распускается.
– Они делают фонари из бумаги, а не из стекла. Поэтому свет на улицах всегда красноватый. Они сплетают волосы в длинные косички, даже мужчины. У них и бизоны есть, только их бизоны помельче, посмирнее и привычны к перевозке воды. У них и тигры есть. Такие же, как наши.
Когда Сэм говорит, она становится звонкой, мелодичной. Под пятилетним слоем мужественной грубоватости слышится ребенок.
– Почему ты скрываешь его? – говорит Люси.
Сэм кашляет. Тянет свою бандану. Говорит снова низким и хриплым голосом:
– Вот мой настоящий голос. Иначе мужчины не воспринимают меня серьезно.
– Ах, как жалко. Ты не должна была прятать себя – не все же мужчины такие, есть и хорошие…
– Хороших нет.
– А те мужчины, с которыми ты путешествовала? Ковбои, или искатели приключений, или житель гор, которого мы встретили?
– И не он. После того как узнал.
– Что?
– Он всего лишь делал то, что хотел сделать с тобой Чарльз. – Сэм пожимает плечами. – То, что мужчины делают с девушками. Больше я такой ошибки не совершу.
Люси помнит голод этого жителя гор. Его пронзительный взгляд, ощупывающий ее тело. Она прикасается к плечу Сэм. Но те окна, которые открылись, когда Сэм говорила о новой земле, уже захлопнулись. По телу Сэм проходит едва заметная дрожь, и Сэм пытается скрыть ее, вскакивая, чтобы убрать то, что осталось после завтрака.
– Это уже не имеет никакого значения, – говорит Сэм, со звоном ставя кастрюльку на камень. – Мы уезжаем далеко. Я все эти годы искала возможности обосноваться где-нибудь на территориях, и ни одно место меня не устроило. Не сразу я поняла почему. Я готова поселиться на земле, которая будет моей. Не там, где нам придется оглядываться через плечо, не на украденной земле, а на земле, которая не принадлежит ни бизонам, ни индейцам, которая не выпотрошена. Теперь мы поедем туда, где никто не станет оспаривать наше право покупать ее.
Сэм расстегивает несколько верхних пуговиц на своей красной рубашке. Ее узкая грудь перебинтована. Одним движением она достает кошелек. Вытряхивает из него содержимое.
Тайна Сэм, как и все их семейные тайны, – золото.
Здесь есть крупинки вроде той, которой Сэм расплатилась в Суитуотере. Два самородка размером с тот, что Люси нашла много лет назад. У Сэм более чем достаточно на два билета. Для большинства людей столько золота было бы огромной удачей. Люси отшатывается. Уж она-то знает, как оно на самом деле.
– Где ты это взяла, Сэм?
– Я тебе сказала: заработала.
Но они работали половину своей жизни. Их тела до сих пор носят отметины той работы. Мозоли, голубые угольные пятна. Боль. Вот, что они заработали за свои полжизни.
– Сэм, я знаю, мы договорились, никаких вопросов, но это… я должна знать.
Сэм отворачивается. Нет, не отворачивается – Сэм вздрагивает. Словно от удара. Дрожь, которая началась при упоминании жителя гор, не стихла. Несмотря на одежду, Сэм в этот момент больше, чем всегда, похожа на ма, эта грусть, скрытая под силой, подобна подземному потоку невидимой реки. Разве Люси своими вопросами и без того уже не принесла ей достаточно боли? Она прикусывает язык. Посмотреть на Сэм сейчас – Люси, при всем внушительном росте сестры, видит в ней одни уязвимости. Бандана, которая скрывает мягкое горло. Штаны с потайным карманом, рубашка, застегнутая на все пуговицы, невзирая на жару. Какой уязвимой кажется Сэм под своей одеждой!
И потому Люси решает замолчать. Когда они выходят в путь, руки Сэм больше не дрожат. Этот вопрос остается в прошлом, как и две другие могилы. Да и какая в сущности будет разница, когда эта земля останется далеко позади вместе с историей о том, как они покинули ее?
Золото
Запад в последний раз. Те же горы, тот же переход.
А потом холмы, холмы.
Они повторяют свой маршрут, только в обратном направлении. Перспективные участки, угольные шахты. Всё то же и всё другое, как и они – те же, но изменившиеся.
Старые старательские раскопки как язвы среди травы. Люси и Сэм перемещаются быстрее, чем в прошлый раз. Может быть, объясняется это тем, что они оставили позади, может быть, тем, что ноги у них стали длиннее. Может быть, потому что они спешат к месту своего назначения. Что делает дом домом? Кости, трава, небо, выгоревшее добела по краям от жары, – все это знакомо и в то же время нет, словно, пролистывая старую книгу, когда-то прочтенную, они обнаруживают, что страницы поменялись местами, цвета расплавлены солнцем и временем, сюжет запомнился неверно. И оттого рассвет каждым утром знаком и одновременно удивителен: дымящая шахта, городок размером с перекресток, двое мальчишек, слоняющихся без дела, белая кость, еще городок – в затвердевшей поверхности пепла следы тигриных лап, еще один перекресток с двумя девочками – одна высокая, другая поменьше ростом, задушенный ручеек, еще перекресток, курган в поющей траве, в котором, возможно, что-то захоронено, шахта, вокруг на разрытой земле выросли дикие цветы, еще один перекресток, еще один салун, еще одно утро, еще одна ночь, еще одна высокая луна, пот жжет их прищуренные глаза, еще один перекресток, новые сумерки с ветром, который шепчет что-то над неприметным курганом в плачущей траве, возможно, скрывающей что-то, еще один перекресток, еще один перекресток, еще один перекресток, золото, трава, трава, трава, золото, трава, золото…
Может быть, они передвигаются быстрее благодаря двум лошадям, которых крадет Сэм. Одну они называют Сестра, другую – Брат. Сэм заходит в факторию, потом покидает ее. Они проехали полдня, прежде чем Люси понимает: бумажник Сэм весит столько же, сколько и прежде.
– Они наши, – откликается Сэм на ветру. – Мы заплатили, сколько требовалось.
Из Люси изливается поток ругательств. Трава поглощает их, согласно кивая. Она знает, что имеет в виду Сэм. Они никому ничего не должны. Как они могут выйти за рамки закона еще дальше? Этот закон – вещь предательская, все время пытается вонзить в них клыки. Лучше устанавливать собственные правила, как это всегда делает Сэм. В любом случае они уезжают.
Золото трава золото трава золото трава золото трава золото
Может быть, они перемещаются быстрее, потому что бегут от преследователей. На горизонте колеблется сухой жар, словно пытается оторваться от земли. Солнце ослепляет ее, подстриженные волосы щекочут щеки – Люси видит какие-то формы, не все они реальные. Краем глаза: фургон? Машет какая-то фигура? Темный силуэт? Приглядишься – впереди никого нет. Сэм держит руку на револьвере и прищуривается, оглядываясь – нет ли там коллекторов. Два раза они встречают индейцев, и Сэм спешивается, чтобы поговорить с ними, узнаёт, что они, изгнанные со своих мест, тоже отправились на поиски. Люси делает то, что ма никогда бы не сделала, она безропотно приветствует их, по примеру Сэм, разделяет их жалкую пищу. Их руки, которыми они залезают в котелок, грязные, да, грубые, да… но, если поначалу Люси передергивает, очень скоро она видит, что и ее руки не многим чище. В их усталых лицах знакомое измождение и надежда. Она ест.
Случается, когда они с Сэм вдвоем, она слышит крики детей, играющих на ветру. Что делает призрак призраком? Может ли человек преследовать сам себя?
Золото трава золото трава золото трава золото трава
Может быть, они перемещаются быстрее благодаря историям, которые Сэм рассказывает у костра. Они уже больше не благополучные – истории о приключениях Сэм каждый вечер сбрасывают с себя шелуху, наносное. Сэм рассказывает о Южной пустыне, где укус ящерицы-дракона нагнаивается, пока укушенный не становится черным, как труп недельной давности. Она рассказывает, как был разграблен древний индейский город, обнаруженный ими, как люди разбивали горшки и мочились в могилы, но в одной из трещин в скалах Сэм нашла белые цветы, которые расцветали по ночам и будили лагерь своим запахом. О том, как на севере вдруг мороз набрасывается на скот и замораживает полстада на том месте, где оно стояло, и в этом ослепляющем снегу кто-то сходил с ума и бросался бежать совершенно голый, а кто-то приобретал прекрасные формы, замерзнув в сугробах, а кто-то называл Сэм – узкоглазый. Реже Сэм рассказывает о своей работе на богатеев – тогда-то Сэм и научилась новым методам поиска золота с помощью оружия, которое разносит холмы в прах, и подружилась с черными, коричневыми и краснокожими мужчинами и женщинами, узнала названия их племен и земель. Но, когда Сэм рассказывает эти истории про золото, ее лицо мрачнеет, ее взгляд мечется, словно в страхе перед взрывом динамита, и наконец голос Сэм смолкает и Сэм прихлебывает виски.
Золото трава золото трава золото трава золото
Может быть, они перемещаются быстрее, потому что их сходство больше, чем помнится Люси. Те же – и изменившиеся. В тот день, когда у Люси порвалась юбка, Сэм достала иголку быстрее, чем револьвер. Люси в восторге от портновских талантов Сэм – бандана теперь надежно держится на шее, а пуговицы на юбке не расстегиваются. Сэм внимательно относится к одежде, хотя у нее неприязнь к юбкам, она словно каждой протяжкой нитки говорит: «Отношение к тебе людей определяется тем, что они видят». Люси тем временем осваивает охотничьи навыки. Она в отсутствие посторонних глаз без малейшего стыда задирает сорочку и гоняется за кроликами, белками, куропатками. Несколько раз она надевает вторую пару штанов Сэм. Если бегать с достаточной скоростью, то можно избавиться от лишнего веса, как она делала это когда-то, плавая в реке. Они ловят столько дичи, что едят только хорошее красное мясо, а жир оставляют шакалам. За их спинами слышится благодарный вой.
Они обе неторопливо разговаривают о той жизни, которая будет у них за океаном. Они выкладывают свои мечты на стол сначала осторожно, испуганные, как игроки в покер, выкладывающие свои карты в конце долгой игры. Люси хочет оставаться на их земле и говорить только с ветром и травой. Сэм хочет отправиться на переполненные улицы, пробовать рыбу, торговаться на рынке. «Ты не устала оттого, что все на тебя пялятся? – Но там не будут пялиться, там будут только смотреть. Они будут видеть меня».