Неожиданно мальчишки рванулись. Но не так просто было вырваться из рук сибиряка…
— Попытка к бегству, — заключил Андрей. — Значит, виноватыми себя считают, учтем. Говорите, будете еще курить?
— Нет, — выдохнули мальчишки.
— Не слышу, — улыбнулся Андрей.
— Нет! — во весь голос крикнули они и заулыбались.
— Договорились, — произнес Андрей. — Я ведь тоже баловался, бросил. — Значит, уговор.
— Уговор, дядя Андрей! — весело ответила ребятня.
— Ну, смотрите мне, поймаю еще раз — тогда не обижайтесь, за все сразу получите!.. А теперь, марш-марш! Живо!
Обрадованные мальчишки бросились вдоль по улице под смех пограничников.
Пройдя несколько шагов, Ширали спросил.
— Как ты их засек?
— По запаху… Табак, знаешь, как воняет, ого!
— Опыт у тебя есть, — улыбнулся Ширали. — Мальчишек-то знаешь?
— А как же… Оба в седьмом учатся, успехи скромные…
Незаметно дошли до центра села. Проходя мимо одного из домов, услышали магнитофон. Заунывный, тягучий голос тянул монотонную песню. Слышались в ней тоска и скорбь.
— Тянет как кота за хвост, — кивнул Андрей на раскрытое окно.
Ширали промолчал, думая о чем-то своем. Когда отошли и песни уже не было слышно, задумчиво сказал:
— Кота за хвост, говоришь?.. Я вот тоже думаю…
— Индюк думал да в суп попал, — не удержался Андрей, чтобы не поддеть друга.
— Подожди… Я серьезно. Не выходят из головы эти песни. Вот чувствую, что подозрительно, а что — не могу понять. Песни… Нет, вроде все нормально…
— Какие еще песни?
— Ну те, что чабан на той стороне поет. Длинный такой, худой-худой. Понимаешь, всегда он напевает, когда Бекмурад бывает около границы с отарой.
— Записывали их ребята на пленку, ничего особенного. Песни как песни… А ты что думаешь?
— Поет на туркменском… Переводил несколько раз — ничего подозрительного. А все-равно…
— Что все равно?
— Может сигнал подает… Бекмураду…
— Фантазер ты, — засмеялся Андрей. — Какие еще сигналы? Знаешь, что песни эти специально записывали и расшифровывали…
— Ну и что… Может, обыскать Бекмурада, когда он с пастбищ возвращается… Под каким-нибудь предлогом. Ну, например, потеряли ракетницу. Мол, велели всех обыскивать. Что в этом особенного?
— Он не дурак, чтобы тащить с собой, если ему передадут что-нибудь…
— Да он в отаре черта может спрятать! Под брюхом у овцы прикрепит и все!
— Может, овечьих парикмахеров поставить? — усмехнулся Андрей. — Говорят тебе, командование Бекмураду верит. Забыл, как он помог нарушителя задержать? Благодарность ему вынесли, наградили… Нет, Ширали, здесь что-то не то. Зря ты на него «бочку» катишь! Ей-ей, зря!
— Чувствуется, — хитро прищурился Ширали.
— Что чувствуется?
— Родственника защищаешь, — улыбнулся Ширали.
— Чего-чего? — обиделся Андрей.
— Ты с Бекмурадом вроде породниться собираешься…
— Отставить! — с усмешкой произнес Андрей. — Ты лучше посмотри, кто там идет…
— Давно вижу, — смутился Ширали.
— Да ты никак покраснел! Что с тобой, Ширали?
— Перестань!
— Ага, сразу, перестань, — торжествующе проговорил Андрей. — Насквозь тебя вижу!
Подойдя к пограничникам, Гозель бойко стрельнула в них глазами:
— Салам, славные воины! Много нарушителей задержали?
По привычке похрустывая костяшками пальцев, она смотрела то на Ширали, то на Андрея.
— Салам алейкум, Гозель-джан, — ласково ответил Андрей.
— Салам! — ответил Ширали. — И не ломай пальцы, они тебе еще пригодятся.
— Что касается нарушителей, — улыбнулся Андрей, — ты будешь первая… Прошу предъявить документы!
— Пока вы стояли я бы вас давно из автомата того… — засмеялась Гозель. Сразу став серьезной, оглянулась вокруг и тихо спросила: — Что нового?
— Билемок, куремок, эштемок, — пожал плечами Андрей.
— Ух ты, — восхищенно качнула головой Гозель, — настоящий туркмен! Может, все-таки что-нибудь знаешь, видел, слышал, а?
— Йок! — твердо произнес Андрей, потом взглянул на девушку и улыбнулся. — Есть новость, Айнур уже второй экзамен в институт сдала…
— Ой! — воскликнула Гозель, — я так рада за нее, так рада… Она сейчас по Сирату идет, молодец!
— Как ты сказала? — переспросил Андрей, — по Сирату?
— Это мост такой над адом, в рай он ведет, — объяснил Ширали, — он острее сабли и тоньше волоса. И пройти по нему может только тот, у кого грехов нет…
— Интересно, — качнул головой Андрей. — Сират!.. звучит…
— Почему мне никто бежать не предложит, — вздохнула Гозель. — Почему никто по Сирату не поведет?..
— Слышишь, Ширали? — засмеялся Андрей.
— Ну тебя… Вечно выдумываешь… — смутился друг, стараясь не смотреть на Гозель.
Звонкий девичий смех прорвался сквозь басовитый смешок молодых пограничников. Они были довольны, что удалось сделать большое дело. Айнур далеко и никто не угрожал ей… Вот и экзамены сдает. Разве не радостно услышать это?
Если Андрей в душе надеялся на далекое будущее, то его друг более был близок к цели. Для него не секрет, что Гозель неравнодушна к нему. И сам он с каждым днем убеждался, что тянется к этой веселой девушке. Ему нравился ее беззаботный характер, чувство юмора, деловитость.
Но было у Ширали еще одно чувство — неутолимая любовь к рисованию. И чем дальше, тем чувство это крепло, становилось сильнее. Он рисовал каждую свободную минуту, истово и самозабвенно отдаваясь любимому делу. Хорошо получались пейзажи, натюрморты, но тянуло больше к портретам. Люди — вот самое главное. Над его дружескими шаржами смеялась вся застава. Он тонко умел подмечать в человеке основную черту и самым неожиданным образом отражал ее в рисунке. Портрет Алексея Кравцова висел в столовой заставы. Рисунками рядового Ниязова заинтересовались в политотделе погранокруга. Окружная газета поместила несколько его работ. А сколько было у него эскизов, набросков, зарисовок в рабочих альбомах!
Заветный блокнот! Чего только в нем не было… «Кучук-ага в кибитке», «Сорок девушек и старик», «Девушки, собирающие ежевику», «Чабан в горах», «Пограничники», «Из детства»… И десятки, десятки набросков Алексея Кравцова… Продолжая сбор материалов о герое-пограничнике, Ширали и Андрей получали немало писем от его однополчан, в которых ветераны подробно описывали подвиг Алексея. Не раз говорил Ширали, что хочет нарисовать картину и назвать ее «Последний бой». Он уже сделал немало фрагментов, эскизов, думал над композицией, лицами героев, светом… Вся застава знала об этом и ребята высказывали Ширали свои представления о том далеком сражении, когда Алексей решил исход боя. Богата фантазия молодых пограничников. Ширали внимательно выслушивал их, а потом, уединившись, старался перенести все на бумагу…
В результате анализа и разбора боевой операции, проведенной 19 марта 1-й Кара-Кумской комендатурой, с шайкой Довлета Сердара в районе колодца Кош-Ойдыр, при участии в разборе одного из руководителей операции помощника коменданта 1-й комендатуры Соколова, полагаем:
Представить к ордену Красного Знамени 1-ю Кара-Кумскую комендатуру в целом как подразделение, так как эта комендатура со дня своего формирования, несмотря на чрезвычайно тяжелые условия службы, проявила пример добросовестнейшего отношения к делу охраны границы и на целом ряде операций в том числе и этой определила высшую преданность долгу революции, безграничное мужество и самоотверженность со стороны как командно-политической так и переменного состава…
В отличие от Андрея, который после армии собирался в институт, Ширали хотел уехать в родное село, учить детей рисовать и учиться самому. А герои будущих картин — рядом… чабаны, механизаторы, хлопкоробы, животноводы, охотники, разведчики газа. Сколько самых разных типажей! А натура! Да где он найдет богаче, лучше? И главное — он родился и вырос там, среди безбрежных песков и кому как не ему воспевать родной край, своих земляков, их мирный труд… Институт? Никуда он не уйдет от него, сначала нужно у жизни учиться. Мастерство приходит не сразу и путь к нему лежит нелегкий, через сотни и сотни рисунков, набросков, эскизов, зарисовок, через мучения и страдания, поиски и потери! И вместе с ним всегда будет милая Гозель!.. Родители обрадуются такой невестке… Жаль, что мало времени, чтобы сделать с нее хороший портрет маслом. Но это впереди… Он будет писать ее всю жизнь!
— Ты что на меня так смотришь? — вывел его из задумчивости голос девушки.
— Как? — машинально вырвалось у него.
— Многозначительно, — определил Андрей.
— Опять вы за свое! — досадливо махнул рукой Ширали, — нам идти пора, Андрей.
— Раз надо, значит идем… Всего тебе доброго, Гозель-джан, приходи на заставу, в гости. Рады будем, особенно кое-кто…
На этот раз Ширали только молча махнул рукой, как бы говоря: «Ну, что мне с вами делать?..»
Расставшись с пограничниками, Гозель быстро пошла по улице, не замечая ничего вокруг. «Ну почему он такой нерешительный, — думала она, — сколько раз встречаемся, а он ни одного ласкового слова не скажет… Все смотрит и смотрит, язык что ли отнимается. Какой же он джигит? Вот Андрей — решительный, смелый, а этот художник, не поймешь его…»
Старший лейтенант Казарновский, выслушав рапорт Андрея и Ширали о «Жигулях» и новом человеке в доме чабана, похвалил пограничников за бдительность, а когда они высказали сомнение о певце, сказал: