло.
– Пуританин, трус, тюфяк, – прошипела Шарлотт.
Я не стал обращать внимания и закончил рассказ, добавив к сказанному некоторые комментарии. Шарлотт встала и закрыла окно, потому что в комнате стало холодно.
– Завтра папаша Хейман попытается купить нам новую старую тачку. Между прочим, мне будет интересно прокатиться в департамент Сены и Марны.
– Мне тоже.
– Это исключено, – отрезал я. – Вы будете сидеть в этой квартире до окончания всей истории.
– Это исключено, Тарпон. Мне страшно одной.
– Я не шучу.
– Я тоже. Либо я поеду с вами, либо отправлюсь в издательства и устрою грандиозный скандал. Тем более что я давно уже собиралась это сделать.
Я подумал и вздохнул.
– Ладно, доживем до завтра, там будет видно. Сейчас два часа ночи, а позади у нас трудный день. Пора спать.
– Да, – согласилась Шарлотт. – Приходите спать.
– Идите спать, – сказал я.
– Приходите спать, – повторила она.
Я взглянул на нее. Она рассмеялась.
– Ладно, хватит, Шарлотт!
– У вас есть возражение? Я хочу знать причину отказа.
Я задумался.
– Я не красив, – проговорил я.
– Это мне судить. Другое дело, если я вам не нравлюсь. Скажите, что я вам не нравлюсь.
– Вы не нравитесь мне, Шарлотт.
– Мерзкий лгун! – воскликнула она.
– Ладно, черт с вами! – Я встал. – Хорошо, черт возьми!
Она пошла в спальню, и я последовал за ней. Я разделся в темноте и лег в кровать Шарлотт. Она обняла меня с неумеренной энергией и нервной страстностью, а потом неожиданно резко оттолкнула меня и высвободилась. Она спрыгнула с кровати, выбежала в комнату и помчалась в ванную. Я слышал, как ее рвало.
Когда она вышла из ванной, я напялил на себя пижаму, которую нашел в шкафу, и сидел на канапе в гостиной.
– Мне очень жаль, – произнесла Шарлотт нежным голосом. – Вы здесь ни при чем. Это все из-за этих типов. Я пережила сильное потрясение. Мне очень хотелось бы спать с вами, и я уверена, что это будет здорово. Через некоторое время, через день или два, хорошо?
– Хорошо. Когда вам будет угодно, – тоже нежным голосом отозвался я и, взяв ее под локоть, проводил в спальню. Я помог ей натянуть пижаму, уложил на кровать и начал нежно гладить ее волосы. Вскоре, она заснула.
Я вышел, оставив дверь приоткрытой на случай, если ей снова привидятся кошмары. Я пошел в ванную, постирал носки и, рубашку и повесил их сохнуть. Рубашка была разорвана на боку, но это ничего не меняло, так как мне нужно было надеть завтра что-нибудь чистое. После этого я принял душ и лег спать на канапе в гостиной, завернувшись в покрывало. Было три часа тридцать минут утра. Я тотчас же заснул и проснулся в полдень.
Из кухни доносились приглушенные голоса. Я направился в кухню, протирая на ходу глаза кулаками и удивляясь, что так долго проспал. В то же время я был доволен этим, так как чувствовал себя отдохнувшим и мои ушибы не причиняли мне неудобства.
На кухне Хейман и Шарлотт сидели за столом с утренними газетами и оживленно беседовали, куря сигареты. Шарлотт поцеловала меня в обе щеки, а Хейман стал варить кофе. Помимо газет Шарлотт принесла еще целую кучу круассанов. Я с волчьим аппетитом пожирал их, проглядывая газеты. Наших снимков нигде не было. Первые страницы газет посвящались боксеру, погибшему в авиакатастрофе, и некоторым политическим событиям. В разделе происшествий новые преступления отвлекли от моей скромной персоны внимание журналистов в интересах читающей публики.
Тем не менее была заметка о перестрелке на кольцевой дороге и загадочных событиях в лесу Фонтенбло. В первом случае полиция задержала "рецидивистов", пытавшихся проскочить через заграждение. Имена трех задержанных не сообщались. Во втором случае речь шла о "рецидивисте", раненном из охотничьего ружья. Никакой связи между этими двумя происшествиями не усматривалось. Ни обо мне, ни об исчезновении Шарлотт Мальракис и Хеймана нигде не говорилось.
– Продажная пресса, – заключила Шарлотт. – Они обходят нас молчанием.
– Это не они, а полицейские, – поправил ее Хейман обиженным тоном. – Журналисты делают свое дело.
– Ой ли?
– Послушайте, я не собираюсь ничего вам доказывать.
– Прекратите, – сказал я, – пожалуйста. Нам предстоит еще провернуть уйму дел.
Немного позднее мы вышли из квартиры. Хейман направился в сторону Орлеанских ворот, а оттуда – на национальную дорогу двадцать, чтобы попытаться купить в близлежащем предместье машину, предназначенную на слом. Мы с Шарлотт поехали на метро в Сент-Огюстен, где находился институт Станислава Бодрийяра, занимавшийся социальной реабилитацией слепых.
Дождь прекратился, но низкое небо было обложено облаками, и дул пронзительный ветер. Убедившись, что приятель Жюль был примерно одного роста со мной, я одолжил у него розовую рубашку. В его гардеробе не оказалось ни одной рубашки белого цвета.
Институт Станислава Бодрийяра находился в двух шагах от церкви Святого Августина и занимал третий этаж солидного дома. На углу улицы располагался бар, из которого был виден вход в здание. Шарлотт играла черными защитными очками.
– Может, лучше надеть их? Я уверяю вас, что легко сойду за слепую. Не забывайте, Тарпон, что я актриса.
– Мы уже это обсуждали. Этих людей не проведешь Они видят слепых ежедневно с утра до ночи. Делайте как договорились.
Шарлотт что-то проворчала и пожала плечами. Она пересекла улицу и направилась к входу в здание. Я вошел в бар и заказал кофе. Я увидел, как Шарлотт вошла в здание. Было четырнадцать часов тридцать девять минут. В пятнадцать часов десять минут я увидел, как подъехало такси и из него вышла Рене Музон. В пятнадцать часов двадцать пять минут Шарлотт вышла из здания.