Его голос как ласка, молитва, признание в любви. Мельком посмотрев на Раса, старательно изучавшего фасады пролетающих мимо домов, он наклонил голову и поцеловал невесту. Не страстно. Благодарно. Облегченно.
Она вцепилась в лацканы его фрака и отвечала на поцелуй так же нежно.
Экипаж остановился. Диллон поднял голову и огляделся.
– Следующий.
Их месть была изощренной и поразительно действенной. Дело в том, что Диллон узнал всех четверых «джентльменов». Им было известно, кто такая Прис, но они сознательно пошли на то, чтобы унизить и изнасиловать леди Присциллу Деллоуэй, дочь графа. И поскольку ночь еще не кончилась, Диллон, Рас и Прис объезжали все дома, в которых давались балы и вечеринки, и доставляли туда поочередно каждого из четверки, полураздетого, связанного и жалко пресмыкавшегося перед победителями. Вся беда в том, что каждого передавали на руки мамаше.
Четыре пожилые светские леди еще в жизни не терпели подобного унижения. Сыновья покорно стояли перед ними на коленях в присутствии многочисленных свидетелей. Бедным дамам пришлось выслушать историю преступления их сыновей. К счастью, жених и брат невесты, виконт Рашуорт, один из самых завидных женихов в городе, успели вовремя спасти несчастную девушку.
Для самой троицы эта месть была всего лишь отчаянной игрой, но все, кто стал свидетелями этого зрелища, были потрясены и возмущены. Все, особенно дамы, преисполнились праведного негодования и встали на защиту леди Присциллы и в ее лице остальных невинных девиц из высшего общества.
Злосчастная четверка была опозорена навеки!
Было уже поздно, когда они вернулись на Беркли-сквер.
Охваченные эйфорией по поводу успешного завершения своих похождений, они вошли в холл дома Горации и очутились в бедламе.
Они покинули дом так поспешно, что никто не понял, куда подевались жених с невестой. Их появление, да еще в таком виде, поразило собравшихся. Посыпались упреки и требования объяснить, что случилось.
Насилу успокоив гостей и хозяев, Диллон рассказал свою историю. Спасение Прис посчитали чудом. Еще по дороге сюда они сговорились ничего не утаивать.
Присутствующие с трудом верили собственным ушам. Под конец рассказа стало ясно, что достопочтенный Хей-ден Аберкромби-Уоллес больше не принят в обществе. Описывая его поспешное бегство, Диллон втайне был почти уверен, что Уоллес к этому времени вообще не числится в списках живых.
Все, разумеется, пришли в ужас, подогреваемые негодованием и праведным гневом, но были рады выслушать необыкновенную историю, хотя бы каким-то боком поучаствовать в падении джентльмена, который едва не поставил под удар весь мир скачек.
Диллона, Раса и Прис объявили героями. Те, кто не знал о подмене, умоляли рассказать, в чем дело. Барнаби, счастливый, что все закончилось, и одновременно раздосадованный своим отсутствием на поле битвы, поехал на Боу-стрит, чтобы известить обо всем полицию.
Тем временем бал Горации, уже почти закончившийся, неожиданно оживился. Музыканты тихо играли в своей нише, пока гости сидели, разговаривали и обсуждали все случившееся этой ночью.
Диллон посмотрел на Прис. Та, как всегда, сияла учтивой светской улыбкой, хотя на самом деле едва держалась на ногах. Он был почти уверен, что она не слушает очередную светскую львицу, что-то ей втолковывавшую.
Едва дама отошла, он коснулся руки Прис и сжал похолодевшие пальцы.
– Едем домой.
Домой к Флик, где он сможет справиться с мучительными, терзающими его эмоциями. Он еще сам не понимал, что с ним творится. Сейчас в его чувствах преобладали страх, ужас и облегчение, но все это захлестывало его и отступало, оставляя за собой нечто обнаженное. Незащищенное. Неоспоримое.
Он скрывал все, что с ним творилось, от всех. Даже от нее. Но сейчас, глядя в глаза Прис, он позволил ей увидеть все, что одолевало его, и просто сказал:
– С меня довольно.
Слегка поколебавшись, она кивнула:
– Я скажу Расу и Юджинии.
Диллон ждал у двери. Вместе они нашли Горацию, которая при создавшихся обстоятельствах позволила им незаметно ускользнуть. Диллон подхватил Прис под руку и вывел из бального зала в прохладу ночи.
Джейк, их кучер, терпеливо ожидал все это время. Он усадил их и повез на Халф-Мун-стрит, до которой и пешком было идти минут десять. Диллон настоял на щедрых чаевых, хотя Джейк твердил, что с него было достаточно поразительных приключений сегодняшнего вечера. Они расстались с добрыми пожеланиями.
Диллон открыл дверь своим ключом. В доме все было тихо. Слуги спали, а хозяева еще оставались на балу. Диллон и Прис бесшумно поднялись по лестнице, и, когда вошли в спальню, сознание того, что все плохое кончено, накрыло их успокоительным крылом.
Прис подошла к туалетному столику, поставила свой ридикюль, сбросила плащ на табурет. Диллон зажег канделябр на комоде, снял фрак и жилет, после чего подошел к камину и стал ворошить угли.
Прис со вздохом рухнула на стул, молча наблюдая, как пламя вспыхивает, поднимается и освещает лицо Диллона.
Она с готовностью помогла ему опозорить четверых молодчиков, стояла рядом, когда они рассказывали гостям Горации свою историю. Теперь же ощущала себя не только грязной оборванкой, растрепанной, в смятом платье и с синяками на запястьях, но и испачканной внутри, словно все ее эмоции были осквернены.
Что же до Диллона… она не поняла выражения его глаз, но почувствовала, что с момента сцены в борделе он крепко держал в узде свои реакции, не выказывая ничего из того, что им владело. Однако никто не знал лучше ее, что его самообладание тоже имеет свои пределы.
Он взял полено и сунул его в пламя. Прис бессознательно восхитилась игрой мышц под тонким полотном его сорочки. Только в его присутствии она чувствовала себя защищенной. Только с ним она хотела оставаться одна в такие минуты. Почти все последние ночи он провел с ней в этой комнате. И сегодня ей отчаянно недоставало бы его.
Скоро в камине уже гудел огонь, и в комнате постепенно становилось тепло. Диллон встал, глядя на игру оранжевых языков. Она тоже поднялась и подошла к нему.
Их пальцы переплелись.
Чуть позже он подвинулся к ней и обнял.
Она с готовностью запрокинула голову, и он нашел ее губы.
Прис прижалась к нему, искушая и обольщая своими губами и телом, обещая ослепительные, исступленные наслаждения, предлагая свою страсть, сердце и душу в обмен на все, что мог дать он.
Диллон жадно вернул поцелуй. Ее голова закружилась.
Стальная властная рука сжала ее талию. Другая рука откинула локоны, чтобы коснуться лица.
Острая боль пронзила ее. Она дернулась, поморщилась, прежде чем вспомнить…
– Что это? – насторожился он, мгновенно вскинув голову. Взглянул на свои пальцы и снова откинул ее волосы. – Боже, да ты ранена!
Прис на мгновение зажмурилась. Черт!
– Всего лишь маленькая царапина. – Она попыталась оттолкнуть его. Но рука еще крепче сжала талию.
– Царапина? Когда… – начал он, но тут же все понял. Увидел слабые следы ожога вокруг рваной раны на самом краешке прозрачной раковинки. Совершенный алебастровый изгиб был навеки искажен. Она не умрет. Рана заживет. Но идеальный изгиб больше никогда не станет идеальным.
Сердце Диллона едва не остановилось от ужаса. Страшно подумать, что могло бы случиться, пройди пуля на дюйм ближе!
Ледяная ярость наполнила его, ярость, подогреваемая почти безумным страхом. Перед глазами встала черная стена отчаяния, едва не поглотившая ее… и его.
– Тебя ранили, когда ты пыталась меня спасти, – бесстрастно, слишком бесстрастно заметил он, голос был убийственно холоден.
Она вскинула голову, и его рука сползла с ее щеки.
– Я не просто пыталась, а действительно спасла тебя. А вот ты просто стоял и дожидался, пока тебя убьют!
И тут в нем наконец взыграл мужчина.
– Черт побери! Да разве в этом дело?
Но она и глазом не моргнула, шагнула ближе и отчетливо бросила ему в лицо:
– Для меня – именно это. Еще секунда – и тебя попросту пристрелили бы. Чего же, спрашивается, ты ожидал от меня? Чтобы я трусливо заслонилась тобой, ломала руки и падала в обморок?
– Да, – процедил он, едва удерживаясь, чтобы хорошенько не тряхнуть ее за плечи. – Именно это тебе и следовало сделать.
– Не будь идиотом, – снисходительно фыркнула она, чуть отстранившись.
– Идиотом? – Он схватился за голову и отвернулся. – Дьявол, Прис, тебя едва не изнасиловали. И непременно изнасиловали бы, не подоспей мы с Расом вовремя. И все это из-за меня!
Но на Прис и это не подействовало.
– Знаю. Но ты все же успел вовремя, не так ли?
Диллон взволнованно забегал по комнате, размахивая руками и что-то бормоча. Прис удивленно пожала плечами. Да что это с ним?
Диллон покачал головой и тяжело вздохнул:
– Да… но оказалось, что все это не важно. Я думал иначе, но теперь понял, как ошибался. Главное для меня – ты и… то, что между нами. Мы с тобой… Я посмел рискнуть всем этим.
Он остановился, встретился с ней глазами, и она увидела смятение и нечто напоминающее безумие.
– Теперь тяжесть этой вины всегда будет со мной. Мне придется жить с этим, хотя больше я в жизни ничего подобного себе не позволю. И никогда не посмею рискнуть нашими с тобой отношениями. Но… – Он судорожно сжал кулаки. – Потом ты спасала меня! Больше ты никогда не сделаешь такой глупости!
Она встретила его разъяренный взгляд, открыла рот.
– Не подумай, будто я не благодарен, но… – Он прерывисто вздохнул и процедил сквозь зубы: – Пообещай, что никогда, никогда в жизни не станешь рисковать ради чего бы то ни было. Ты обещала мне, дала клятву, что больше не…
– Да, если тебя со мной нет. А ты был! В этом все и дело: я должна была тебя спасти.
– А мне все равно. Тебе придется пообещать, что никогда, несмотря ни на что, не рискнешь собственной жизнью.
Она зловеще прищурилась. Выдержала бесконечную паузу.
– А если не пообещаю?
Его ноздри раздулись, грудь вздымалась, глаза нестерпимо сверкали.