– Все хотел тебя спросить, как дела у этого… ДекARTа.
Не дает покоя новость, Вася?
– Я вот никак не могу понять, почему таких берут в галереи. Ведь это же фуфло. Ты это понимаешь, я это понимаю…
Словно в ответ на слова Гранатова, у Артема зазвонил телефон.
– Привет, Егор.
– Привет. Как дела?
– Все еще в Карелии. А ты чего хотел?
– Да понимаешь… – Егор замялся. – Странно все это. Ну… про галерею. На меня никто так и не вышел, а я картину закончил.
– Это отличная новость. Я вернусь, посмотрю.
– Да там такая ситуация… – Егор снова замялся. – Короче, она идет с подсветкой. Я был в галерее. Подходящие розетки есть только в зале инсталляций, поэтому ее надо в зал инсталляций, а не живописи. Это возможно?
– Я думаю, да.
Егор волновался, Артем чувствовал это даже на расстоянии. Парень до конца не верил, что Ангелина возьмет его работу. На месте Егора Артем тоже бы не верил.
– Ты результатом доволен?
– Вроде да, неплохо. И Вике понравилось, – голос звучал осторожно и не очень уверенно.
– Ну и отлично. Я скоро вернусь и гляну.
– Спасибо! – на том конце явно испытали облегчение.
– До встречи.
Артем положил трубку и вернулся к блинам.
– Судя по последним новостям, – ответил он Гранатову, – работу ДекARTа разместят в зале инсталляций. И признаюсь, мне очень любопытно взглянуть, что он там придумал. Фуфла много, согласен. Но давай честно – Егор очень талантливый.
Зависть прочих художников всегда служила мне термометром успеха.
Глава 13
Вике казалось, что она просыпается. Снова начинает ощущать этот мир, жизнь, шум города и людей рядом.
«Роки» был ее скорлупой, в которую Вика спряталась, уверяя себя, что, работая в баре, – кидает вызов самой себе. Может, оно и так. Но только по-настоящему полнота жизни возвращалась к ней именно сейчас.
С Егором у них катастрофически не совпадали расписания. Но каждый вечер он ее провожал до дома. И не важно, что добирались они в ее стареньком автомобиле. Зато перед работой Вика успевала заскочить к Егору и что-нибудь приготовить. Часто его не было – он или давал уроки, или ездил сдавать свои «туристические акварели» на продажу. Но иногда Вика Егора заставала. Он работал. Доделывал свое ущелье, монтировал лампочки, что-то сосредоточенно подправлял в рисунке, сдвинув брови. От этого у него на лбу образовывалась складка. И Вика, боясь помешать, уходила на кухню.
Егор – не Род. Егор другой. И он – друг. Странно было думать об этом парне как о друге.
Вообще, о художниках Вика думала примерно так же, как и о музыкантах. Квартирники, богема, спиртное, беспорядочная жизнь. А этот ведет… порядочную. Его даже на мастер-классах подкармливают. А рисует вон как – авангард отдыхает.
Вике часто хотелось его поцеловать. Просто так – подойти, обнять со спины и поцеловать. Когда-то она такое могла проделать без раздумий. А сейчас – трудно. После Рода все трудно. Предложить поехать вместе в галерею Вике тоже было непросто. Но она это сделала.
Место, конечно, оказалось пафосное – мама не горюй. Если бы Вике предстояло выставиться в таком, она бы тоже немного струсила. Надо же соответствовать. Они долго ходили по залам. Сначала Егор искал розетки и осматривал залы с точки зрения возможности размещения своего творения. А потом начал просто разглядывать работы. И взгляд его сразу же изменился, в нем появилось что-то такое… Мимо одних картин Егор проходил, перед другими задерживался и читал названия. А некоторые заставляли его останавливаться. И тогда Егор долго рассматривал полотно, отходил подальше, потом приближался, слегка щурился, пару работ даже щелкнул на телефон. Что в них особенного, Вика так и не поняла.
– В одной необычно построена композиция, в другой классное цветовое решение, – ответил Егор, когда она спросила позже.
– Ясно, – Вика решила пока не углубляться в данный вопрос, хотя ей было очень интересно узнать про построение композиции. – А что у тебя с этими вопросами?
– Надеюсь, тоже неплохо.
Вика возвращалась, и помогал ей в этом Егор. Однажды вечером, когда в баре было совсем немного народа, она открыла телефон, вошла в Сеть и нашла свой давно забытый канал. Когда-то, в эпоху Рода, Вика была успешным блогером и вела два канала. Один как пиар-специалист группы, там она писала все, связанное с «Ионовыми снами», загружала интервью, публиковала новости, делилась фотографиями, которые тут же дублировала в инстаграме и соцсетях. Но был и другой канал, на котором Вика писала то, что хотела: начиная от моды и заканчивая угрозой глобального потепления. Этот канал она рассматривала как тренажер, поле тренировок для будущего журналиста. Со временем он стал успешным и даже начал составлять конкуренцию музыкальному. Роду это не нравилось, он злился, говорил, что Вика впустую тратит время на «всякую хрень».
Вот уже больше двадцати двух месяцев канал молчал. Пора его реанимировать, а заодно и посмотреть, сколько людей осталось в подписчиках и сколько из них активных.
В баре было непривычно тихо. Такие дни можно сосчитать по пальцам. Поздний вечер, за окном дождь. Люди, наверное, сидят по домам. Вика обвела взглядом зал с двумя занятыми столиками и начала набирать текст: «Сколько цветов у неба? А у облаков? Вы точно уверены, что облака белые? Я вот уже нет. Совершенно случайно недавно посетила мастер-класс…»
Перед самым закрытием, как раз когда Вика выложила готовую статью в Сеть, появился Егор в мокрой ветровке. Он пришел за ней. И сразу стало радостно и тепло. Нет, он не Род. Никогда им не был и не будет. Вике хотелось в это верить. А творчество… творчество бывает разным. Как и творческие люди.
Вика улыбнулась и спросила:
– Кофе будешь?
– Буду.
Вика готовила американо без добавления сливок и сахара, зная, что Егор сидит за стойкой и смотрит, как она это делает. Привычно шумела кофемашина, из динамиков тихо доносилась старая рок-баллада группы «Скорпионс». Все было прекрасно.
Когда через полчаса они покинули бар и сели в машину, Вика взяла курс на дом Егора.
Машина остановилась перед его подъездом. Егор некоторое время сидел молча, а потом спросил:
– Ты уверена?
– Разве девушек об этом спрашивают?
– Наверное. Нет. Не знаю… Черт… – он потянулся к ней, обнял ладонями лицо и коротко, но крепко поцеловал. А потом сказал: – Пойдем.
И вышел из машины в моросящий дождь. Всю дорогу до двери Егор говорил себе, что будет нежным, терпеливым, внимательным, ведь она наконец решилась, она готова, и он просто обязан ничего не испортить. Весь этот короткий путь он думал о том, каким аккуратным должно быть то, что сейчас произойдет, но… Лишь только Егор открыл дверь и щелкнул выключателем, лишь только Вика переступила порог – правильные мысли и правильные планы куда-то делись. У обоих были мокрые, с каплями дождя лица. Вика начала стирать эти капли с его щек губами, он обнял ее крепко и, задыхаясь от желания, потащил в комнату, где стоял старый продавленный диван. На этом диване сегодня днем Егор разложил сохнуть свежие акварели. Акварели полетели на пол. Туда же полетела одежда.
Квартиру освещала только лампочка в коридоре, но этого было достаточно.
Егор стянул с Вики футболку и коснулся рукой спины, ощущая под пальцами неровность кожи – шрам. Ущелье. Через которое он так долго и упорно проходил. До сих пор продолжает идти. А потом потянул Вику на себя, и оба упали на диван, жадно целуясь. Оказалось, что она смелая. Оказалось, что она страстная и порывистая. Он об этом знал. Он же рисовал ее портреты, он видел ее жесты и взгляд, которым она может окинуть посетителя и ответить, ничего не произнося вслух. Оказалось, что на вкус она – шоколад с перцем. И губы горели, обжигаясь.
– Я хочу, – прошептала Вика ему в ухо.
Егор ничего не соображал и не понимал. Ничего, кроме того, что тоже хочет.
Как не свалились, переворачиваясь, – непонятно. Но удержались. И Вика, обняв его ногами, приняла в себя. И потом дышала часто-часто, и вскрикнула, не выпуская, не расплетая рук и ног. Он тоже вскрикнул. Так ему показалось. Или это снова она? Или…
Егор лежал на Вике, тяжело дыша ей в шею. Там тоже пахло шоколадом и перцем. И чуть-чуть дождем. А она медленно гладила его голову с коротким ежиком волос. Не хотелось ни двигаться, ни говорить. Поэтому он просто касался губами шеи, целуя. Это, в общем-то, с чего он должен был начинать. Егор целовал и не знал, что сказать.
А ее руки уже спустились на плечи и спину. Когда женские руки так тебя гладят, значит, все неплохо. Значит, хоть ты и повел себя как нетерпеливый дурак, не испортил все окончательно.
Егор поднял голову и посмотрел на Вику.
– Я разложу диван.
– Вовремя ты об этом вспомнил, – она улыбалась.
И он раскладывал диван, а она поднимала с пола разбросанную одежду, а потом остановилась с охапкой бумаг в руках.
– Кажется, мы повредили твои рисунки.
Егор глянул на слегка смазанные акварели. Ответил:
– Не важно, этого добра я еще нарисую.
А ночью она кричала.
Вике снова снился Род, и как она бежит, и путь этот бесконечный, а он приближается, шаги все громче, все отчетливей. Не спастись. Страх переходит в ужас, она кричит, кричит, кричит…
– Не-е-ет!
Кричит, захлебываясь в слезах. Кричит, понимая, что выхода нет, что она не успевает открыть дверь, до которой наконец добралась, кричит, обернувшись и увидев нож.
– Вика, Вика, все хорошо, девочка, – раздается рядом.
И чьи-то руки ее обнимают. Она не знает чьи. Но Род вдруг останавливается.
– Все хорошо, я здесь.
А Вика не может пошевелиться. Она смотрит на Рода, который замер в нерешительности.
– Нет, – шепчет, всхлипывая.
– Открой глаза, – раздается рядом.
Вике кажется, что эти обнимающие руки ее куда-то поднимают. Теплые, сильные, очень добрые руки.