Диллон медленно втянул в себя воздух, ощутил, как желание тугой спиралью свернулось в животе, едва он увидел в ее лице жажду обладания, которой не замечал раньше. Неужели… это может означать только одно…
Он осторожно потянулся к ней, намереваясь привлечь ее к груди и проверить, верны ли его предположения.
– Нет! – заупрямилась она, ударив его по рукам, и стянула его сорочку на плечи, так что он оказался в плену. – Стой спокойно.
Они говорили шепотом, хотя соседняя комната была пуста. Сдерживая нетерпение, она приняла на себя роль, обычно принадлежавшую ему, он не привык подчиняться и ждал, пока она освободит его руки. Но вместо этого она распластала ладони по его груди, стала властно ласкать, припала губами к разгоряченной коже и принялась покусывать. Потом ее язык обвел плоский сосок, и он задохнулся, нагнул голову и попытался поцеловать ее.
Но она ловко увернулась и приказала:
– Не шевелись.
Невозможно. По крайней мере одной частью его тела она не могла командовать. Вздыбленная плоть уже натягивала ширинку, и Прис это видела. Диллон скрипнул зубами.
– Прис…
Она рассмеялась, тихо, чувственно, и снова лизнула сосок.
– Подожди.
Стиснув зубы, Диллон вздохнул и с мученическим видом уставился в потолок. Услышал тихий шорох: это халат сполз на пол. Она принялась снимать сорочку.
Он смотрел, в груди все рвалось, а воздуха не хватало. До сих пор он видел ее обнаженной только в постели или окутанной мраком Теперь же…
Одетая в соблазнительные переливы лунного сияния, света свечей, она стала богиней, о которой он мечтал. Языческой, необузданной, неукрощенной. Черные локоны рассыпались по плечам. Шелковистые завитки обрамляли нежные вершинки грудей. Длинные стройные ноги, тонкая талия, полупрозрачная кожа, несомненно, принадлежали божеству.
Она подошла к нему, нежно улыбаясь, сверкая изумрудными глазами, и что-то в нем дрогнуло. Разбилось. Она оказалась совсем близко, коснулась грудями его груди, и он пропал…
Затерялся в созданном ею чуде, олицетворении давней мечты. Она потерлась об него, гибкая, тонкая, без стыда обещая все, но все еще не спеша сдержать обещание.
Он сумел высвободить руки из путаницы рукавов, едва осмеливаясь дышать, пока она расстегивала пуговицы ширинки, а потом присела на корточки и стянула брюки.
По ее указаниям он помог ей скинуть туфли и чулки, выступил из брюк и позволил ей убрать их.
Диллон судорожно вздохнул. Он не мог думать связно, особенно когда она была в таком настроении. Но понял, что она задумала. Вместо обычной одинокой свечи на тумбочке у постели стоял ветвистый канделябр, ярко освещавший кровать. И Прис, все еще сидевшую у его ног. Наконец она медленно подняла глаза. Позволила взгляду скользить по его телу снизу вверх. От колен к бедрам, мимо жаждущей плоти…
На какой-то момент она удерживала его взгляд, после чего, улыбнувшись, встала на колени и провела ладонями по его бедрам.
Он едва не проглотил язык, когда она обхватила обеими руками его истомившийся жезл. Едва не потерял разум, когда она придвинулась ближе и лизнула. Содрогнулся, когда она провела языком по набухшей вене и снова лизнула самый кончик. Взяла его в рот, стала осторожно сосать, вобрала его глубже… Он закрыл глаза и ощутил, как его мир покачнулся.
Ее приказы больше не имели силы над его телом. Пока она бесстыдно и свободно ублажала его, никакая сила на земле не могла удержать его от радости запутаться пальцами в ее шелковистой гриве. Она стала сосать энергичнее, и его пальцы свело судорогой. Теперь он изо всех сил сдерживался, чтобы не вонзиться в ее жаркий, влажный, голодный рот.
Ее руки обняли его бедра, погладили ягодицы, напряглись, снова расслабились, а губы и язык продолжали играть с его плотью…
– Прис! – простонал Диллон, почти теряя сознание. – Довольно!
Он не знал, радоваться или огорчаться, когда она послушалась и, тяжело дыша, воззрилась на него с явно расчетливым видом.
И прежде чем успела вернуться к прежнему занятию, он потянулся к ней. К его облегчению, она позволила ему поднять ее на ноги, но тут же уперлась руками в его грудь.
– Нет, – решительно объявила она. – Недостаточно.
Он недоуменно нахмурился.
Она надменно посмотрела на него. Всевластная богиня!
– Сколько ты готов дать? Чем пожертвовать?
Он безжалостно сжал ее плечи, дыша так же часто и неровно, как и она. Жар, шедший от него, манил ее, затягивал. Но пока он не заплатит сполна, она не даст ему желаемого утоления.
– Сколько… сколько ты хочешь? – выдавил он наконец. Правильный вопрос.
Она напряженно улыбнулась, погладила его голую грудь.
– Ложись на спину посреди кровати.
Он поколебался, но сделал так, как сказала она: лег, вытянув руки по бокам, слегка раздвинув ноги.
Она тоже забралась на постель и встала на колени между его ногами. Помедлила, чтобы полюбоваться зрелищем, потом сжала его щиколотки. Руки скользнули вверх, а сама Прис легла на него, обхватила ногами талию, поймала его руку, подняла над головой и спутала шелковым шарфом, привязанным к изголовью.
Он повернул голову и, не веря собственным глазам, наблюдал, как она берет его в плен. Не успел он опомниться, как она проделала то же самое со второй рукой, оставив его, по крайней мере теоретически, совершенно беспомощным. Ее рабом. Довольная результатом, она легла ему на грудь.
– Что ты задумала? – Судя по тону, он не намеревался спорить.
Прис улыбнулась и лизнула его сосок.
– Овладеть тобой, – выдохнула она, обдавая холодом влажный сосок, и ощутила, как дернулся его набухший жезл, – Так, как мне нравится. Как я хочу.
В ответ он застонал и прикрыл глаза.
Она коварно усмехнулась и принялась исполнять свой приговор, стараясь взять все, что желала от него. Требовала того, что он обычно требовал от своих любовниц. Давала ему то, что он давал им. Сводила его с ума ласками губ, зубов, языка, рук, всего тела и кончиков грудей.
Доводила до безумия. Как доводил ее он.
Только она не рассчитывала, что его растущий голод передастся ей.
Жар разгорался все сильнее, когда она извивалась, ласкала, обволакивала его. А он отвечал на любое требование, подставляя губы, когда она этого хотела, давая ей полную волю.
И это продолжалось, пока они больше не смогли ждать. Тогда она поднялась над ним, приняла в себя и пустилась вскачь… дикая, неукротимая, самозабвенная и чувственная. Золотистая в сверкании свечей.
Диллон наблюдал за ней, едва осмеливаясь верить собственным глазам.
Стиснув зубы, он цеплялся за остатки разума, когда страсть завладела ею; этот безвременной момент наслаждения заполнил пустоту и поглотил их обоих.
Диллон глубоко дышал, стараясь сохранить самообладание. Приоткрыв глаза, он подтолкнул подбородком ее макушку.
– Мои руки, – едва слышно выдохнул он. – Отвяжи их. Прис… пожалуйста…
Она не пошевелилась. Только грудь часто вздымалась. Потом протянула руку и дернула за узел.
Едва почувствовав, как упали шелковые путы, он уложил ее себе на грудь и одним рывком освободил другую руку.
Сжал ее, поцеловал, завладел губами и дал себе полную волю. Быстро перевернулся, подмяв ее под себя, раздвинул ее бедра и догрузился в горячее лоно.
Она тоже этого ждала. Всхлипнув, переплела его ногами и вобрала его еще глубже.
Он вонзился в нее, наслаждаясь цепкостью, с которой она его сжимала.
Они взлетели за грани сознания: одно сердце, одна душа, два тела, соединенные примитивным голодом.
Она рассыпалась и унесла его с собой. Рука в руке, сплетя пальцы, они нашли свой собственный рай. И ощутили, как наслаждение сомкнулось вокруг них.
– Попроси меня снова, – пробормотала уставшая Прис, нежась под боком у Диллона.
Он обнимал ее.
– Нет, – пробормотал он, едва ворочая языком. Она безуспешно попыталась нахмуриться.
– Почему?
– Потому что никто из нас не способен думать связно. Не собираюсь рисковать тем, что ты дашь мне неверный ответ или, не дай Бог, позже забудешь, что именно ответила.
В мозгу вспыхнули слова Флик. Прис неприлично громко фыркнула.
– Но ты обожаешь рисковать, особенно в важных вещах.
– Не в таких, когда я могу потерять больше, чем готов потерять.
Обдумав его слова, она решила, что спорить не стоит.
Она также поняла, что ни разу не победила в споре с ним. И хотя для порядка поворчала, он стоял на своем, заставив ее замолчать короткой фразой:
– Не ты одна можешь строить планы.
Не успев решить, угроза это или обещание, она заснула.
Наутро Диллон сидел за обеденным столом Горации, в счастливом одиночестве и строя планы на сегодняшний день, когда в парадную дверь отчаянно застучали.
Мимо столовой рысью пробежал Хайторп. Диллон услышал голоса. В столовой появился взъерошенный и измученный Барнаби.
– Господи Боже! – ахнул Диллон и, отставив кофейную чашку, показав на стул. – Да ты на ногах не держишься! Садись, пока не упал. Какого черта с тобой стряслось?
Заросшее щетиной лицо дернулось в брезгливой гримасе.
– Ничего такого, чего не могли бы излечить чашка крепкого кофе, завтрак, ванна, бритва и мягкая постель.
– Можешь начать с первых двух пунктов, – посоветовал Диллон, кивнув Хайторпу. Тот поставил перед Барнаби чашку кофе.
Диллон подождал, пока Барнаби сделает первый глоток, явно наслаждаясь вкусом. Когда же тот открыл глаза и оглядел расставленные на столе блюда, Диллон ухмыльнулся:
– Ешь вволю, только не забывай при этом говорить. Барнаби только вздохнул и придвинул к себе тарелку с ветчиной.
– Я скакал всю эту и предыдущую ночь, почти весь вчерашний день.
– Мартин?
Барнаби мрачно кивнул.
– Ты его нашел? – встревожился Диллон.
– И да, и нет, – буркнул Барнаби, насадив на вилку кусок ветчины. – Мы со Стоуксом посетили его дом в Коннот-Плейс. – Он сунул ветчину в рот, взмахнул вилкой, прожевал и проглотил. – В доме живет семья, арендовавшая дом у мистера Гилберта Мартина. Мы нашли агента, сдавшего дом, и Стоукс убедил его дать нам адрес Мартина. Это в Нортгемптоне. Стоукс поехал со мной. Там нам рассказали ту же историю. Кто-то через агента снял дом у мистера Гилберта Мартина. Мы нашли этого агента и отправились в Ливерпуль.