Как и договорились, Чирков начал без предисловий.
- Дешин, я допрашивал вас уже четыре раза. Поэтому опустим формальности. Уточним детали.
- Слушаю вас, гражданин следователь, - с готовностью ответил Дешин.
- Вот и отлично. Припомните, в какое время, где и куда майор Сизов просил вас его подбросить?
Нет. Дешин не вздрогнул. Он только оторопело посмотрел на Чиркова. Насупился. Глуховато ответил:
- Я не показывал это на следствии.
- Знаю… Поэтому спрашиваю.
- Если знаете, нечего и спрашивать.
- Дешин, полное и самое откровенное признание - ваш единственный шанс спасти жизнь. Я вас не обманываю, Дешин. Дело может быть пересмотрено лишь в том случае, если вскроются какие-то новые, особые обстоятельства. В ваших интересах говорить только Правду.
- Я и говорю правду.
- Не всю.
- Меня помилуют? - с надеждой спросил Дешин, глаза забегали, казалось, из них вот-вот брызнут слезы.
- Возможно, - голос невидимого Каирова, прозвучавший из глубины кабинета, казалось, напугал Дешина. Он внезапно сник, расслабился.
Чирков покачал головой:
- Будете молчать?
- Нет… Я скажу, - вяло ответил Дешин. - Майора Сизова встретил после обеда, когда вышел из солдатской столовой. Сизов спросил, как у меня сегодня со временем.
Я сказал, что вечером отправляюсь в рейс. Он сказал: «Выбирайся раньше, подкинешь меня в Перевальный».
- Вас не удивила эта просьба?
- Нет. Я уже раза два или три возил майора туда.
- Для какой цели?
- У начальства не спрашивают.
- А все же? Он поручал вам перевезти груз или пассажиров?
- Нет. Он ездил один. Там госпиталь… Понимаете, гражданин начальник? - Дешин развел руками. И жалкое подобие улыбки появилось на его лице.
- Объясните, - сухо потребовал Чирков.
- Молоденькие медицинские сестры. Там даже я с одной познакомился. А майору и бог велел иметь среди них зазнобу.
- Кто она?
- Не могу ответить.
- А женщина, с которой встречались вы?
- Женщина? - удивился Дешин. Возразил печально: - Она еще почти девчонка.
- Фамилия?
- Не спрашивал. Аленкой ее зовут. Там все знают.
- Дальше? - поторопил Чирков. Если бы Дешин мог хорошо видеть лицо следователя, он бы легко понял, что капитан недоволен его вялыми, неопределенными ответами.
- Вечером, значит, я поехал. Затормозил у госбанка. Там ко мне в кабину сел майор Сизов. На третьем километре велел остановиться, друга, значит, забрать нужно было.
- Друг не ожидал майора у трансформаторной будки?
- Не… Он был в общежитии рыбзавода. Майор вылез. А мне фляжку с водкой оставил. Я в тупичок съехал, чтобы автоинспекцию не раздражать. Там и приложился к фляжке…
- Вас не удивило, что майор дал вам водку?
- Нет. Он всегда что-нибудь давал. Водки ли, папирос…
- А когда же вы задавили майора?
- Сам не пойму. Выпил. Вздремнул маленько… Когда пришел в себя, майор был готов.
- Почему вы скрыли это обстоятельство на следствии? - спросил Чирков.
- Я боялся… За нетрезвый вид получить больше.
- Получили под завязку… - подал голос Каиров. - А скажите, куда вы девали фляжку?
- Кажется, она осталась в кабине.
Ответ не удовлетворил Каирова:
- А если точнее…
- Я не брал ее.
- Выходит, она исчезла.
- Я не брал ее, - повторил Дешин.
- Вспомните, когда вы очнулись, фляжку видели?
- Не обратил внимания.
- Жаль. Это единственное вещественное доказательство, которое могло подтвердить правдивость ваших слов. Но его нет.
- Может, фляжку взял милиционер, - сказал Дешин.
- Не думаю, - ответил Каиров. - Но мы уточним.
ГОСПИТАЛЬ В ПЕРЕВАЛЬНОМ
В тот день хорошо светило солнце. И молодые листья, желтые и клейкие, смотрели в небо, как в зеркало. Густо пахло землей и терпкой зеленью, а когда шоссе выходило к морю и оно веером разворачивалось перед машиной, воздух свежел, словно распахивалась форточка, и можно было угадать, как пахнут водоросли, ракушки, галька.
Они ехали вдвоем. Машину вел Чирков. Каиров сидел рядом. Щурясь от яркого солнца, глядел на дорогу, обсаженную выкрашенными в цвет земли столбиками, за которой, опускаясь вдаль, светлела лощина. Разбросанные по лощине домики и заборы вокруг них казались Каирову игрушечными.
Обогнали полуторку, заполненную какими-то ящиками. Вышли на крутой подъем, оплетавший безлесную гору, чуть прикрытую мелким кустарником.
Чирков, у которого сегодня не чувствовалось холодности во взгляде и настроение было под стать погоде, рассуждал:
- Если фляжка существовала в действительности, значит, ее кто-то взял. Получается, что был третий. Кто? А если это друг Сизова…
- Нужно уточнить, были ли в тот вечер гости в женском общежитии. Возьмите это на себя.
- Слушаюсь, - кивнул Чирков.
- А про фляжку… Я, например, не вижу причин, ради которых Дешину следовало придумать эту историю.
- Я тоже… Тем более он говорил про фляжку там, еще в камере, когда вы пришли к нему сантехником.
- Он узнал меня сегодня ночью? - спросил Каиров.
- Не думаю.
- Да. Запутанная история… Кстати, вам не кажется, капитан, что «дело шофера Дешина» звучит уголовно и не выражает сути. Наступила пора дать операции кодовое название.
- Согласен. Так удобнее. Неизвестно, что мы еще здесь раскопаем.
- Будду.
- Как вы сказали? - не понял Чирков.
Каиров опустил стекло. Быстрый ветер прошмыгнул между сиденьями, потом вернулся еще и еще…
- Предлагаю назвать операцию «Будда». Вам понятно, почему?
- Нет, - сознался Чирков.
- Я потом объясню…
- Дело не во мне. Такое название не понравится начальству.
- Начальство знает мои вкусы. Оно просило меня только не кодировать операции названиями цветов. Представляете - операция «Азалия». Красиво?
- Вполне.
- Когда-нибудь видели ее?
- Нет.
- О! Это роскошные густо сидящие цветы с маленькими, узкими листьями.
- У меня такое впечатление, что вы знаете все на свете.
- Контрразведчик должен обладать именно такими знаниями. К сожалению, в мире есть много вещей, о которых я не имею понятия.
В госпитале медсестру Аленку все считали похожей на мальчишку. И виной тому были не только волосы, подстриженные очень коротко, но и задиристые глаза, и походка, как у мальчишки-подростка, и манера говорить, отчаянно жестикулируя. Если учесть, что с лица она была миленькая, да еще светловолосая, всегда носила чистенький халат и белоснежную косынку, характер имела отзывчивый, то нетрудно догадаться, - она Слыла всеобщей любимицей. И никто не знал и, может быть, даже не подозревал, что Аленке вовсе не нравилось, когда в госпитале ее называют Ленька и добавляют при этом «свой парень». Она все-таки была девчонкой. Самой обыкновенной девчонкой…
Месяца два назад промозглым февральским днем, Когда широкие тучи шли низко, чуть ли не касаясь крыши госпиталя, и колкий дождь хлестался, точно кнут, Аленка познакомилась с шофером Николаем. Он привез какого-то майора и сидел в кабине машины. Аленка бежала через круглый асфальтированный двор в особняк, двухэтажный, с толстыми мрачными колоннами у входа, где жил весь медицинский персонал госпиталя. Николай открыл дверцу, крикнул:
- Девушка, притормози!
Она остановилась. А он сказал:
- Угости чайком, милая. Промерз как сатана.
- Беги за мной, - ответила она.
И он побежал.
Раскрасневшаяся и веселая, она напоила его чаем с крепкой заваркой и кусковым сахаром. Он пил с удовольствием. Дул на край металлической кружки. И рассказывал смешные анекдоты, многие из которых Аленка слышала раньше. Но она все равно смеялась. Ей было весело с ним. И она чувствовала, что нравится ему…
Николай приезжал еще три раза, все с тем же майором. Но дважды Аленка, как назло, дежурила. А в последний раз майор пробыл в госпитале лишь несколько минут.
Прощаясь, Николай обещал заскочить в скором времени. Но обещания не выполнил…
…Койка Аленки стояла у окна. В комнате с высокими, окрашенными в салатный цвет панелями было свежо и чисто. Широкий шкаф, поставленный к стене торцом, загораживал вход, образуя перед дверью маленький тамбур, прикрытый узенькой цветастой занавеской. Комната на троих. В центре - стол. На нем темная бордовая цветочница с молодыми веточками распустившегося граба.
Сдернув покрывало, Аленка присела на кровать. Высоко подняв руки, стянула блузку. Тут же услышала, как дверь без стука отворилась. Аленка испуганно спросила:
- Кто там?
Колыхнулась портьера. Девушка в белом халате, лицом непривлекательная, остановилась у стола, покосилась на цветочник, потом сказала:
- К начальству госпиталя тебя вызывают, Алена.
- Спать хочу.
- С ночи?
- В шестой палате перед утром моряк скончался. При сознании умирал. Все пальцы мои рассматривал. И твердил, что они музыкальные, что мне нужно играть на виолончели. А я этот инструмент и не знаю. Ты когда-нибудь видела виолончель?
- Много раз, - уверенно ответила девушка. - Она на саксофон похожа. Только труба длиннее.
- А я почему-то думала, на гитару. Он так хорошо про пальцы говорил.
- Нет. На саксофон… Одевайся.
- У меня нет сил подняться с кровати, - призналась Аленка.
- Я скажу, что тебя не нашла.
- Все равно не отвяжутся.
В кабинете начальника госпиталя Аленка увидела только двух офицеров.
- Извините, мне нужен начальник, - сказала она. И хотела выйти.
- Не торопитесь, прекрасная девушка, - сказал немолодой тучный полковник. - Вас зовут Аленка?
- Да.
- Вот и отлично. Мы вас ждем. Проходите, пожалуйста, Аленка. Садитесь… Я полковник Каиров. А это капитан Чирков.
Капитан был намного моложе полковника и, как показалось Аленке, серьезнее. За все это время он даже не шевельнулся и только смотрел на Аленку пристально, точно просвечивал рентгеном. Растерянность, коснувшаяся было Аленки, сменилась любопытством. Девушка неторопливо прошла в глубь кабинета. И опустилась в низкое неуклюжее кресло, покрытое мятым холщовым чехлом.