– Ладно, – вздохнул он. – Я поговорю с братом.
– Спасибо! – Вика перегнулась через стойку и звонко поцеловала рокера в щеку.
Он снова ее рисовал. В темно-зеленом свитере крупной вязки и с собранными в узел волосами. Его лисица. Она сидела на подоконнике в мастерской и держала в руке яблоко.
Сидящей в квартире этажом выше Артему она нравилась больше – в тонкой рубашке с голыми ногами и рассыпанными по плечам волосами. Но это он изобразит позже и пастелью. Это слишком личное, а сейчас просто женщина и город за окном. А в городе уже совсем голые деревья и предзимняя промозглость. Артем торопился, боялся потерять свет. Свет в ноябре – редкость.
– Откусить кусочек точно нельзя? Я потом поверну яблоко так, что видно не будет.
– Давай я тебе другое дам.
– Я хочу это.
– Капризничаешь?
– Я где-то читала, что натурщицы у гениев часто бывали капризными. Решила попробовать. Лучше поздно, чем никогда.
– Это у гениев.
– Ну вот, тебе тоже пора начинать становиться гением.
Как было ее не любить? На днях Аня принесла книжку. Очерки и эссе Владимира Ревельского. Читала вслух, запивая прозу красным вином.
– Послушай… Мне потом долго вспоминалась эта поездка, купе в СВ и задумчивый женский профиль. Мы встречаем на своем пути множество людей, но наиболее откровенны бываем с незнакомцами. Они сойдут на остановке, отправятся в свою жизнь и унесут наши тайны. Мы же уйдем с их тайнами. Так и бродим все по земле хранителями чужих секретов.
– Философ.
– Не без этого. Ты много чужих тайн носишь?
– Никогда об этом не задумывался, – немного слукавил Артем.
Тайны он хранить умел и знал их немало.
Аня снова пригубила вино и перевернула страницу. Дочитать Артем не дал. Книга так и осталась лежать на столе вместе с виноградом и недопитым вином. Отличный натюрморт, между прочим. Но как-нибудь в другой раз, а тогда хотелось целовать мягкие теплые губы и ощущать их винный привкус. Он ее поймал, эту лисицу.
От воспоминаний отвлекло неожиданное заявление.
– Осенью самые вкусные пироги – яблочные.
– Да? И почему мы их не едим?
– Потому что ты яблоки используешь как предмет для картин, а не для кулинарии.
– Я готов пересмотреть свои взгляды.
Он очень торопился, поэтому мазки получались крупные, резкие.
– Поверни голову чуть к окну… да, вот так… отлично…
А потом раздался звонок в дверь. Кто это мог быть? Серж уехал на неделю на Мальдивы. Егор? Но он всегда звонит, договаривается о встрече заранее.
Артем отложил палитру и кисти, пошел открывать дверь. На пороге стояла Ева.
– Не ждал?
– Нет. Проходи.
– Работаешь?
Она вошла, начала расстегивать пуговицы на легкой дубленке, а потом увидела Аню и понимающе усмехнулась:
– Все еще она?
Артем молча принял дубленку и повесил ее на вешалку. Ева прошлась по студии:
– Как давно я здесь не была. Почти ничего не изменилось.
С Аней Ева не поздоровалась. Сидеть на подоконнике дальше казалось глупо, и Аня опустила ноги вниз.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала она.
Весь этот день с редким ноябрьским солнцем и яблоками вдруг померк. Мастерская наполнилась тяжелым запахом дорогих женских духов.
«Правильно, милочка, здесь тебе не место», – говорил взгляд Евы.
И сама гостья вела себя в мастерской по-хозяйски. Ане стало холодно, так, как когда они сбежали с тетиного юбилея. Только теперь Артем не будет варить кофе и искать свой старый свитер. Аня покинула бы мастерскую через входную дверь, не хотелось никому ничего демонстрировать, соревноваться в женском влиянии. Но ее верхняя одежда осталась в квартире, поэтому она направилась к двери, ведущей на лестницу.
– Подожди.
Артем подошел, вложил в ее ладонь яблоко и поцеловал в губы.
– Я скоро буду. За тобой яблочный пирог.
Конечно… конечно, пирог будет… но как же больно делить тебя с другой. Я ревную…
Аня ушла и оставила их вдвоем.
– Помнится, в квартиру ты пускал только меня, – сказала Ева, когда дверь закрылась. – У тебя с ней все так серьезно?
– Не думаю, что должен отвечать на этот вопрос.
– Разумеется. Я закурю?
И, не дождавшись разрешения, она вынула из сумки сигареты и зажигалку. Выглядела Ева плохо. Одежда, прическа, макияж – все безупречно, но это не спасало.
– Какими судьбами?
– Осенние каникулы. Я обещала сыну Москву, вот, прилетели на пару дней. Он тут в игровом клубе неподалеку, осваивает виртуальную реальность, а я решила заглянуть к тебе.
Ева глубоко затянулась, а потом выпустила дым, который белым туманом скрыл на мгновенье ее лицо.
– Глеб был против английской школы, я смирилась.
Наверное, надо было сыграть роль радушного хозяина, но Артем просто стоял и смотрел на женщину, о которой думал много лет, желал ее, мучился. И вот теперь она стоит перед ним – абсолютно чужая.
– Как Глеб?
– Как всегда. Занят виноделием. И у него получается.
– Это же хорошо.
– Да, хорошо.
Она закончила курить и затушила сигарету о пустую палитру. Все-таки надо предложить ей что-то выпить.
– Хочешь коньяк?
– Хочу.
Пока Артем доставал бутылку, Ева еще раз прошлась по мастерской.
– Отличные этюды, просто отличные. Мне всегда казалось, что ты недооцениваешь себя. Знаешь, я соврала, я помню, когда была здесь в последний раз.
Он тоже помнил. Они были втроем. Он, Ева и Ники. Ники привез свою новую картину, говорил о том, что скоро в Праге откроется его персональная выставка. Был счастливым и несчастным одновременно. Он сгорал от страсти к Еве, а она этим питалась. Артему было больно на все это смотреть, он жалел Ники и, наверное, уже тогда начинал ненавидеть Еву. Она, как всегда, вовремя ускользнула, а они напились на пару так, что утром было плохо.
– Тогда был жив Ники, – Артем протянул наполненный бокал.
– Да… – Ева залпом выпила коньяк. – Я очень хотела тебя увидеть. Моя жизнь складывается так, что… Может, в следующий раз нескоро получится встретиться.
Ее лицо вдруг стало маленьким и сморщенным, совсем несчастным. Ева на секунду закрыла его ладонью, а потом отняла руку и снова стала собой.
– Не надо меня жалеть. Знаю, что во многом виновата сама. Развод, наверное, все же будет. Глеб… он совсем отдалился. И я очень рада, что сын с нами. Если бы он уехал в Англию, я бы с ума сошла.
– Может, все еще наладится, – произнес Артем дежурную фразу.
Она ему самому показалась фальшивой. А Ева грустно улыбнулась:
– Никто в это не верит. Никто. Налей еще, – и протянула пустой бокал.
Они молча пили коньяк. И это было близкое теплое молчание. Впервые за долгое время Артему стало Еву жалко. По-настоящему. Совершенно одинокая и потерянная. Как она живет после гибели Ники? Как носит это в себе? Прародительница Ева, разрушительница мужских судеб.
– Мне пора, – сказала она, выкурив вторую сигарету. – Рада была повидаться.
Артем подал ей дубленку. Их руки соприкоснулись, и оба замерли. А потом она улыбнулась, потянулась, коротко и крепко поцеловала его в губы.
– Ну, вот и все. Прощай.
Он потом еще долго стоял и смотрел на закрывшуюся дверь. Если бы не стойкий аромат духов, два окурка и бокалы из-под коньяка, Артем подумал бы, что этот визит ему привиделся.
Вечером он позвонил Глебу:
– Ко мне заходила Ева. Она очень плохо выглядит.
– Я знаю.
Они помолчали.
– А что с «Парусником»? – поинтересовался Артем.
– Я этот вопрос решаю. И надеюсь, что решу.
Голос Глеба звучал устало и слегка напряженно. Артем не стал расспрашивать дальше.
Лишь произнес:
– Ты можешь на меня рассчитывать.
И пошел угощаться яблочным пирогом. Пирог был замечательный, а в глазах лисицы таилась грусть, которую не удалось развеять даже поцелуем.
Единственное мое оружие – это кисть и карандаш. Другим не владею.
Глава 17
Ангелина листала каталог предстоящего аукциона. Он получился достойный. В этом году для торгов удалось получить несколько по-настоящему ценных лотов. Интересно будет наблюдать, как за них через три недели развернется борьба.
Взгляд Ангелины остановился на «Паруснике» Сологуба. Второе название картины – «Уплывающая мечта». Вокруг нее уже начал создаваться ажиотаж. Оно и понятно – последняя работа безвременно ушедшего талантливого художника. Да, наличие таких предметов искусства для торгов повысит статус аукциона. Ангелина мечтала стать фигурой значительно более крупной, чем просто владелица модной галереи. У нее для этого было все: желание, ум, трудоспособность, воля, связи и знание предмета. Ангелина перевернула страницу. Рыжеволосая женщина в профиль. Пастель Артема Вольского. И, кажется, именно она была на открытии выставки. Неужели наш свободный художник попался? Забавно. Представить себе Вольского, связанного серьезными отношениями, было проблематично. Он одиночка. Женщины в его жизни мелькали, не задерживаясь. А уж эта… в платье в горошек… смешно.
Ангелина закрыла каталог и отложила его в сторону. Хорошее собрание для аукциона. Почти все альбомы уже были направлены коллекционерам, постоянным участникам аукциона и музеям. Почти от всех пришло подтверждение об участии, по некоторым лотам поступили уточняющие вопросы. Ангелина почувствовала знакомое возбуждение. У нее всегда такое было перед открытием интересной выставки и перед ежегодным рождественским аукционом. Добрый знак.
Она потянулась к планшету. Что там пишет Вик-Пик?
Еще совсем недавно Ангелина не подозревала о существовании этого блогера, но благодаря смелому ответу Пересвистову и тому, к чему все это привело, девушка вызывала интерес. В том, что за псевдонимом Вик-Пик находится молодая особа, Ангелина не сомневалась. Азарт, смелость, напористость и некоторая в хорошем смысле наивность говорили сами за себя. Но что самое удивительное – Пересвистов повелся. Этот постоянно занятый самолюбованием индюк, этот знаток искусства принял предложение Вик-Пик, и вчера должны были появиться одновременные статьи-отзывы на картину, показанную в блоге обоих тремя днями ранее. Картину предложил Пересвистов. И он выбрал один из натюрмортов Вольского, тех самых, за которыми так гонялась Ангелина и намерена была заполучить еще один в случае, если выиграет пари.