– Конечно, ведь иллюстрации не великая живопись! – вспыхнула она. – Это же не масло и холсты, так, гуашь и бумага. Не слишком котируется в вашем мире?
– Каком мире? – Артем, казалось, был огорошен. Аккуратно поставил стакан с соком, который держал в руках, на стол.
– В мире настоящих живописцев, крутых пацанов.
– Аня, ты несешь чушь.
Да, она несла чушь, и сама это чувствовала, но остановиться уже не могла. Естественно, дело было вовсе не в иллюстраторах, а в собственных переживаниях.
Ты меня любишь? Хоть чуть-чуть? Или просто хорошо проводишь время? Я тебе нужна? По-настоящему? Я запуталась. Я ничего не понимаю. Я думала, что смогу принять легкие отношения. Как это называется? Для здоровья. А оказалось, что нет. Обними меня. Просто обними!
– Правда? Чушь? Ты хоть раз работал иллюстратором?
– Давно, еще студентом. Ань, давай закроем эту тему. Гениальными иллюстраторами были Бенуа и Бакст, и ты прекрасно об этом знаешь сама. Не вижу смысла спорить.
Он потушил эту ссору, но облегчения Аня не ощутила. Она была недовольна собой, своей невоздержанностью и тем, что Артема все устраивает в этих легких отношениях.
Аня чувствовала, что начинает отдаляться. Ей хотелось рассказывать ему обо всем, делиться важным и сокровенным, но вопрос: «Ему это надо? Ему это интересно?» останавливал. Аня начала закрываться. И, памятуя об иллюстраторах, решила больше не рассказывать о работе и серьезном государственном заказе, приуроченном к юбилею одного из старейших московских вузов. Подарочное издание «Летопись института» с архивом старых фотографий, портретами и биографиями выдающихся преподавателей и известных выпускников. Воспоминания, документы, планы на будущее. Объем шестьсот двадцать страниц и жесткие сроки сдачи. Аня последние три дня только что не ночевала в издательстве. Добиралась домой уставшая, падала в кровать, а перед глазами – колонки текста. Там перенос слов неправильный, тут фотография съехала, а на странице номер двести пятнадцать замена портрета профессора – нашли более удачный.
Жалко себя было ужасно.
Лена после шести летела на свидание к своему кавалеру, а Аня… Аня сидела с версткой, чувствовала себя несчастной, одинокой и заболевающей. Голова раскалывалась, с носа капало, очень хотелось спать.
А потом он позвонил.
И все изменилось. Аня позже не раз думала о том, как всего один шаг может изменить всю жизнь. Кажется, мелочь, но, если ее не сделать – потери будут огромные. Может быть, даже невосполнимые.
Артем приехал и отвез ее к себе. Ане было так плохо, что она даже не сопротивлялась. Сил хватило только подняться на второй этаж, разуться, снять куртку и добраться до дивана.
Все остальное она помнила смутно. Как он трогал ее лоб, давал градусник, разводил терафлю и говорил, что завтра на работу она не пойдет.
– Я не могу. У нас важный заказ. Сначала я его должна сдать, а уже потом не пойти.
Но самым главным было не это. Самым главным было то, что он за ней приехал и отвез к себе.
И то, что уснула она в его кровати и проснулась не от будильника, а потому что выспалась. Проспала! Опоздала на работу!
Пришлось звонить, рассказывать про тридцать семь и два и обещать подъехать к половине одиннадцатого.
Артем рядом только качал головой, но все же отвез ее в офис. И даже тридцать семь и два не смогли ухудшить настроения. Потому что он отвез, а вечером заберет и сказал, что, если будет хуже – сразу ему звонить.
Впервые Аня чувствовала, что она – его. По-настоящему, так, как это должно было быть в ее понимании.
А за ночь нападал снег, и деревья стояли белые, и дороги не везде чищены. Зато город казался нарядным, грязь и слякоть спрятались под чистым покровом. И Аня вдруг поняла, что сегодня первое декабря.
– С первым днем зимы, – сказала она, поправляя шарф.
– Скажи, он действительно такой хороший писатель?
– Кто?
– Этот твой Ревельский.
– Владимир? – Аня задумалась. При чем тут Ревельский? – Вообще, один из самых читаемых сейчас. Во всяком случае, он пишет вдумчиво, грамотно, и в его прозе присутствует мысль.
– Мне он показался псевдофилософом.
– Ты что, читал мою книгу? – она повернула голову и посмотрела на Артема.
– Я? Нет. Но ты же что-то вслух цитировала.
– А-а-а…
И она снова отвернулась к окну, за которым улица, дома, уже нарядные витрины и снег, снег, снег…
Я же ведь по-настоящему твоя, правда? К чужим так не относятся.
– Ровно в шесть я за тобой заеду. И вот, возьми, – он протянул ей целлофановый пакет.
– Что там?
– Терафлю, капли и салфетки.
– Набор пенсионерки, короче. Можно было бы подойти к вопросу более креативно.
– Я учту, – пообещал Артем. – Сейчас заверну на рынок, куплю чеснок и хрен.
– Как насчет меда и лимона?
– Это бонус для тех, кто хорошо себя ведет, лисица.
Егор показал свои наработки Марку Траубу, рассказал про идеи с ветками и про то, как все это можно обыграть с помощью света. Показал эскизы стульев и стола.
– Было бы неплохо, – заметил режиссер, – если бы это был стол-трансформер. Сначала стол, потом трон, потом кровать. Подумайте. Мне хочется, чтобы предметов было не очень много, но все они были функциональными. Этот спектакль очень важен для меня. Все-таки Шекспир. Летом наш театр планирует гастроли по городам, в том числе малым, провинциальным. Сами понимаете, сложные декорации перевозить очень накладно. Хочется, чтобы было компактно, но классно. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – кивнул Егор.
– А идея с ветками и строгой готикой мебели мне нравится. Дорабатывайте.
Егор дорабатывал. Всю голову сломал над столом-трансформером, советовался со знающими людьми. Сначала надо было понять механизм, а уже потом думать над внешним видом. Работа в театре его увлекла. Егор старался как можно чаще заглядывать на репетиции, чтобы удерживать, не терять атмосферу зарождающегося спектакля, искал, щупал, рисовал.
Пару раз чуть не забыл о мастер-классах и влетал в студию к своим ученицам с пятиминутным опозданием. Потом извинялся, ссылаясь на транспорт, и по ходу извинений быстро соображал, что они сегодня будут рисовать. Еще две-три таких оплошности, и руководство студии укажет Егору на дверь.
Но в этот день он пришел вовремя и даже подготовился к уроку. Самое начало декабря, за окном легкий снег, который на земле почти сразу превращается в лужи. И пробирающийся за воротник ветер.
Егор пришел с узловатыми ветками тополя. Скрепил альбомный лист так, чтобы он напоминал цилиндр, и поставил внутрь ветки. Минимализм. А на белой стене при электрическом освещении отражались тени этих голых узловатых прутьев. Красиво. Если разглядеть. И да… вот эти тени… Может, использовать данный эффект в декорациях?
Завсегдатаи студии усердно трудились, пытаясь передать орнамент, который создали переплетенные ветки, найти разницу между белой стеной и белым бумажным цилиндром, определиться с ближним и дальним планами. Почти у всех получалось справиться с задачей гораздо лучше, чем еще полгода назад. Наверное, Егор все же неплохой преподаватель. Сам он передвигался по залу, разглядывал то, что получается, подсказывал и шел дальше.
Через полтора часа урок закончился. Задача оказалась непростой.
– Мы продолжим писать этот натюрморт на следующем занятии, – сказал Егор.
И тут его одарили очередным домашним печеньем. В виде звездочек и сердечек. Видимо, джинсы, утепленные кроссовки и коричневый свитер с высоким горлом все же сигнализировали женщинам о бесприютности его жизни. И ничего с этим не поделать. Только смириться. Егор даже уже не стал протестовать, просто поблагодарил.
Две ученицы остались после занятий, они хотели получить подробный разбор своих неоконченных работ, а Егор спешил. Ему предстояло собрать все мольберты, кисти, краски, привести класс в порядок и ехать в «Роки». У Вики сегодня последний рабочий день в баре.
Она уже считала часы до окончания смены. Зал был полон наполовину. У стойки, как всегда, сидел Валя. Они оба знали, что в этот вечер она в последний раз делает для него в «Роки» американо. Было немного грустно и немного весело. Завтра выходной, который Вика попросила из-за аукциона в галерее, а послезавтра – новое место. И аукцион, и ожидающий бар-караоке давали четкое ощущение перемен. До конца смены оставалось еще три часа. Через пару-тройку месяцев Вика будет ностальгировать «о славных временах». Так всегда бывает. Вика делала американо для Вали и ждала Егора. Он уже должен скоро подъехать. Быстро она привыкла к его постоянному вечернему присутствию в баре и совместному пути домой. К хорошему в принципе быстро привыкаешь, а Егор – вообще самый лучший.
Кофе был готов, Вика повернулась и увидела перед собой Рода. Их разделяла только стойка. От неожиданности она замерла на секунду, а потом поставила чашку перед заметно напрягшимся Валей.
Вика сделала шаг назад. На всякий случай. В голове зашумело. Спокойно! Но страх, давно забытый и глубоко запрятанный страх снова дал о себе знать.
Спо-кой-но… я уже не та испуганная девочка… у меня все хорошо… Род ничего не сможет сделать. Ни-че-го…
Вика заставила себя стоять на месте.
– Ах ты, сука, – хрипло проговорил Род.
– Эй, парень, полегче, – прервал Валя гостя и начал оглядываться в поисках охраны.
Кто его сюда пропустил?
Род выглядел еще хуже, чем в последнюю встречу. Совсем облезлый и совсем больной. Ничего не осталось от вчерашней звезды.
– Из-за тебя, из-за той шумихи у меня сорвались концерты! Все! Из-за тебя! – он начал кричать и в конце перешел на визг, а потом захотел запрыгнуть на стойку, но не дали.
Вика отскочила назад, а Род скатился на пол, удерживаемый Валей и Егором.
– Все хорошо, принцесса? – посмотрел он на Вику.
– Да, – ответила она пересохшими губами.
– Пустите меня, сволочи! – раздавалось на полу.