– Я без булочек, – заявила она с порога. – Пекарня закрылась из-за проблем с электричеством.
– Мы найдем выход, – пообещал он.
– Ну, и где мои ноги? – был задан деловой вопрос. – Я должна их идентифицировать.
Она чувствовала, что ее ведет. Аня говорила бодро. Но казалось, что на самом деле это говорит не она, а какая-то кукла. Внутри все дрожало, Аня ощущала себя немного пьяной. Артем показывал картину, он был так безупречно вежлив, так близок. И так далек. Главное, не сморозить какую-нибудь глупость.
Картина была прекрасна. Нежная, теплая, солнечная, просто затопленная светом. На полу и стене – солнечные зайчики. А на балконе она – Аня. Пусть спиной, но какая же красивая. Волосы, платье, ноги… очень изящно… Неужели она такая? Неужели он ее так увидел?
А вдали – море и горы, и чувствуется жаркий день. И запах…
В комнате яркими выразительными пятнами первая клубника и синие ирисы. Чудесная работа. Может, у него есть и лучше, но Ане казалось, что лучшая – вот эта. Конечно, она необъективна, конечно, она не беспристрастна, но…
– Да, ноги мои, – сказала, не отводя взгляда от полотна. – И клубника та самая. Ты честный художник.
Ей хотелось его обнять.
Ему хотелось ее зацеловать.
Но…
Она боялась совершить глупость.
У него правило со времен Евы не спать с моделями.
Она боялась с ним переспать и стать одной из многих.
Он думал о том, что у нее есть кто-то, с кем она ходит по выходным в кино.
– Честный художник – это почти тост. Предлагаю отметить окончание картины ужином в кафе, раз уж пекарня закрыта. Я знаю неподалеку отличное место.
Оно действительно оказалось отличным. Аня потом не могла вспомнить, о чем они говорили. Что-то про честность в искусстве, честность в дизайне и всякую другую чушь. Она вообще плохо понимала, что говорит. Он сидел напротив, такой талантливый, умный и красивый, и совсем не похожий на пуделя Артемона, что хотелось сказать то, чего говорить ни в коем случае нельзя. Оставалось нести прекрасную чушь. Во всяком случае Аня надеялась, что она прекрасная.
Вино тоже было прекрасным. Прохладным, белым, пьянящим. Аня поднимала бокал за предстоящую Карелию (оказывается, Артем туда через день улетает), потом за Болгарию, потом за Италию. Тостов набралось много. И форель приготовили выше всяких похвал. А вот кофе подкачал.
– Ты варишь лучше, – сказала она.
Было невыносимо больно заканчивать этот вечер. Знать, что он улетает и это, наверное, уже окончательное прощание.
– Мне пора ловить такси.
Аня взяла телефон и сделала заказ. Машину пришлось ждать минут десять. Они вышли на улицу. Вечер подарил приятную прохладу, около входа стояли вазоны с яркими петуниями, темнеющее небо казалось фиолетовым, голова кружилась от выпитого, а сердце внутри дрожало. Вот и все.
Как они начали целоваться, Аня не помнила. Прямо там, на улице, перед кафе. Единственное, что помнила потом ясно и четко, – сам поцелуй. Его мягкие горячие губы с привкусом кофе, его теплые ладони на своих щеках. Помнила, как обнимала за плечи, как путалась пальцами в отросших волосах. Помнила собственную жадность и отчаянье и его участившееся дыхание.
А вот как садилась в такси – не помнила, и как доехала до дома – тоже.
Утром почему-то было плохо. И стыдно.
Краски смешиваются, превращаются в вино, и оно пенится на моих холстах.
Глава 12
Артем сейчас в Карелии. Там очень красиво. Аня в Карелии никогда не была, но видела фотографии и помнила рассказы знакомых, которые в том краю отдыхали.
Интересно, что он там пишет. Сосны? Озера? Новую девушку? Нет, ну а что? Новое место, новая девушка. У художников должно не иссякать вдохновение.
– Да, конечно, сделаем все, как вы хотите, – елейным голосом проговорила Лена, закатила глаза и отключила телефон.
Фигурист достал всех. Сначала он согласился на получившийся объем книги, потом выяснилось, что описание его жизни и личных претензий тянет почти на «Войну и мир» и надо текст резать. Резать он категорически не хотел. Начали уменьшать шрифт. А теперь этот уменьшенный ранее утвержденный шрифт ему разонравился.
– Книгу будем верстать еще раз, – обрадовала Лена.
– Третий?! – Аня свернула на экране фото с Карелией и уставилась на подругу. – Он что, издевается?
– Он называет это «творческий процесс».
– У меня от него уже глаз дергается, я на эту верстку смотреть не могу.
Лена развела руками. Мол, ничего не поделаешь. Аня подумала, что ей еще повезло, потому что с заказчиком в большинстве случаев общается Лена. Она же принимает основной огонь на себя.
– Ладно, после обеда закончу обложку для сказок и буду переделывать верстку. Но сначала выпью кофе. Чего-то сегодня плохо спала.
Сказать по правде, Аня плохо спала все последние дни, а не только сегодня.
Как глупо получилось в последний раз. Глупо и больно. Он ведь утром написал, и можно было бы придумать какой-нибудь легкий остроумный ответ. У Ани это получалось. И с бывшей любовью, и с немногочисленными ухажерами после. А с Артемом почему-то не получилось. Ну что стоило тогда ответить на его «Привет. Как дела?» непринужденным: «Ты что-то тайно добавил в вино? Я не помню, как оказалась дома. Волшебный напиток, и голова не болит».
Так нет, она долго и мучительно читала его сообщение. Вернее, перечитывала. Думала о том, что вела себя накануне как полная дура, причем дура нетрезвая. Не знала, что ответить, а ответить надо. Ответила.
Артем: Привет. Как дела?
Аня: Привет. Все хорошо. Собираюсь за город.
Артем: Планы на выходные?
Аня: Да.
Это она родителям накануне обещала приехать. Мама говорила, что началась малина.
Артем: Хороших выходных)))
Аня: Спасибо. И тебе. С картиной удачи!
Артем: Спасибо.
Вот и все. Больше ни одной строчки. Да и о чем писать? Не поцелуй же обсуждать? Картину Артем закончил. Сейчас уже пишет что-то новое в Карелии и, наверное, давно забыл про тот вечер. А она вот не может. Все вспоминает поцелуй. Он ей даже пару раз повторялся во сне. Во сне Аня была счастлива. Она помнила эти сны так, будто они были явью. Она помнила свое волнение от прикосновений, и отросшие с легкими завитками на концах волосы под своими пальцами, и легкий лимонный запах кожи. А потом просыпалась, и все исчезало. Появлялось чувство потери. Во сне Артем был ее, а в жизни… в жизни они даже не друзья. Просто пересеклись по совместному делу, а потом разошлись. Такое часто бывает. Смешивать деловое с личным нельзя.
Теперь Аня постоянно смотрит фото Карелии, пытаясь представить, где он сейчас. Да что там представлять – на обложке к сказкам, которую Аня заканчивает, – карельские леса и озеро. Автор – милейшая женщина, пышная, белокожая. Она решила возродить русские сказки и пишет свои истории про Василис и Кощеев, приправляя их доброй порцией юмора. И в общении всегда веселая, доброжелательная. Такие клиенты – подарок. Для нее Аня соорудила с помощью фотошопа терем с резными ставнями среди леса. Почему-то Василиса жила в лесу, как Баба яга. Почему, Аня так и не поняла. Но им, сочинителям, конечно, виднее.
Кофе в столовой внизу оказался привычно горьким. То, что надо. Зато бодрит. Аня выпила его маленькими глотками, а потом поднялась в офис. Осталось определиться с цветом названия книги и отправить варианты сказочнице.
А потом снова садиться за верстку. Однако за то время, что Аня пила кофе, в издательстве произошло событие.
– Ты знаешь, кто сейчас у Татьяны Александровны? – многозначительным тихим голосом спросила Лена.
– Даже не догадываюсь.
– Владимир Ревельский.
– Тот самый?
– Тот самый.
Карелия была прекрасна. Международный слет художников тоже удался. Здесь присутствовали чехи, финны, хорваты, не считая своих – из Пензы и Ярославля, Москвы и Вологды. Это была прекрасная возможность пообщаться, обменяться опытом, посмотреть работы других. Согласно плану, пленэр должен длиться две недели, а потом откроется выставка по его итогам.
Утром после завтрака все участники слета разбредались в разные концы города или ехали за его пределы – искали натуру, а найдя, принимались за эскизы. Карелия – рай для художника, неиссякаемый источник вдохновения. Здесь такие леса! Такие сосны с янтарными стволами, озера, мраморный каньон, деревянное зодчество, а в Петрозаводске – набережная с фонарями и скульптурами. Никаких проблем с идеями и сюжетами – садись и пиши.
Артем садился и писал. Сосны писал, озера, набережную в Петрозаводске. Снова все было не то и не так. Это не кризис и не тупик – он знал точно. Кризис миновал, творческий тупик тоже. Артем отлично видел и чувствовал цвета, желал перенести их на холст и бумагу. Оно переносилось, получалось. Он знал, что кто-то, посмотрев на итог, скажет: «Вау!» А кому-то не понравится, а кто-то позавидует. Кто-то промолчит. Кто-то покритикует.
Ему же было интересно знать, что, увидев этюды, скажет она. Без нее все было не то и не так.
Артем отчаянно скучал по лисе Ане. Если бы тот вечер не закончился так, как закончился, он бы уже точно отправил ей на телефон пару работ, чтобы получить какой-нибудь колкий ответ. Она это умеет. Но Артем все испортил. Зачем он тогда полез целоваться? Ведь видел же, она не в себе. И она ему такой ужасно нравилась, раскрасневшаяся, болтливая, смешливая. Не удержался, в общем. И все испортил.
Ее «Все хорошо. Собираюсь за город» было как холодный душ. Все правильно. Выходные, планы. У нее есть с кем сходить в кино и с кем поехать за город. Они никогда не обсуждали личную жизнь друг друга, так какого черта он полез? Да, на поцелуй она ответила. А кто бы не ответил после столько выпитого?
Зато утром здравомыслие вернулось, поэтому – «собираюсь за город». Артем легко мог себе представить дачу, компанию, шашлыки. У художников с воображением вообще проблем нет.