После завершения вечера Артем довез ее до дома. Правда, из машины они не выходили долго – целовались. Все это снова казалось сном. И, наверное, именно из-за того, что она знала – скоро просыпаться, – Аня боялась не успеть нацеловаться. Они целовались, как подростки – жадно, торопливо, будто в следующий момент их позовут по домам, и все закончится.
А дома были родители, которые приехали вечером, чтобы успеть подготовиться и не опоздать в субботу на юбилей тети.
– Мне пора, – прошептала Аня.
– Я завтра за тобой заеду.
– Зачем?
– Меня, помнится, пригласили на юбилей.
Аня закрыла ладонью рот, чтобы не рассмеяться. Настолько это все казалось нереальным.
А он действительно за ней заехал. И пришлось представлять Артема родителям и рассказать, что это тот самый художник, и что картина из Крыма имела успех в Италии, и что ее купил коллекционер из Франции. Все это, в отличие от Риммы Марковны, произвело огромное впечатление на ее родителей. На юбилей они успели вовремя, вручили подарки – родители денежный, Артем – небольшой карельский пейзаж, потом сели на отведенные им места за столом, внимательно выслушали вступительную речь тамады, поздравления от гороно (зачитанные тамадой же), завуча (который присутствовал здесь же), посмотрели видеоролик от коллег. В общем, все было чинно, благородно и торжественно. Через два часа, когда самое веселье только началось, они сбежали, сославшись на важную встречу в Доме художника у Артема. Римма Марковна милостиво приняла данное объяснение. Они сбежали, как школьники с урока, и чувствовали себя счастливыми и свободными под дождем, который снова начал лить. А до машины надо было еще добраться. Добрались мокрые и смеющиеся, вспоминающие сканирующий взгляд тетушки и ее слова: «Очень неплохо», когда она принимала пейзаж.
Артем отвез Аню в мастерскую согреться и выпить кофе. Аня не была там с лета. Все казалось знакомым и немного другим. За окном темно и стучит дождь, в мастерской горит свет, актриса с картины кажется старой знакомой, а на мольбертах стоят другие работы. Новые. Аня неспешно их обходила, рассматривала. Там была его жизнь после нее. Леса, озера, римские пейзажи. Ни одного женского портрета. И без того замечательный день стал во много раз лучше. После нее Артем не писал женщин. Аня повесила мокрый плащ на вешалку при входе, оставшись в платье, и все никак почему-то не могла согреться, бродила по мастерской, обнимала себя руками.
– Все-таки хит этого лета – самовар, – вынесла она вердикт.
– Я делал ставку именно на него. Замерзла?
– Немного.
– У меня где-то здесь был свитер.
Пока Артем искал свитер, кофе сбежал, и варить второй показалось лишним. Свитер он тоже не нашел, решил обнять, и все сразу стало ясно и понятно.
За окном темно и дождь, в мастерской холодно и запах убежавшего кофе, а двое, обнявшись, стоят и не хотят расставаться.
– Свитера здесь нет.
– Досадно.
И тогда он повел ее за собой. Оказалось, что в конце мастерской, около импровизированной кухни, есть дверь, которая ведет наверх. Аня эту дверь видела, но всегда думала, что за ней другая комната, а не лестница. Так Аня узнала о существовании квартиры, но разглядела ее гораздо позже. Потому что в тот момент было не до того. Играть казалось бессмысленным, отказываться от желаемого – глупостью. И впереди был целый вечер и целая ночь. И кофе после. Которое они пили в полночь. Ане казалось, что так и должно быть.
Все время хотелось целоваться, словно наверстывать пропущенные летние дни в разлуке, все время хотелось друг друга касаться, переплетать руки и почему-то смеяться.
В любви Артем был абсолютно раскрепощенным, свободным и внимательным, она полностью доверилась ему, и это было прекрасно.
Да, все именно так и должно быть. Аню не покидало чувство… уюта. Они сидели вдвоем на кровати, между ними поднос с чашками кофе и коробка марципанов.
– Откуда у тебя марципаны?
– В Италии купил. Настоящие, сицилийские.
Они были в виде маленьких раскрашенных фруктов – яблок, груш, апельсинов.
Артем и марципаны почему-то никак не вязались вместе. Но сидеть с ним на кровати и пить кофе в полночь казалось чудесным. Аня делала маленькие глотки и разглядывала Артема – его плечи, ключицы, руки. Хотелось снова все это целовать, как полчаса назад, хотелось чувствовать его прикосновения и слышать шепот у самого уха. Шепот, от которого мурашки разбегались по всему телу.
– Я буду называть тебя лисицей.
– Потому что рыжая?
– Потому что хитрая.
И ей хотелось быть хитрой, хотелось закружить – задурить ему голову так, чтобы насовсем. Но разве так бывает?
Казалось, что после кофе в полночь уснуть невозможно, а они уснули, удобно устроившись рядом. Она проснулась утром первой и лежала, боясь пошевелиться. Лежала на спине, прислонив голову к его плечу, разглядывая потолок и слушая тихое размеренное дыхание Артема. Она хотела сказать ему: «Спасибо». За то, что вот так, а не в мастерской. Если бы все случилось в мастерской, Аня потом обязательно бы думала о том, сколько женщин у него там было до нее, со сколькими он… и она – всего лишь одна из…
А здесь была очень личная территория. Это она поняла еще вчера, когда ходила в душ и сидела на кухне, перед тем как унести поднос в спальню. Здесь она не была одной из…
– О чем думаешь?
Оказывается, Артем уже проснулся.
– О завтраке. У нас же будет завтрак?
У них был завтрак. Первый из череды других, не менее прекрасных. У них были пятницы и субботы, и даже порой среды. Очень многое зависело от его расписания жизни. Больше всего Аня любила субботы. Потому что по субботам он всегда готовил кофе, а она бегала на улицу во французскую пекарню за булочками. Там же она покупала малиновый и абрикосовый джемы в маленьких пузатых баночках и, довольная, возвращалась с холодной улицы в теплую уютную квартиру.
Квартира Артема была небольшой, и в ней отсутствовали лишние предметы, пространство было максимально расчищено. Превалировала песочно-коричневая гамма. Светлые стены, бежевые шторы, кофейные кресла и диван, мягкий светлый ковер в центре гостиной. Личное пространство, куда забралась хитрая лисица по имени Аня.
«Я влюблена в тебя по уши, – думала она. – И не знаю, что с этим делать».
Оставалось сидеть на широком подоконнике, пить чай и смотреть на город. Она пока не думала о будущем, она жила настоящим. Будущее так туманно и непонятно. А настоящее похоже на сказку. Сказку о любви. Где есть вечера с бокалом красного вина, виноградом, сыром и обсуждением новых картин и обложек. Ей были интересны его новые работы, ему – ее новые заказы и идеи оформления книг.
Однажды ночью, отвечая на поцелуй и уже смело зарываясь пальцами в его густые, чуть вьющиеся волосы, она прошептала:
– Тёма…
Вырвалось само. И сердце затопила нежность.
– Что?
– Ничего…
А потом стало совсем не до разговоров.
Наверное, она и вправду лисица. А он ее поймал и приручил. И что будет дальше, Аня не знала.
Знала только, что это ее самая счастливая осень.
Вика действительно серьезно думала о том, чтобы перейти на работу в караоке-бар. Он закрывается раньше, а Вика больше не боялась засыпать. Теперь не надо было работать так, чтобы ближе к утру устало падать в кровать, теперь рядом был Егор, который после каждого кошмара крепко прижимал Вику к себе и рассказывал, как на следующий год они обязательно рванут на море, снимут угол у толстой, шумной хозяйки и будут пробираться в свою комнату после ночного купания, оставляя на полу лужи.
– Тогда дом должен быть на самом берегу.
– Мы такой найдем.
Вика слушала рассказы Егора и верила в них. Ждала будущего года и море. Очень любила слово «мы». Вика больше не хотела проводить ночи в «Роки» за барной стойкой, но и поменять кардинально жизнь пока не была готова. Жизнь менялась сама, плавно и неторопливо. Куда она выведет дальше? Неизвестно, но очень интересно.
Вика продолжала вести свой блог «Искусственная жизнь». Статья про Пересвистова вызвала реакцию. Критик ее прочитал и разразился в ответ публикацией о том, как ничего не смыслящие в живописи люди без соответствующего образования высказывают свои дилетантские взгляды на жизнь. Это была настоящая дуэль. Вика в одной из публикаций парировала, написав, что давно известно – искусство принадлежит народу, а не горстке избранных. Лично она – народ, и потом предложила Пересвистову выбрать неизвестную картину любого молодого автора, на которую они одновременно выложат в Сеть свои отзывы. Ведь любопытно сравнить, кто что увидит. Как ни странно, Пересвистов предложение принял.
Количество подписчиков моментально взлетело у обоих. Читатели развлекались, наблюдая за развернувшейся дуэлью. Вика наслаждалась, снова вернувшись к журналистике. Пусть и в такой форме.
В один из дней, когда «Роки» только открыл двери для посетителей и за барной стойкой сидел лишь Валя, а Вика привычно готовила ему американо, подвернулся удачный момент для разговора.
– Послушай, – сказала она, поставив перед Валей чашку, – я собираюсь уходить из «Роки».
Он не ожидал такой новости, даже не донес кофе до рта, вернул чашку на блюдце.
– Но профессию менять пока не планирую, – продолжила Вика. – Если вы еще никого не нашли для караоке… – она многозначительно посмотрела на своего собеседника.
– Чем тебя не устраивает работа здесь? – Валя все-таки сделал глоток.
– Режимом. Слишком поздно заканчивается. Я устала.
– Это все твой парень, да? Надоело встречать? Устраивает разборки?
– Нет, – Вика улыбнулась и отрицательно покачала головой. – Егор ни при чем. Я действительно больше не хочу заниматься ночной работой… и каждый вечер видеть перед собой нетрезвых мужиков.
– Думаешь, там нетрезвых будет меньше?
– Может, и не меньше. Но это другое. Туда могут приходить компаниями, семьями… Другая обстановка, понимаешь? И я домой при хорошем раскладе буду возвращаться до полуночи. Для меня это важно, Валя.