нашим.
«Эта земля принадлежит и тебе, девочка Люси. Не позволь им убедить тебя в обратном».
Сэм перекатывается через голову по пристани, чтобы преодолеть приступ смеха – глупенькая, какой всегда и была девочка Сэм.
– Мертвы, как бизоны!
Сколько ни торгуйся, сколько ни планируй, сколько ни собери умников – то золото не вернуть. И все же они должны попытаться.
– Мы попросим у него время, – говорит Люси. – Мы…
Смех прекращается.
– Двух других они убили. Моих друзей. И они убили Нелли. Пристрелили ее подо мной, когда я поскакала от них. – Голос Сэм трескается, когда она называет кличку кобылы. – Это не игра. Не веди себя как ребенок. Они меня убьют, но я думаю, тебя – отпустят, если ты не будешь поднимать шума.
– Если ты знала… – Люси давится этим вопросом. – Если ты знала, что они такие опасные, то зачем так рисковала, зачем отправилась в Суитуотер? Ты могла бы сесть на корабль несколько недель назад. Одна.
Упрямица – вот кто Сэм. Она не ответит. Только смотрит на Люси говорящим взглядом. Вопрос, который задала Сэм в Суитуотере, заполняет молчание между ними. «Тебе никогда не бывает одиноко?» Люси все время называла Сэм эгоисткой. А оказывается, что Люси не видела дальше своего носа – сама она такого вопроса не задала.
За игрой она научилась одному – когда скидывать карты. Она опускает другие вопросы. Она могла бы спросить, почему Сэм не пожелала разделить это бремя с ней, почему Сэм не сказала ей, когда был такой шанс. Откуда у Сэм такая гордыня. Такое упрямство. Все это такая же часть Сэм, как ее бандана и ботинки, Сэм, которая живет по другим, несгибаемым правилам, Сэм, которая может заполучить состояние и выбросить его в океан. Люси скидывает свой гнев и свой страх. Остается старое чувство усталости, будто она дошла до конца длинной тропы и оказалась перед грязным домом.
И вдруг он всплывает – вопрос, который не имеет никакого значения.
– Почему ванна?
Сэм пожимает плечами. Люси с силой дергает бандану. Она соскальзывает с шеи, обнажая кожу в два раза более светлую. Такую нежную. Это, как ничто другое, грозит слезами.
– Ты прежде ненавидела мыться. Скажи, почему ванна.
– Она смотрит на меня. Рената – так ее зовут. Они не смотрят на мужчин, которые покупают время в их кроватях. Ты знаешь это? Они их не целуют. И не смотрят на них по-настоящему. Но на меня она смотрит, когда купает меня. Она меня видит. По-настоящему.
Люси закрывает глаза и пытается увидеть.
Потом видит Сэм, сияющую.
Сэм семилетнюю, сияющую в платье и косичках.
Сэм одиннадцатилетнюю, сияющую, несмотря на грязь и неухоженность.
Сэм шестнадцатилетнюю, с этой ее убежденностью, этой взрослостью.
Она видит золото. Не то, что утопила Сэм, но другое. Эти холмы. Эти ручьи. Тоже сияющие, несмотря на их историю, стóящие больше, чем металл. Столько утрачено этим местом. Столько похищено. Но земля остается для них прекрасной, потому что она была и для них домом. Сэм, на свой собственный манер, пыталась устроить этой земле подобающие похороны.
Люси может согласиться со всем этим. Мертвые холмы, мертвые реки. Она бы застрелила последнего бизона выстрелом прямо в сердце, если бы это могло спасти Сэм.
Но Сэм не спасти.
Образ Сэм оставался незамутненным для Люси всю ее жизнь. Она не может увидеть этот мир без Сэм в нем.
Люси открывает глаза. Она повязывает заново бандану на шею Сэм. Снова пряча самое уязвимое ее место.
– Дай-ка я попробую поговорить с ним одна, – говорит Люси. – Я из нас двоих умная. Ты же помнишь? Могу придумать что-нибудь.
Золото
Она в одиночку торгуется с золотым тузом.
Поначалу они делают предложения явно неприемлемые для другой стороны.
Она предлагает оплатить долг на закате зоˊлотом, если он отпустит их, чтобы они собрали необходимое.
Он предлагает плащ из кожи Сэм.
Она предлагает вернуть долг вдвойне завтра утром.
Он предлагает фигурно переломать Сэм руки и ноги.
Она предлагает сыграть в карты прямо здесь и сейчас на утроение долга.
Он предлагает вырезать лживый язык Сэм и угостить им Люси.
Она предлагает свою преданность. Свой ум. Свои чистые руки.
Он предлагает обрубить руки Сэм и носить их, как ожерелье.
Она предлагает ему услуги дочери золотоискателя, знание этих холмов, на которых она родилась.
Он предлагает ей две могилы на этих холмах – могилы такой глубины, что никто никогда их не найдет.
После этого они сидят некоторое время молча. Понятное молчание, словно между старыми друзьями, обменивающимися историей, которую они слышали много раз. Она разглядывает свои руки, ноги, кожу, словно видит их в первый раз. «Всегда спрашивай «почему», – вспоминает она чьи-то слова. – Всегда узнавай, что именно им нужно от тебя».
Золотой туз немедленно принимает ее предложение. Он словно знал товар, который она выставит на продажу, еще до того, как его знала она. Элске сказала бы, что он увидел ее истинную цену.
И за небольшую цену, мелочь сверх существующего долга, Люси получает право лгать.
Она встречается с Сэм наедине в тени корабля. Через несколько минут наступит полдень. Через несколько минут корабль отправится в путь.
Она говорит Сэм, что они достигли соглашения. Она будет работать на этого золотого туза. Кем-то вроде секретаря – складывать и умножать, записывать истории. Год или два, максимум три – и она выплатит долг. После этого она сядет на ближайший корабль.
Подбородок Сэм взлетает вверх, упрямство в Сэм…
Есть только один способ.
Люси отступает через годы в детство и оттуда бьет Сэм по лицу. Чайки вскрикивают и поднимаются в жесткий ясный воздух. Тени их крыльев чернят щеки Сэм. Глаза Сэм. Когда чайки улетают, чернота остается. Люси училась у лучших. Как бить с разворота и как заносить руку. Как вкладывать в удар вес всего твоего тела, твоей здоровой ноги и твоей больной жизни, да, твоей жизни, отягощенной скорбью, столь же тяжелой, как золото в полупереваренной пище в желудке… как вложить это все в удар. Как после этого взреветь и сломать человека словами, заставить его почувствовать себя маленьким и глупым. «Ты думаешь, что умнее меня? Я – вот кто ему нужен. А тебе грош цена. Иди. Вали отсюда». Как потом погладить лицо. «Бао бэй».
И еще она узнаёт, что увидеть, как человек сжимается от твоего прикосновения, больнее, чем удар ладонью. И, глядя на Сэм, поднимающуюся на корабль, она спрашивает себя, будут ли когда-нибудь воспоминания Сэм о ней не омрачены этим ударом.
Элске смотрит в лицо Люси, когда ту через красную дверь вводит провожатый. Элске выслушивает его объяснения относительно платы. На этот раз Элске ни о чем не спрашивает Люси. Элске только прикасается.
Жесткое прикосновение. Рука Элске давит на кожу, чтобы ощутить форму костей под ней. Она собирает в горсть волосы Люси и тянет их, оттягивает губы Люси, обнажает зубы – она словно осматривает породистую лошадь. Элске бормочет что-то, вскидывает голову, дергает сломанный нос Люси. Она больше не добрый учитель – эту историю Элске поведала ей так убедительно, что Люси поверила.
«Подойдет, – говорит Элске провожатому. – Я, конечно, возьму свою долю. И нам придется подождать, пока ее волосы не отрастут».
Те три месяца, за которые волосы Люси дорастают до плеч, Элске переделывает ее. Элске выбирает зеленую ткань, чтобы придать желтоватой коже Люси оттенок слоновой кости, и юбку с высоким разрезом, чтобы подчеркнуть ее длинные ноги. Элске сверяется с книгами – не с голубой, читать которую она не умеет, а с книгами, написанными путешественниками на ее родном языке. На этом и на обрывках историй ма – Элске выуживает их из Люси – Элске пишет новую историю. О разливании чая и мелодичной речи, опущенных глазах и свежести, историю столь же не похожую на настоящую историю Люси, как золотая обманка не похожа на настоящее золото. Но это не имеет значения.
Один раз Люси напоминает Элске о ее первом предложении. Элске даже не затрудняет себя улыбкой. «То было прежде и между нами. Этот договор на других условиях».
И по истечении трех месяцев волосы связываются в пучок, и Люси становится в собственную рамку.
Она стоит у стены и думает обо всех тех дурацких спорах, что были у нее с Сэм, о сказках, с одной стороны, и учебниках истории – с другой. Это было в те времена, когда Люси по молодости считала, что существует лишь одна истина. Она произносит про себя слова извинения.
Она возвращает долг удивительно быстро. Это легко. Много лет назад вырыла она могилу, а теперь кидает туда всех Сэм и всех Люси, которые существовали прежде. Все свои мягкие, разлагающиеся части.
Она оставляет только те свои части, которые являются ее оружием.
Работа у нее легкая. Всех мужчин мучает одинаковая жажда. Она перестает быть собой, когда мужчина указывает на нее. Некоторые ищут жену, чтобы выслушала. Некоторые ищут дочь, чтобы наставлять ее. Некоторые ищут мать, чтобы положить голову ей на колени и уснуть под ее колыбельную. Некоторые ищут домашнего любимца, рабыню, статую, победительницу, охоту. Они смотрят и видят только то, что хотят.
Ей становится легче, когда она научается правильно смотреть на них. Их лица сливаются в те несколько лиц, что повторяются, как масти в карточной колоде. Некоторые из этих мужчин – Чарльзы, и их она поддразнивает и балует; некоторые – учителя Ли, и для них она изображает ученицу; некоторые – капитаны кораблей, и их нужно ублажать лестью; некоторые из них жители гор, которых нужно принимать такими, какие они есть; такие мужчины, и такие мужчины, и такие мужчины. Их желания так же предсказуемы, как рассказы у костра, она даже знает наперед каждое следующее слово, следующую потребность, следующее движение губ или руки, прежде чем это случится.
Ей становится легче после перелома носа. Она неправильно понимает одного мужчину, и кровь бежит по ее губам. Она не воет, как воет Элске. Она уже думает, как ей следовало бы подначить его, как ей следовало бы сделать шаг вперед, а не назад, какие слова произнести. В следующий раз она будет умнее, никто не может сказать, что она не учится.