— Та-та-та, — со строгой, учительской интонацией протянула шатенка, — Как можно, графиня? Этикет — важнейшая дисциплина. Он призван заменить мозги тем, у кого их сроду не было.
Все это было сказано таким серьезным тоном и с такой постной миной, что Алета едва не купилась. А, услышав конец фразы, согнулась пополам от смеха.
— Меня зовут Джайкери. Можно Кери, можно Джай, как тебе больше понравится.
— Красивое имя, — улыбнулась Алета.
— Да я и сама ничего.
— С этим не поспоришь.
Джайкери проказливо улыбнулась и придвинулась ближе.
— Слу-ушай, а… нет, если тебе не хочется, не говори, но мне жутко любопытно… Вы ведь с императором уже целовались? — Алета покраснела, но кивнула, — А… у него язык обычный, или раздвоенный?
— Язык? — удивилась Алета, — А… при чем тут язык.
Джайкери отстранилась в недоумении, мгновение или больше внимательно смотрела на нее.
— Ну, милая. Значит, вы еще не целовались. Его Величество просто обозначил намерения.
— На Аллее Просвещения этого нет…
— Естественно, — со знанием дела кивнула новая подруга, — но есть такой свиток, правда, храм его не одобряет. Он называется "Трактат о сверлении жемчуга". Там все описано очень подробно и понятно, даже с картинками. И начинается как раз с поцелуев. А учиться можно на яблоке.
— Виконтесса, а вы не могли бы…
— Дать посмотреть? — перебила Джайкери, — Конечно. Но с одним условием.
— С каким? — улыбнулась Алета, поймав себя на том, что в первый раз после той паваны с Марком улыбается искренне.
— Ты мне потом расскажешь, раздвоенный язык — или нет.
— А если обману?
— Не обманешь, — беспечно рассмеялась Джайкери, — трактат в двух частях. Самое интересное как раз во второй. Узнаешь про язык — получишь вторую часть. Все просто, моя прелесть…
— Какая ты хитрая.
— Тем и живем!
Подруги, переглядываясь беспечно, и в то же время значительно, подхватив пышные юбки, поспешили к западному крылу, где расположилась Джайкери.
Петля вокруг Алеты затягивалась все туже. Князь Гевор ничего не знал об аде, это верно. Он там не был. Но он знал все то том, как можно туда отправить того, кто в упор не понимает ни намеков, ни прямых приказов…
В гостиной графини суетились горничные, расставляя вазы с розовой вейгелой и развешивая гирлянды "снежной невесты" — они были зачарованы, чтобы не сыпали лепестками и пахли не так сильно. Иначе в комнату было бы просто не войти.
— Что это? — удивилась девушка, пряча в складках юбки компрометирующий ее свиток.
— Подарок от Императора на десятидневье помолвки, — две горничные поклонились, с любопытством поглядывая на графиню, — на столе подарок от повелителя.
Девушки бесшумно выскользнули за двери, оставив Алету один на один с последствиями странного настроения повелителя.
Она неспешно подошла к столу, где, и в самом деле, красовался изящный футляр с вензелем Шайро-Туан на крышке, уже полным графским.
Надавила на костяную пластину.
Внутри, на голубом бархате, покоились длинные жемчужные серьги и широкий браслет. Только жемчуг, как и положено юной девушке.
Карточку Алета взяла уже спокойнее.
"Невинней снега в декабре,
прозрачней солнечной струны,
еще нежней, чем акварель,
еще обманчивей весны…"
Невольно она рассмеялась. Простенький мадригал заканчивался прозаическими строчками: временем и местом. Алета бросила быстрой взгляд на клепсидру в уголке секретера.
Времени оставалось только на то, чтобы спрятать свиток, переодеться, причесаться и добежать до места. Как сказал бы Марк — впритык.
Так она и появилась в апартаментах императора — со смешинками в светло-зеленых глазах.
Рамер, в последние дни привыкший к каменно- настороженному лицу невесты, удивился:
— Дорогая, я бесконечно рад, что ваше настроение исправилось. Но в чем причина? Откройте секрет, чтобы я мог радовать вас и дальше?
— О, — Алета присела, — все было чудесно: цветы, подарок и стихи, — на последнем слове она не выдержала и прыснула.
— Так, значит, все же стихи… Вы их знаете?
— Я даже могу их продолжить, — и Алета с выражением продекламировала:
И прелесть губ,
И прелесть глаз
Того, кто зрел ее хоть раз
Разит еще верней стилета,
Еще?
Ах, пережить бы это.
Император рассмеялся, искренне и без обиды. Алета невольно отметила, что вот так, по-домашнему, в расстегнутом камзоле, волосы небрежно стянуты резинкой и вместо рапиры лишь один длинный кинжал в ножнах на широком поясе — Рамер выглядит по-другому. Ближе и понятнее.
— Но откуда такие познания, откройте тайну? Чтобы я не позорился в другой раз.
— Это стихи Эшери, — охотно объяснила Алета, — у него много таких виршей. Начинается канонично, торжественно, красиво — а в конце сплошное ехидство. Поэтому их и используют так — отрезают верх и пишут на карточках. Дамам нравиться. Ну а я, пользуясь привилегией кузины, знакома с полным вариантом.
— Он еще и поэт! Право же, я начинаю чувствовать себя обиженным богами.
— Вы? — изумилась Алета, — С вашим совершенно роскошным хвостом и императорской короной.
— Забавно, что хвост вы поставили на первое место.
— Ну как же… Корона есть у многих, а хвост — только у вас.
— И он вас совсем не пугает? — Рамер повернулся и словно прошил девушку острым взглядом.
Алету скорее пугали эти его мгновенные переходы от веселья к гневу, от сибаритской расслабленности к полной собранности. Но такие вещи владыкам не говорят.
— Мы же с вами уже выяснили, что нет, — она пожала плечами, — мы боимся того, что может причинить нам зло. В ипостаси вы обнюхали меня и сказали, что никогда не съедите. Мне этого вполне достаточно, чтобы чувствовать себя спокойно.
Она прошла к столику с вином и легкими закусками и наполнила два бокала.
— Мне кажется, вам неприятен этот разговор. Давайте лучше продолжим о поэзии.
— О поэзии — так о поэзии, — покладисто согласился Рамер Девятый, принимая бокал из рук невесты, — а какие стихи вашего кузена вам особенно нравятся?
Алета улыбнулась, легко и мечтательно.
— Цикл "Бродяга". Там есть изумительные миниатюры.
— Почитаете?
— Охотно.
На моем дорожном плаще
Пыль тысячи троп.
И одна ведет к тебе,
А все остальные — прочь.
А в твоем саду — сто огней.
Две тысячи песен у скрипки.
И одна из них — обо мне,
А все остальные — молитвы…
— Хм, — отреагировал Его Величество. Алета этого не заметила. Отмечая рукой сильные доли, она продолжила:
Мне все равно придется уходить.
Пусть не сейчас, пусть завтра — но придется.
И тонкая серебряная нить
Натянется, заплачет — и порвется.
И вспорет мир высокий краткий звук.
И схватит небо утренним морозом.
И прозвучит дверей негромкий стук
Ответом всем не прогремевшим грозам.
— Я знаю, ты мечтаешь по ночам,
Что этот день окажется дождливым
И снимет ткань с любимого плеча, — задумчиво вступил мягкий баритон императора,
И я останусь греться у огня.
Кого-то это сделает счастливым,
Но не тебя, мой друг.
И не меня… Алета, неужели вам и в самом деле это нравится?
— Да, — она по-настоящему удивилась и даже почти обиделась, — а почему не должно? Это хорошие стихи.
— Но какие-то безнадежные. Я не знал, что и это тоже его. Алета, Боги Претемные, — Рамер помотал головой, от чего черные жесткие волосы еще больше растрепались, — а о счастливой любви ваш кузен не пишет?
— Нет, — коротко ответила она, — Он ведь не знает, что это такое. Для него этот путь закрыт. Обряд в Храме Змея, знаете ли…
— Надеюсь, вас этот запрет не касается?
— У меня нет дара. — Она словно потухла, — Возможно, к лучшему…
— У вас есть дар, — повелитель вдруг оказался рядом, девушка и в самом деле не успела отследить когда и как. В этом было что-то мистическое — только что он смотрел на нее через стол, держа за ножку бокал из драгоценного хрусталя Шатерзи, и вот он уже рядом, так, что между ними не пройдет и ладонь — и антрацитовые глаза смотрят внимательно, пытливо, жестко и, одновременно — беспомощно.
— Какой же? — нашлась она.
— Вы завораживающе красивы, Алета. Сопротивляться вашей красоте невозможно, она, действительно разит вернее стилета… Я хотел быть честным с вами. Хотел быть терпеливым.
— Что же мешает? — она попробовала отступить, но, как и в прошлый раз, сзади была стена.
— Наверное, просто не судьба, — усмехнулся Рамер Девятый. — Простите меня, дорогая… У меня и в самом деле нет выхода Я должен это сделать — иначе взорвусь. Потом, если хотите, можете меня ударить — я разрешаю.
И накрыл губами губы Алеты раньше, чем она успела возразить или даже подумать о возражениях…
"Все в полном соответствии с планом: взгляд, комплимент, улыбка — и капелька насилия. Просто чтобы у нее был шикарный повод ничего не решать… и потом, после ни за что не испытывать вины. Женщины это обожают и за такой подарок готовы простить все остальное. Даже хвост… Хотя этой, похоже, хвост симпатичен сам по себе. Животных любит, что ли?
Интересно, девочка, как скоро ты вспомнишь о своем праве на пощечину? И вспомнишь ли вообще? Бездна! Неуж-то же мне, наконец, повезло?!"
Винкер смотрел на пополнение Черной Сотни и удивлялся — неужели и они были такими же. Совсем недавно… Бездна, да всего десять дней прошло, но столько в них вместилось, сколько не вместит иная жизнь.
А эти стоят, глаза поблескивают восторженно… Как же, они теперь Бессмертные. Но, вроде, парни неплохие. А точно покажет только бой.
Переводя взгляд с одного лица на другое он вдруг заметил знакомые. И не просто знакомые — с этой веселой троицей он почти подружился. Гай, Квентин и Шедек… Баронские сыновья, из обедневших.