Отец Анны ради дочери извлекал растения из их родной почвы. Для заполнения ее сада разграблению подверглись огромные территории. Часть растений прибыла с их исконными именами, от которых теперь отказались. Анна переименовывала их по своей прихоти. «Тигриная лилия, змеиный хвост, львиная грива, драконий глаз» – зверинец с остриженными колючками и безопасно закопанными корнями. Этот сад называют шедевром те, кто не видит растений, не прижившихся в нем.
На прошлой неделе землю звонко прорезали бутоны. На этой неделе они увядают. Люси и Чарльз мнут лепестки подошвами, направляясь к центру сада. Растения растут настолько густо, что не пропускают ни малейшего звука.
– Ты ведешь себя глупо, – говорит Люси. – И потом, ты ведь так не думаешь.
Тут есть пространство, чтобы сделать шаг назад, посмотреть на Чарльза и решить, как лучше всего с ним поступить.
От выпивки его лицо опухло, щеки лоснятся, в нем все больше проглядывает избалованный ребенок, который преследует Люси, как новую игрушку, которую выкинет на следующий день. Когда он женится и ляжет в кровать Анны, его неугомонность сойдет на нет. Непременно. А пока он жених Анны, когда она на него смотрит, и головная боль для Люси, когда Анна отворачивается.
– Не учи меня. – Чарльз недоволен.
Иногда Люси удается осадить его или поставить на место точной колкостью. Сегодня на его лице раздражение. Он не успокоится, пока не получит чего-нибудь от нее – благосклонности, комплимента, мелькнувшую из-под подола платья щиколотку. Проще проявить благосклонность, чем смотреть, как он дуется целыми днями, с лицом, похожим на грозовую тучу, и опасаться вспышки. И потому – поскольку он будет хранить ее тайну так же, как она его, – она говорит ему правду.
– Мы родились от одних родителей.
– Значит, ты признаешь, что лгала про него. – Чарльз с видом победителя ударяет кулаком по своей ладони. – Я подозревал, что у тебя что-то на уме.
Люси вздыхает.
– Ты был прав, Чарльз.
– Значит, мы с тобой можем оставаться друзьями?
– Можем.
– Тогда поцелуй меня.
Люси мимолетно клюет его в подставленную щеку. Он закидывает голову, его рот ищет ее губы, но она была готова к этому. Она отошла и теперь вне пределов досягаемости.
– Ничего такого. – В ответ на его угрюмость она прибегает к уловкам, пытается выйти на более освещенное место. – Держи себя в руках. И не таскай больше Анну по игорным притонам.
Чарльз вцепляется в куст в центре сада. Высокое растение с мясистыми пятипалыми листьями. «Дражайшая мамочка» – так Анна назвала свое самое обожаемое и самое влаголюбивое растение. Она сама ухаживает за ним, хотя у нее целая армия садовников. Люси ушам своим не поверила, когда услышала, как Анна произносит этим листикам нежные словечки. Только такая богатая девица может расточать свою любовь на растение, которое за неделю выпивает столько, сколько не выпивает целая семья в засушливый сезон. И только столь богатый человек, как Чарльз, может рвать такое растение в клочья, как бумажный лист.
– Я расплачивался по старому долгу, – натянуто говорит Чарльз. – Я хотел пойти один, но ты знаешь, какой бывает Анна. Я сказал ей, что выполняю поручение друга. Надеюсь, ты скажешь то же самое, если она спросит.
– Конечно, я для вас двоих хочу только всего наилучшего. – Следующие слова застревают в ее горле, но Люси выталкивает их. – С нетерпением жду вашей свадьбы.
Она полагала, что лесть успокоит его, но Чарльз со злобой, которая останавливает ее, говорит:
– Только не делай вид, будто тебя заботят мои чувства теперь. Мы видели, как вы двое держались за руки. Скажи мне правду. Уж это-то ты должна для меня сделать.
В саду с его тесно посаженными растениями высокая влажность, и хрипотца в голосе Чарльза становится заметнее. Люси пытается отвергнуть его домогательства смехом.
– Я не считаю, что я тебе что-то должна.
Он хватает ее. Не шаловливым своим прикосновением, которое испаряется под взглядом Анны. Пальцы Чарльза погружаются в плоть ее руки, на ее коже появляются пятна.
– Не будь такой скромницей. Разве я тебе не присылал подарочки? Разве я не был с тобой ласков? Ты жеманничала, а теперь? Почему он? Почему не я? – Голос Чарльза становится похожим на детский писк. Он прижимается лицом к груди Люси. Говорит со стоном. – Я никогда не встречал такой девушки, как ты. Прошу тебя, Люсинда, ты не представляешь, как ты меня мучаешь.
Но она представляет. Она слышала подобные слова от мужчин, и им неизменно предшествовали или за ними следовали другие: «Откуда ты родом?» Их произносили с удивлением или с яростью, различие было для нее несущественным. Она разводит его пальцы, в последнюю очередь отталкивает его лицо. Позволяет Чарльзу задержаться. Ей это неприятно, но какой-то ее малой части – нравится. У нее нет ничего, кроме того, что она делает с ним, и это она ни за что не отдаст. У Анны есть все остальное.
– Ты ему безразлична, – кричит Чарльз вслед Люси. Она не останавливается. – Он использует тебя, только чтобы заполучить ее. Как и все остальные, все эти твои портные, пекари и всякие прилипалы – они обращают на тебя внимание только благодаря Анне.
В ней, в самых ее глубинах, если проникнуть туда через все наносное, таится стальнозубая зависть.
Люси поворачивается. Отчаяние, стыд охватывают ее, и она не скрывает этого. Она опускает глаза, чтобы Чарльз не видел их прищура.
– Ты прав, Чарльз. Как же я не замечала этого раньше?
Люси в одиночестве возвращается в особняк. Она излучает обиду, острую обиду, она нажимает на свою руку в том месте, где ее схватил Чарльз. Как-то раз дверь шахты ударила ее по этому самому месту. Теперь она щиплет кожу, чтобы та покраснела. Впервые с того дня, когда появился отец Анны и выставил Люси за дверь, она видит, как будущее снова открывается перед ней.
Возможности.
Чарльз, самоуверенный, может представить себе только жалкую Люси, ревнивую Люси, устрашенную Люси, которая выставляет «этого Сэма» за дверь, нашептав в ухо Анны некую историю.
А вот что видит Люси.
Анна выставляет Чарльза за дверь, когда Люси предъявит ей свою руку в доказательство его покушения на нее. Чарльз повержен, он потерял опору – Чарльз выброшен на свалку. Люси, испытывая угрызения совести, видит отчаяние Анны. Которое продолжается некоторое время. Вскоре Анна поднимет голову, услышав шутку Люси. Анна будет смеяться своим переливчатым смехом. Анна и Люси сядут в поезд и уедут далеко-далеко отсюда. И спустя немалое время, после того как уйдут Чарльз и Сэм, у Анны и Люси будет собственное приключение. И пусть прирученная земля вдоль железнодорожного полотна мягче, пусть красота ее теперь без когтей и поэтому не опасна – их это вполне устроит.
Как это ни странно, но дверь в гостиную закрыта. Люси распахивает ее.
Два тела сплелись у стены. Анна хнычет словно от боли, в ее правой руке все еще череп ящерицы. Сэм держит ее другую руку так, как Чарльз недавно держал руку Люси. Алая краска разливается по груди Анны, по горлу – вплоть до самых губ под губами Сэм.
Люси охает.
Два тела разъединяются, череп падает. Череп остается целым, пока Анна не делает шаг назад, не подозревая о том, чтó лежит на полу, она наступает на него, отчего череп рассыпается в порошок. Сэм не краснеет. Сэм усмехается.
Слива
Анна всегда принимала Люси за что-то сладкое. «Сладость моя», «услада», «сладкий горошек». На прошлой неделе Анна подарила Люси ящик с ее первым в этом году урожаем сливы. При виде этих плодов, таких зрелых, что кожица на них трескалась, Люси почувствовала приступ тошноты.
Цвет синяка.
Она отвергла подарок, и тогда Анна вспомнила историю, которую рассказала ей Люси, о том, как собирала сливы в детстве. Но то была история Сэм, и любовь к сладостям тоже была у Сэм. Слишком поздно было в тот день объяснять, что Люси любила этот плод в сушеном и соленом виде. Она с трудом заставила себя пару раз куснуть приторный фрукт.
Люси держит Анну за волосы и вспоминает тошнотворные сливы, которыми ее вырвало. Анна опорожняет свой желудок в хрустальную вазу. Сэм ушла, отправлена в сад с Чарльзом.
– Шшш, – говорит Люси.
– Ты, наверно, думаешь, какая я ужасная, – рыдает Анна и поворачивает голову, чтобы ее погладили. – Извини.
– Это не твоя вина. Это все Сэм.
С Сэм она еще разберется.
Рыдания Анны смолкают, потом возобновляются с новой силой.
– Не знаю, что на меня нашло. Не нужно мне было пить столько виски. Все дело в том… все дело… Люсинда? Тебе никогда не хочется быть кем-то другим?
Руки Люси замирают. Металлические зубы грызут ее сердце. Она продолжает гладить волосы Анны.
– Нет, – говорит она.
– Мне иногда хочется быть тобой.
Люси прикусывает язык. Ощущает вкус соли.
– Я бы отдала половину своего состояния, чтобы уехать без папы, чтобы он не следил, не подглядывал за мной. Вот ты – можешь поехать куда хочешь, и никто и слова не скажет. Хоть завтра можешь уехать из города с Сэмом, если есть желание. Счастливая.
Если бы Сэм уезжала не одна. Если бы Люси не знала, что Сэм ей откажет. Она думает, не сказать ли ей об этом, но зависть, которую разбудил в ней Чарльз в саду, не отпускает ее. Люси говорит.
– Давай тогда поменяемся. Я останусь в твоих комнатах, а ты можешь бежать.
Анна слабо улыбается. Сморкается.
– Твои шутки так меня утешают. Я знаю – я говорю глупости. Наверняка это такие предсвадебные треволнения. А где, кстати, Чарльз?
– Я должна тебе кое-что сказать, – говорит Люси.
Она говорит. Об игорном притоне три года назад, о руках Чарльза и его предложениях. Она показывает отметину на своей руке. Она говорит тихо и скрывает некоторые факты – вроде того, что Чарльз поцеловал ее, застав врасплох, и она несколько мгновений отвечала ему, не смогла преодолеть желания. Она не хочет ранить подругу. Может быть, только немного поцарапать. Может быть, выпить немного крови, чтобы получить доказательство: в венах Анны есть не только золото.