– Я понимаю. Но он очень талантлив, и, может быть, ты потом войдешь в историю как «первооткрыватель гения».
Ангелина фыркнула. Решение Артема поговорить с ней о Егоре было спонтанным, возникшим только что. Просто в последние дни он часто возвращался мыслями к той подвальной выставке. Артем как никто другой понимал, что парню нужно выбираться на свет, у него должен появиться шанс, настоящий шанс показать себя, иначе все может закончиться плохо – компанией непризнанных гениев, гордо именующих себя богемой, водкой в том же самом подвале и внутренним сломом. Таких судеб Артем видел немало и не желал подобной участи своему другу. Было и еще кое-что. Память о Ники. Творчество Егора и Ники было не то что разное – диаметрально противоположное, несоприкасаемое. Но их объединяло одно – оба были поцелованы Богом. Не помочь такому дару было преступлением. Артему казалось, что если он не попытается сделать что-то для парня – то предаст память Ники. Второй скорой смерти от отчаянья Артем не хотел.
– Давай попробуем, – Артем взглянул на Ангелину. – Если до Нового года никто не купит работу этого парня, я напишу тебе натюрморт. Самый последний. И ты его распиаришь как завершающую работу серии и сплавишь за бешеные деньги.
– Если настанет время, когда мне потребуется компаньон, я выберу тебя.
– Ну, так как?
– Согласна.
– Ты не пожалеешь.
– Честно говоря, я надеюсь, что никто ничего не купит и я заполучу твой самый последний натюрморт.
Артем рассмеялся. Ангелина едва заметно улыбнулась.
– А как обстоят дела с грядущим аукционом? – он решил сменить тему. – Уже есть интересные работы?
– О да, – произнесла Ангелина, чуть растягивая слова. – Мне удалось заполучить настоящую бомбу. Последнюю картину Сологуба.
Артем замер.
– Она у тебя?
– А-а-а, заинтригован? – Ангелина была довольна произведенным эффектом. – Еще нет. Есть только фотография. Но картину доставят в ближайшее время.
– Кто же пожелал расстаться с таким сокровищем?
– Ты ведь понимаешь, что я не вправе разглашать имена владельцев? Но это одна очень уважаемая фирма, специализирующаяся на торговле картинами. Они скупают их недорого, потом выжидают несколько лет, а после выбрасывают на рынок. Думаю, «Парусник» купили сразу после смерти автора и выдерживали паузу. Мне продают за приличные деньги, а я заработаю на аукционе еще больше.
Артем плохо слышал последние слова Ангелины. В голове отпечатывалось только: «Парусник», Сологуб.
– Ты можешь мне показать фотографию?
– Вообще, дорогой, не хотелось бы заранее показывать картину, но ты мне принес натюрморт, поэтому я сегодня добрая.
Ангелина повернулась к компьютеру, несколько раз щелкнула мышкой и развернула экран к Артему.
– Смотри.
На экране была та самая картина, которую он видел в доме Глеба. Море, закат, уплывающий корабль.
Люди, делающие свое искусство бизнесом, по большей части мошенники. Начинающего художника понимают лишь несколько человек. Знаменитого – еще меньше.
Глава 8
За годы обучения живописи в голову Артема крепко-накрепко вбили не только правила построения композиции, особенности сочетания цветов и технику нанесения штрихов и мазков, но и то, что, приступая к новой работе, необходимо найти ответы на два самых главных вопроса: «Что?» и «Как?».
Что именно ты хочешь сказать своей картиной? Какую мысль донести? И как ты это сделаешь? С помощью каких приемов?
Вот именно эти «что» и «как» Артем сейчас задавал себе, разглядывая крымский этюд «Анна Мальцева на уличном вернисаже».
Что – понятно. Девушка, гуляя по городу, заинтересовалась картиной. Как? Тут вопрос. Классическая и реалистичная подача этого материала Ангелину не заинтересует. Вместе с тем идея должна остаться. Может, поиграть с формой? Может, перенести ее в более плоскостное измерение? Максимально приблизить к тем плакатным натюрмортам? Укрупнить? Оставить только профиль, шею… поясной портрет, а зелень крон сделать размытым фоном, более насыщенным, чем зелень на этюде. Артем поставил работу на стол, прислонив ее к коробке с красками, и отошел чуть подальше, пытаясь продолжить мысль, а потом бросил взгляд в сторону – на мольберт с картиной «Облако света». Рядом с мольбертом у стены стоял начатый портрет.
Забавно. Он со всех сторон окружен Анной. И везде она разная. Спиной – на балконе, в профиль – на вернисаже и глядящая на него – на портрете. Неужели у Артема появилась муза? Глупости. Просто интересная модель.
В жизни Вольского была только одна муза – Ева. И он очень долго избавлялся от ее влияния. Долго и мучительно. Смирялся с окончанием их связи, ее замужеством и тем, что больше в его жизни муз не будет. Никогда. Будут только натурщицы. Разделение работы и личной жизни. У Анны Мальцевой необыкновенного цвета волосы и красивая линия шеи, переходящая в плечи, и глаза замечательные – с веснушками. Только и всего.
А у Евы не сложился брак. Но это уже давно проблемы Евы, а не Артема. И впускать ее в свою жизнь он больше не собирается. И за Ники не простит.
Артем понял, что мысли его ушли не туда. Он обещал Ангелине работу для аукциона. Вот над этим и надо думать. Девушка в профиль – отлично. Рыжие волосы на глубоком зеленом, можно даже попробовать уйти немного в изумрудный – интересно. Теперь картина, которую она рассматривает. То, что на самом деле рассматривала эта лиса, – не годится. Здесь нужно что-то яркое. Но что? Желательно с рыжиной, которая перекликалась бы с цветом волос. И тут Артем вспомнил парусник, закат, черные волны и желто-рыжие блики на воде от заходящего солнца. Идеально.
Да! Она будет рассматривать тот парусник. Артему нужно только фото картины. Когда пазл в голове сложился, когда ответы на вопросы «что» и «как» были получены, Вольский почувствовал возбуждение, немедленное желание перенести мысль на бумагу, попробовать. И если все получится… он уже знал, что если все получится, то позже перенесет этот этюд на холст. Продублирует маслом на большом формате. И мысли вернулись к паруснику. В тысячный раз за прошедшие три дня.
Картина, показанная ему Ангелиной, стала потрясением. Артем не мог поверить собственным глазам. Нет, то, что «Парусник» – последняя работа Ники, он знал. Но не мог поверить, что Глеб решится с этой картиной расстаться, выставить ее на аукцион. Бред. Да ладно бы это… По словам Ангелины, работа для аукциона принадлежала не частному лицу, а организации, специализирующейся на скупке предметов искусства и их последующей перепродаже. Тогда получается, что «Парусника» два? И один из них Ники успел продать перед гибелью? Но он никогда не делал копии своих работ. Даже разрабатывая какую-то одну тему, Ники стремился создавать совершенно разные полотна. Он бы никогда не штамповал до бесконечности натюрморты. Артем провел тогда бессонную ночь, пытаясь найти ответы на все эти вопросы. Расспрашивать Ангелину о картине бесполезно. Она и так рассказала гораздо больше, чем надо было. Звонить Еве не хотелось. Ни к чему хорошему это не приведет. А Глеб в командировке.
Три дня, возвращаясь мыслями к «Паруснику», Артем не находил себе места, даже забыл обрадовать Егора тем, что его работу согласилась взять солидная галерея. Он много думал над создавшейся ситуацией и в итоге ничего лучше не придумал, чем все же позвонить Глебу, который вполне уже мог вернуться из командировки.
Глеб был в аэропорту – ожидал своего рейса, но поговорить им удалось.
– Скажи, ты не собираешься продавать картину Ники с парусником? – поинтересовался Артем, когда было покончено с приветствиями и общими фразами.
– Нет, – в ответе Глеба сквозило удивление. Он не ожидал подобного вопроса. – Откуда такие мысли?
– А ты не помнишь, Ники писал еще что-то в этом роде в свой последний приезд?
– Вообще, я за этим не следил, но, насколько знаю, нет. После его гибели ничего похожего не осталось. Он писал Еву. Но портрет остался незавершенным. Ева потом его убрала. Подальше от воспоминаний.
– Ясно.
– А что случилось-то? – в голосе Глеба появилась тревога.
– Да понимаешь, какая штука. Всплыл еще один «Парусник» и якобы авторства Ники. Его собираются выставлять на аукционе, как последнюю картину Сологуба, и хотят сорвать большие деньги.
Глеб молчал. Оно и понятно.
– Вот я и спрашиваю, ты не продавал картину?
– Это все очень странно.
– Не то слово, как странно. Картина принадлежит не частному лицу, а фирме, которая промышляет перепродажей предметов искусства. Короче, вопросов много.
– А ты сам картину видел? Ты уверен, что это не подделка?
– Я видел только фотографию. Ты понимаешь, что по фото судить невозможно. И я тоже подумал про подделку, но… – Артем замешкался. – Чтобы сделать подделку, нужно перед глазами иметь или оригинал, или очень качественную фотографию. Только вот «Парусник» висит в вашем доме. О его существовании не знает никто, кроме вашей прислуги и… гостей.
– У нас зимой сломалась рама, – ответил Глеб. – Ева отвозила картину в багетную мастерскую.
– Та-а-ак…
– И знаешь, там сказали, что качество старой оставляет желать лучшего, поэтому предложили сделать новую и хорошую. В общем, «Парусника» в доме не было недели три, наверное.
– Достаточно, чтобы сделать приличную копию, – заключил Артем.
– Более чем, – согласился Глеб.
– Короче, со всем этим надо разбираться. Я постараюсь что-нибудь узнать о картине.
– Если что-то накопаешь, сразу звони, – попросил Глеб. – Все это как-то… подозрительно.
– Согласен.
– И вот еще что… Еве пока ни о чем не говори, ладно? Для нее тема Ники вообще болезненная. Мы ее между собой не поднимаем.
– Да, я понимаю.
Артем понимал. Но не представлял, как эти двое сосуществуют в едином пространстве, старательно избегая в разговоре тему Ники. А его картина между тем висит у них в столовой немым свидетелем. Немым укором. Наверное, это невыносимо. Артем так бы не смог.